Зеленое окно - Тихомиров Олег Николаевич (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Просто мы с Глебом стояли возле шарыгинского грузовика, посматривали на Витькину фуражку, болтали о том о сем и поджидали других ребят.
Сегодня воскресенье. Сегодня не идти в школу. Это уже само по себе неплохо. А еще мы ждали этот день потому, что сегодня наш двор озеленяется. Мы едем в лес, выкапываем несколько деревьев и сажаем их во дворе.
Дело совсем немудреное, проще пареной репы. Но почему-то такая мысль никому в голову не приходила. Додумался до этого Виталькин отец Петр Сергеевич. Месяц тому назад было общее собрание жильцов. Вот там-то и выступил Петр Сергеевич и предложил озеленить двор. Комендант нашего дома сказал, что это очень правильно и даже похвально, но для озеленения нет средств. «Не предусмотрено», — пояснил он. Тогда, говорят, поднялся с места дядя Вася. Он сказал, что все можно сделать своими руками, была бы лишь машина, а желающие съездить в лес найдутся. «За бесплатно?» — усомнился комендант. И тут стали поднимать руки те, кто согласен был работать «за бесплатно». Даже старик поднял руку — Танин дед. «Ну что ж, — проговорил комендант, — народу, вижу, навалом. А машина? Может, и две понадобится…» Слово тогда попросил Шарыгин. Он сказал, что, если общественность нажмет на завгара, будет машина, хоть две.
Общественность (то есть наши мамы и папы) была понятливой. Она «нажала» вначале на дирекцию театра, а дирекция — на завгара. Завгар такого нажима не выдержал и согласился. «Смотри, — сказал он Шарыгину, — машины под твою ответственность».
А потом мы помогали взрослым выбирать места для деревьев и копать ямы. Руководил всеми комендант. Только и слышалось: «Павлик велел», «Павлик не велел», «Павлик согласился». Да, я забыл сказать, что коменданта зовут Павликом. Ему лет сорок пять, и он лысый и многодетный дядька, но все равно его все зовут Павликом. Так уж повелось.
Работа кипела. Павлика слушались. Только вот когда прокурор Петр Сергеевич взялся за лопату, Павлик сказал: «Напрасно беспокоитесь: народу-то вон сколько», — и слегка потянул лопату на себя. Он думал, что Петр Сергеевич тут же отдаст лопату и уйдет домой. Но Виталькин отец почему-то смутился и проговорил: «Ничего, ничего. Я поработаю». Лопату он не отпустил, а растерянно оглянулся на стоящих рядом. Павлик тут и вовсе осмелел, прямо рвет лопату ил рук: «Позвольте, Петр Сергеевич, позвольте». Со стороны эта борьба за лопату казалась очень смешной. Лысый приземистый Павлик топчется, суетится возле высокого и крупного Петра Сергеевича. «Позвольте, Петр Сергеевич… Негоже вам таким занятием заниматься». Виталькин отец вдруг покраснел да как гаркнет: «А ну отойдите!» Павлик нескладно отскочил на несколько шагов, пожал плечами: «Извините, — говорит, — я как лучше хотел… Как лучше…» Петр Сергеевич выкопал яму до конца, воткнул лопату в кучу свежей земли, сказал: «Если в воскресенье поедете, позовите меня», — и ушел. По-моему, он правильный мужик, Петр Сергеевич. Хоть с его сыном мы почти враги, но Виталька — это одно, а Петр Сергеевич — совсем другое.
Виталька, правда, тоже копал. Но он взял лопату, когда увидел, что из своего подъезда вышла Таня. Может, это просто совпало? Как знать! С некоторых пор я думаю о нем только плохое. Конечно, так нельзя. Так никуда не годится. Но поделать с этим я ничего не могу.
Три дня тому назад Диман предложил: «Ребя, а давайте и мы поедем за деревьями. Взрослые на одной машине, а мы на другой». Пошли к Павлику. Павлик сказал: «Идите отседова. Вам в игрушки играться, а у меня мероприятие идет». Диман хитро взглянул на нас и спокойненько так проговорил: «Ладно, ребя, идемте к Петру Сергеевичу». — «Это зачем?» — остановил нас комендант. «По делу», — уклончиво ответил Диман. «Черт с вами, получите свою машину, — сказал в сердцах Павлик. — Только вы этот манер бросьте, — он постучал по столу пальцем, — чуть что жалиться». — «Бросим, — обрадовались мы. — Спасибо, дядь Паша».
