Светлана - Артюхова Нина Михайловна (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Иногда кажется, что он очень изменился, а иногда — такой же мальчишка-школьник, как и раньше был. Странное дело... Профессия солдата — самая суровая профессия, но никакая другая не сохраняет в людях столько детского. Может быть, потому, что и о солдатах и о детях заботятся вышестоящие и вышестоящие распоряжаются их судьбой?
— О чем задумался, Костя?
Костя думает о ней. Сегодня днем, когда ходила на демонстрацию, Надя промокла и теперь надела старое пальто, которое носила еще в школе. Она кажется совсем девочкой, а ведь уже наполовину инженер...
Странно подумать, что Надя когда-то была выше его ростом. Ну да, в пятом классе... Он перерос ее только в шестом. Еще с тех времен у нее остался взгляд — чуточку сверху вниз. Поучающий взгляд отличницы. Но ведь это несправедливо теперь.
Да, Надя наполовину инженер, а он — недоучившийся школьник. Но пусть ей и во сне не доведется увидеть тысячную долю того, что пришлось увидеть и пережить ему за последние три года!
В толпе — движение. Чего-то добивается милиционер, заставляя Костю отойти от перил:
— Отойдите, товарищи, от края! В реку свалиться можете!
Косте становится смешно. «Вовочка» басит над ухом:
— Что, товарищ лейтенант, бережет вас московская милиция?
Кто-то из Надиных подруг говорит:
— Пойдемте по набережной походим.
Костя берет Надю под руку — нужно обойти машину с прожектором и другую, на которой стоит киноаппарат.
Надя спрашивает:
— Ты на меня обиделся?
— Я — на тебя?!
На беду, парень в пилотке — будь он неладен! — приставленный к прожектору, крутанул свое сияющее солнце вниз, пустив яркий луч света горизонтально.
Надя и Костя были пойманы ярким лучом, и Надины приятели «всей группой» могли видеть взгляд, которым Костя сопровождал свои слова.
Нет, в такой обстановке никакие интимные разговоры невозможны! Ладно, не даете, черти, поговорить, так хоть наглядеться дайте, не фыркайте и не хихикайте там, за спиной!
Хотя... почему бы им не веселиться, если весело? Сегодня неуместны переживания и серьезные мысли. Сегодня мы празднуем Победу и празднуем молодость!
Костя пробирается с Надей через толпу и дает громкие насмешливые советы парню у прожектора, кинооператорам на грузовике, которые умоляют толпу не толпиться и не мешать им работать.
Вышло удачно, Костина речь производит надлежащий эффект. Смеется Надя, заливаются Надины приятельницы «всей группой», ржет парень в пилотке, беззлобно отшучиваются кинооператоры с грузовика...
Хохот раскатывается в толпе, и даже милиционер не выдерживает — расплывается в улыбке.
— Расскажите еще что-нибудь, Костя!
— Хватит мне рассказывать, язык устал. Теперь ты мне что-нибудь расскажи.
— Что же мне-то рассказывать? Я только про наших ребят, вам неинтересно... Ох, Костя! Помните Славика Рогачева? Маленький, беленький такой...
Очень трудно рассказывать и одновременно есть мороженое прямо от целого куска, в особенности в такую жару — оно так быстро тает на солнце. Костя сделал ошибку: нужно было купить в стаканчике или эскимо.
Светлана и Костя сидели на скамейке бульвара, как раз напротив входа в кинотеатр. До начала сеанса оставалось пятнадцать минут; до поезда, на котором уезжал Костя, — три часа; билеты, дальний и ближние, — в кармане; киоск мороженщика — в двух шагах.
— Понимаете, Костя, к нам на Первое мая летчики приезжали. Очень было интересно. Сначала мы им все у нас показывали, а потом они с нами беседовали... А потом они стали спрашивать...
— Да ты доешь сначала, растает.
— Не растает!.. Они стали спрашивать ребят, кто кем будет, когда вырастет. Разное отвечали. У нас уже многие себе выбрали профессию. Но лучше всех сказал Славик Рогачев — помните, я вам показывала, его отец танкистом был. Его спросили: «А ты, малыш?» Славик помолчал и вдруг напористо, убежденно, как о самом своем заветном: «Я буду трижды Покрышкин!» Так он это здорово сказал, что даже никто не засмеялся. А они переглянулись и с уважением повторили: «Покрышкин! О!..»
Светлана покончила с мороженым.
— Хочешь еще?
Бесцельно было спрашивать — конечно, хотела.
— А мы не опоздаем?
— Не опоздаем... Вот. Времени как раз на одно эскимо.
Светлана сказала, развертывая серебряную бумажку:
— Спасибо, Котя. А вы, Котя, подросли с прошлого года.
— Что-о?
— Я говорю: вы подросли — были младшим, а теперь... — Она покосилась на его погоны.
— Нет, нет, как ты меня назвала?
— Я сказала: «Спасибо, Котя». Так вас ваша мама называет.
Эскимо не позволяло Косте выразить всю глубину своего негодования.
— Мало ли как меня может называть мама! Этот Котя был уже много лет тому назад ликвидирован. Мама, например, до сих пор мне иногда по инерции говорит «детка». — Костя бросил опустошенную палочку эскимо. — Пошли.
— Пойдемте, детка.
— Светлана!
— Что, детка?
На бульваре было довольно много народу, еще больше — около входа в кинотеатр.
— Вот в эту дверь, детка, — тут легче пройти.
Костя наклонился и проговорил грозным шепотом:
— Светлана, если ты еще раз назовешь меня деткой, я тебя отшлепаю здесь, в фойе, при всей публике!.. Или...
— Или что?
— Или перестану заходить к тебе, когда бываю в Москве!
— Отшлепать — можете, а перестать заходить — не имеете права.
— То есть почему не имею права?
— Потому что, кроме вас, ко мне никто не заходит.
Вот так всегда: царапает, царапает — и вдруг такое скажет обезоруживающее!
— Мне кажется, у тебя было порядочно гостей в тот день, когда я приехал, — заметил Костя.
— Так ведь это же не у меня лично, они к нам на праздник пришли... Костя, а вы теперь всё за границей будете, не скоро в Москву можете приехать?
— Должно быть, теперь не скоро.
— Костя, зачем же вы эти последние часы так зря тратите? Вы бы лучше...
Она замолчала.
Костя сказал:
— А мне все равно сейчас делать нечего. Через два часа надо быть у полковника, а наши приедут прямо на вокзал.
«Ага! — подумала Светлана. — Приедут все-таки «наши» на вокзал!»
Ее давно беспокоила Костина неторопливость, но спросить об этом прямо почему-то было невозможно.
