Мастерская пряток - Морозова Вера Александровна (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Мария Петровна с осуждением посмотрела на Лелю, словно читая ее мысли. Но вот она сделала несколько шагов и протянула руку хозяину с веселыми глазами:
— Здравствуй, Канатчиков! Ну и скрягой же ты стал — торгуешься хуже рыночного торговца!.. Откуда что берется?! И присказки, и ухватки… Да ты блестящий конспиратор! Молодец какой! Значит, сорок рублей отхватил?..
— С этим проклятым народом по-другому вести себя нельзя. Пока не поторгуешься до полусмерти — и товар не продашь. Более того, прослывешь плохим хозяином, да и попадешь у околоточного на карандаш. Сколько революционеров вызывали подозрение своей неумелой торговлей и проваливались! К тому же деньги не для себя собираю, а для революции. Вот и торгуюсь с утра до ночи… И плюю, и ругаюсь, и в пояс кланяюсь… Чего не сделаешь для пользы дела!
Мария Петровна слушала его внимательно и довольно качала головой: конечно, мелочей в конспирации нет. В городе недавно провалилась бакалейная лавка, служившая конспиративной квартирой, и все потому, что хозяева не умели обсчитывать да обвешивать. Полиция установила наблюдение, потом обыск… Нашли книги запретного содержания, которые можно было здесь приобрести. Лавка-то — всего лишь прикрытие, а интеллигенты с заданием не справились. Канатчиков, хозяин мастерской, хорошо узнал секреты торговли и обрядился не только в пиджак с фальшивой золотой цепью для часов, что считалось среди приказчиков высшим шиком, но и психологию и повадки их усвоил. Молодец… Конспирацию нужно понимать, только тогда она станет второй натурой.
В Саратов Канатчиков, как и Николай Соколов, прибыл из Петербурга. В столице он давненько находился на подозрении полиции. На Путиловском заводе началась стачка. Канатчиков выступил и призвал к свержению царя. Полиция пыталась его схватить, да рабочие укрыли. Сомкнулись и не подпустили к тому месту, откуда говорил Канатчиков. Но пришлось ему бежать из столицы в Саратов. На явке в Саратове он и познакомился с Марией Петровной Голубевой.
От раздумий Марию Петровну отвлек Шарик, толстенный Шарик, которого Канатчиков называл карикатурой на собаку. Пес безудержно лаял, стараясь обратить на себя внимание. Шарик охранял мастерскую. Во всяком случае для этого он был подобран под забором, очищен от репейников, налепившихся за время бездомной жизни, отмыт в пруду от грязи и посажен на цепь. Проволоку протянули вдоль забора. Шарику поставили конуру, крышу от дождя обили клеенкой. Натолкали в конуру солому на случай морозов. И поставили у входа ведерко с водой. Пей на здоровьице, коли устанешь от беготни по собачьим делам.
Раз в день ему выносили еду и оставляли у конуры. Днем и ночью он должен был сторожить мастерскую и сидеть на цепи. Так определил его жизнь Канатчиков. Но жить так Шарик не собирался. Действительно, несколько дней он болтался на цепи, уныло бродил по двору и облаивал каждого, кто входил во двор. Исключение делал только для Канатчикова. И Канатчиков возгордился — умная собака: хозяина признает. И все стали с уважением относиться к Шарику — не простая собака, а умная.
Шарик очень быстро постиг смысл этих слов. Люди думают, что только они изучают собак: нет, собаки тоже изучают людей и имеют точное представление о каждом. Одних любят, других не любят, третьих просто не замечают. Вот и Шарик разделил всех людей на три категории. К первым относил хозяев мастерской, с которыми ему приходилось постоянно сталкиваться, — Канатчиков, Николай Соколов и Воеводин. Хорошие люди, степенные: и еду принесут, и шерсть расчешут, и погулять отпустят. Особняком стояла Мария Петровна. Она не была хозяйкой. Шарик это понимал, но ее он просто любил. Любил, и все. И не за колбасные обрезки, без которых она не приходила в мастерскую. Нет, Шарик не считал себя таким корыстным. Было в ней что-то такое, что раньше он не встречал в людях. Каждый раз Мария Петровна посидит около Шарика, потреплет его за пушистую гриву и поговорит.
И поговорит не как другие — торопливо и свысока. Нет, уважительно и обстоятельно — и про жизнь спросит, и о себе кое-что расскажет, и попросит стеречь этих больших, но беззащитных хозяев. Людям кажется, что они сильные и без собак могут прожить. Нет, Шарик знал, что хозяева нуждаются в защите, и готов был защищать их до последнего вздоха. И Шарик ласково ворчал, обещая полной и усталой женщине быть верным и храбрым.
