Васек Трубачев и его товарищи - Осеева Валентина Александровна (читаемые книги читать .txt) 📗

– Мазин, сядь! Мы с тобой ещё поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!

– Прошу слова! – крикнул кто-то из ребят.

Митя поднял руку.

– Я ещё не кончил. Когда кончу, кто хочет – возьмёт слово… Так вот, Трубачёв, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушёл с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришёл ко мне, к Сергею Николаевичу?

Трубачёв молчал.

– Я не думаю, Трубачёв, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.

– Я не знаю, – твёрдо сказал Трубачёв, сжимая зубы. «Пусть Мазин сам сознаётся, если хочет», – подумал он.

– Трубачёв, ты знаешь, – тихо и настойчиво сказал Митя.

Трубачёв опустил голову.

Ребята заволновались:

– Трубачёв, сознавайся!

– Трубачёв, говори!

Малютин протиснулся через толпу и вытянул вперёд худенькую руку.

– Я прошу слова, Митя! Митя, слова! – прорываясь к столу, кричал он.

– Дайте ему слово, – шепнул Мите учитель.

– Сергей Николаевич, это не он! Митя правильно сказал. Я Трубачёва знаю – про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! – Сева повернулся к молчаливым, взволнованным ребятам. – Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек… последний…

Петя Русаков вдруг вынырнул из кучки ребят и бросился к Малютину:

– Ты… не твоё дело… Я не последний человек… Я сам скажу… – Петя поискал глазами Мазина. – Мазин! Мазин! Это я зачеркнул фамилию! Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачёва!..

Петя весь дрожал, поворачиваясь во все стороны. Мазин, расталкивая ребят, подошёл к нему и обнял его за плечи.

– Не реви, – сказал он, отводя его в сторонку и смахивая с его щёк слёзы. – Ну, не реви…

Васёк стоял ошеломлённый и смотрел им вслед. Тишина внезапно прорвалась шумом голосов. Ребята поднимали руки, требовали слова. Митя быстро взглянул на учителя и сел:

– Степанова, говори!

– Ребята, я хочу сказать… – голос у Вали сорвался, она глубоко вздохнула, – что мы мало знаем друг друга…

– Что? Почему? Как? – зашумели ребята.

Валя поправила на лбу волосы, перекинула через плечо косу.

– Потому что вот Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, в классе, а по-настоящему узнала только сейчас… Но я… мне… – Она остановилась, подыскивая слова.

– Говори! Говори! – одобрительно зашумели опять ребята.

– И всё равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И ещё… Знал или не знал об этом Трубачёв? Если не знал, то почему он как-то странно молчал? Как будто что-то скрывал, что ли… Вот, ребята, если кто понял, – скажите, или пусть Трубачёв сам всё расскажет!

– Верно! Верно!..

– Трубачёв, говори!

– Мы тоже не поняли!

– Я и сам ничего не понял, – неожиданно сказал Васёк, всё ещё глядя на Русакова и Мазина. – Я сейчас всё начистоту расскажу, как было. Я пришёл, а фамилия зачёркнута… А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… Я после редколлегии так себе гулял… А он пришёл ко мне и говорит: «Мы тебя выручим». Я и думал, что это он выручил. – Васёк грустно усмехнулся и посмотрел на ребят. – Не мог же я про него говорить.

– Ты про меня думал? – вдруг отозвался Мазин. – А я про тебя! Эх, жизнь! – Он хлопнул себя ладонью по щеке и засмеялся. – А это Русаков Петька!

– А при чём Русаков?

– Пусть Русаков говорит!

– Разбираться так разбираться!

– Тише!

– Говори, Петя!

Митя и учитель сидели молча, с интересом слушая разбор дела. Ребята разгорелись, заспорили, останавливая друг друга:

– Тише! Тише!

– Не мешайте! Пусть сами скажут!

Кто-то тихонько подтолкнул к столу Петю Русакова.

– Это я… – Петя взмахнул длинными ресницами в сторону Мазина. – Для Мазина я это сделал… И ещё потому, что из-за нас у Трубачёва ссора вышла. И про него статью написали. – Петя развёл руками. – Только я, ребята, когда зачёркивал, не думал, что на него подумают.