Он вообще-то добрый, Павлик. Образования у него, говорят, почти никакого, зато работящий: зимой, когда снегу навалит, он трудится вместе с дворниками, орудует и лопатой, и скребком, и ломом. А вон в соседнем доме у коменданта (опять же говорят!) высшее образование. Но во дворе грязь, пыль и «сплошная безобразия», как выражается наш Павлик.
И вот сейчас мы с Глебом стоим, любуемся фуражкой Витьки Шарыгина и ждем ребят. Нас везет Шарыгин, а на другой машине едут взрослые.
Теперь вы спросите: а при чем тут Глеб, ведь озеленяют не его двор, а мой?
Все очень просто. Глеб — мой друг, мы с ним всегда вместе.
— Нить, дай Глебу померить фуражку, — говорю я.
— Бери.
Ну и чуден в ней Глеб! А доволен! Улыбается.
Показывает свои громадные зубы. Но сама фуражка!.. Небольшой козы речек, уголки по краям верха… Ах, эта фуражка!
Когда машина приехала в лес и Витька Шарыгин заглушил двигатель, мы попрыгали на землю, покрытую осенними листьями, и на какое-то время замерли, приглядываясь и прислушиваясь.
В дороге нас, растрясло, и было не очень-то интересно сидеть почти полтора часа в крытом кузове, словно взаперти. Правда, мы горланили песни, но это вначале, а потом поднадоело.
И вдруг мы очутились на просторной поляне. Над головой синее небо, и в придорожных лужах отражается небо, а но сторонам, куда ни посмотри, молчаливо и сонно стоят деревья с голыми ветками. Лишь кое-где чудом уцелели последние желтые листья. Они светились, вспыхивали под солнцем, будто искры.
В лесу стояла тишина: ветра не было, а все живое куда-то разбежалось, разлетелось, попряталось.
Но вот донеслось тарахтение мотора — на поляну выехала вторая машина. Это был тоже грузовик, только открытый. Он остановился неподалеку от нас, и из него стали выбираться родители.
Мы прибежали к ним и закидали советами: какую ногу ставить на колесо, как держаться за борт, куда и как прыгать.
Галдеж этот то утихал, то разгорался вновь.
Последним прыгал Виталькин отец. В линялой, простенькой гимнастерке он казался помолодевшим. Едва он подошел к борту, как мы опять закричали. А Павлик протянул обе руки, словно собирался поймать Петра Сергеевича. Если б он и в самом деле прыгнул на протянутые комендантские руки, от Павлика, очевидно, осталось бы мокрое место. Но Павлик тем не менее тянул руки и приговаривал:
— Прошу, Петр Сергеевич, прошу… Виталькин отец вдруг как-то неожиданно оттолкнулся одной рукой от борта и при всей своей громоздкости легко перемахнул через коменданта. Павлик сжался. По-моему, он закрыл глаза.
— Вот и все, — сказал Петр Сергеевич и ударил несколько раз ладонью о ладонь. — Все в сборе? Тогда идемте.
Мы подхватили лопаты и отправились.
Я шел вместе с Глебом и дядей Васей. Вначале я пошел было рядом с отцом, но он меня сразу же спросил, не забыл ли я дома свой бутерброд.
— Нет, — буркнул я и поспешил отойти в сторону: ведь через некоторое время он непременно поинтересуется, съел ли я свой бутерброд, или скажет, чтобы я застегнул пуговицы на куртке, или потребует, чтобы я вынул из кармана шарф и прикрыл горло.
Я, конечно, понимал, что он выполняет поручения мамы, но от этого мне было не легче.
Дядя Вася прихватил с собой этюдник и штатив, который называл «ногами».
— Опоздали, дядя Вася, — сказал я, вспомнив левитановскую картину, — осень уже не золотая, лес плохой, весь осыпался.
Я думал, дядя Вася мне поддакнет, и Глеб тогда увидит, что я запросто разговариваю с художником на такие специальные темы.
Но дядя Вася сказал:
— Лес плохим не бывает. Ты посмотри, — он остановился, провел рукой, — хорошо ведь, а?…
Ну какой же я кретин! Только что стоял и сам любовался, а теперь захотелось показать: вот, мол, каков я, вот как во всем разбираюсь!
Я разозлился на себя и ничего не ответил. Но дяде Васе, наверное, и не нужен был мой ответ… Он шел, внимательно всматриваясь то в одну сторону, то в другую, и, казалось, забыл про меня и Глеба.
А впереди нас вдруг появились Виталька с Таней. Я стал смотреть на них. Виталька держал за ремешок свой фотоаппарат, слегка помахивал им и рассказывал что-то смешное: Таня то и дело заливалась.