Канатчиков держал Шарика на цепи, чтобы доказать всем соседям, что он ничем не отличается от них. Зачем это требовалось, Шарик не знал, потому что в чужие тайны не лез. Нужно было, чтобы Шарик с громким лаем громыхал цепью и обнажал клыки при виде каждого, кто заходил во двор. И Шарик это делал, лишь временами внимательно смотрел на хозяина, словно упрекал в потехе. Хозяин виновато морщился и говорил: «Потерпи, брат!» И Шарик терпел: раз надо — значит, надо! Но как только запирали ворота, так начиналась та настоящая жизнь, которую Шарик ждал с нетерпением. Цепь он сбрасывал играючи и носился по двору — огромный, с широкой грудью, на крепких длинных ногах, с красным языком, болтавшимся где-то на боку. Пес сильно и ловко бросал свое литое тело. И в глазах сумасшедшинка. Налетал бурей на Канатчикова, ставил лапы на грудь, норовя лизнуть и обдавая жарким дыханием, валил с ног. Ура! Свобода!
На мгновение замирал около Николая. Плюхался на четыре лапы. И сидел, пожирая его влюбленными глазами. Николая не сбивал с ног — знал, что больной. К Воеводину, тоже нелегальному, появившемуся в мастерской недавно, приносил старую варежку. Откуда он ее раздобыл — загадка для Канатчикова. Чаще всего валялась она в конуре. Когда Шарик носился по двору и натыкался на Воеводина, то обязательно доставал ее из конуры. Так начиналась игра. Шарик держал в зубах варежку, а Воеводин вырывал ее. И оба хитрили. Шарик больше тряс головой, чем варежкой, боясь ее разорвать. Воеводин только для вида старался ее отобрать, ибо тоже страшился порвать варежку и лишить Шарика такой славной игрушки.
Вот и сегодня, как только задвинули засов на воротах, Шарик встрепенулся. Потянулся на передних лапах, зевнул, обнажив огромные белые зубы, и встряхнулся. Загремел цепью, подзывая хозяев. Сколько можно ждать, пока отстегнут цепь! Увидел Марию Петровну и заскулил. Как гордый пес, он презирал себя за скулеж, но ему хотелось поговорить с Марией Петровной. И в глазах тоска. И хвостом забил, раскидывая стружки.
— Иди, иди, разбойник! — Канатчиков принялся спускать его с цепи. — Увидал любимицу, лохматый барбос. У, бесстыжий нахал!
Шарик, забыв приличия, кинулся к Марии Петровне. Сделал несколько победных кругов, чем явно испугал Лелю.
— Ну, дуралей, думай, а то ненароком и опрокинешь, — урезонивал его Канатчиков. — Разыгрался, словно медведь в посудной лавке.
Мария Петровна села на скамейку и пристроила около себя корзину, набитую зеленью. Только Шарика не обмануть — в сумке он отчетливо чувствовал запах колбасы. И он щурился от удовольствия, виднелись лишь золотые зрачки глаз да красный язык.
— Мария Петровна, какие новости? — не вытерпел Канатчиков и пытливо взглянул на женщину. — Не только ведь с баловством заявились.
— Конечно, не ради Шарика… Но и он многое значит. — Мария Петровна усмехнулась нетерпению Канатчикова. — В Саратов пришел транспорт «Искры».
Леля сразу насторожилась. Вспомнила, как укладывала мама на кухне свертки в корзинку. Тогда еще под недовольным взглядом Марфуши набивала ее луком и морковью. Прятала свертки, чтобы никто не увидел. Значит, вот что папа называл камуфляжем, а мама конспирацией.
— Здесь двадцать экземпляров. События в стране удивительные — рабочие не хотят мириться с грабительскими порядками. — Мама протянула сверток из корзинки Канатчикову. — Бастуют повсеместно и требования не только о повышении расценок выдвигают, но и политические. Да, да, требуют политических свобод! Ленин учит обращать внимание партии на развитие сознания рабочих. Листовки, прокламации имеют наипервейшее значение. Политическая пропаганда среди рабочих — вот наша забота. Номера «Искры» на этот раз для завода Гантке. Завод металлургический, рабочих много… Вот и пронесите «Искру» незаметно на завод и почитайте рабочим в обеденный перерыв.