– А что же ты думал? – крикнул Белкин.

– Просто… ничего не думал… Я хотел выручить.

Кто-то засмеялся. Петя махнул рукой и отошёл от стола.

– Что у нас только делается! – всплеснула руками Синицына. – Один за другого… один за другого… И все виноваты. – Она всхлипнула в платочек и, заметив взгляд Вали Степановой, быстро отвернулась.

В комнате снова поднялся шум:

– Подожди, Русаков!

– Спросите его, почему он в классе молчал?

– Почему Мазину не сказал сразу?

– Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачёва думали? – крикнул бледный от волнения Одинцов.

Петя покраснел и опустил голову.

– Я не мог… Я боялся…

В комнате стало тихо.

– Эх! – с презрением бросил кто-то. – Боялся! А товарища подвести не боялся?

Петя вспыхнул, сморщился, губы у него задрожали. Надя Глушкова взволновалась, вскочила с места:

– Ребята, нехорошо так! Он же сознался всё-таки!

– Не защищай! – строго сказала Лида Зорина. – Пусть сам скажет.

– Он сам ничего не скажет, – вступился Мазин. – Потому что тут история другая. Степанова правильно сказала: мы мало знаем друг друга. Как Петька живёт, что у него есть и чего он боится, – это из всего класса знаю один я.

Ребята притихли.

Сергей Николаевич написал на клочке бумаги: «Это обвинение нас тоже касается».

Митя прочитал, скомкал бумажку. Он был расстроен, светлые волосы липли к его мокрому лбу. Он силился вспомнить домашнюю обстановку Пети Русакова и сердился на себя и на Мазина, который знал больше, чем он, Митя.

А в наступившей тишине ребята уже решали по-своему вопрос о Пете Русакове:

– Мазин знает, что говорит! И кончено!

– А ты, Петя, на нас не обижайся! – Ребята сорвались с мест и окружили Петю.

– Тише! – крикнул Митя. – Сергей Николаевич будет говорить.

Ребята затихли.

– Я не буду разбирать всю эту историю в подробностях. Мне кажется, всем вам уже ясно, как произошло то, что Трубачёв, председатель совета отряда, оказался в таком тяжёлом положении. Вас, конечно, интересует больше всего вопрос, кто виноват. Ну, виноваты тут многие. Прежде всего и больше всего, несмотря ни на что, сам Трубачёв. Потом, конечно, Мазин – в этой пропаже мела – и Русаков…

– И Одинцов тоже, – подсказал кто-то.

– Одинцов? – переспросил Сергей Николаевич.

– Одинцов! Одинцов! – крикнул Мазин.

– Не вижу вины Одинцова. В чём ты его обвиняешь? – спросил учитель Мазина.

– Я уже говорил. Он не разобрался и написал. Да ещё про своего товарища.

– Что он не разобрался, куда делся мел, то в этом его обвинять нельзя, потому что мел лежал у тебя в кармане и этого Одинцов предполагать, конечно, не мог. А что он совершенно точно и честно описал всё происшедшее в классе, несмотря на то что в этом участвовал его лучший товарищ, то за это, по-моему, Одинцова можно только уважать. Как вы думаете?

Белкин вытянул вперёд руку.

– Пусть ребята думают как хотят, а я скажу про Одинцова так… что мы, когда… вообще… это было, думали: Одинцов вообще не напишет про своего товарища… И решили считать его… ну, вообще, если напишет – честным пионером, а если скроет – нечестным. И вот он написал. И мы считаем – это честно! – волнуясь, сказал Белкин.

Сергей Николаевич кивнул головой:

– Скажи ты, Малютин!

– Мне кажется, что он поступил честно, но как-то не по-товарищески всё-таки. Потому что Трубачёв не ожидал, а когда пришёл на редколлегию, то сразу увидел, и это на него тоже подействовало.

– Верно! – крикнул Мазин. – Предупреди, а потом пиши. Да разберись раньше, где мел. А не знаешь, где он, – так не пиши!