Возвращение росомахи(Повести) - Зиганшин Камиль Фарухшинович (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Впервые за много дней куница наелась до отвала. Сердце ее отмякло, ушло ожесточение. Бельчатина основательно подкрепила силы странницы, и она легко обежала родовые владения.
Повсюду Маха натыкалась на вонючие лесовозные дороги, запустившие свои щупальца почти до перевальных хребтов, отовсюду доносился гул моторов. Отступавшая под натиском мотопилы и могучих тракторов тайга с высоты водораздельной гряды была похожа на шахматную доску: темные острова леса чередовались с белыми полями сплошных вырубок, изъеденных свежими оспинами пней.
В стороне Большого хребта, откуда пришла Маха, лес упрямо топорщился нетронутым коренным древостоем, но возвращаться в опустевшие от бескормья крепи куница не желала.
Смирившись с близостью рокочущих машин и людей, она обосновалась в истоках ручья, возле скал, изукрашенных цветистой накипью лишайников. Выбор Маха сделала удачно — это место являлось заказником.
Незаметно для себя куница освоилась с шумными соседями. Ночью, во время длительных прогулок, люди ее не беспокоили, а днем она отдыхала в потаенных убежищах.
Пробегая как-то в середине зимы по лесу, Маха увидела строчку лисьих следов. Поначалу она не придала им особого значения. Только отметила про себя, что стежка, обычно ровная и опрятная, как-то странно вихляет. Но, обнаружив метров через двадцать вторую подряд лежку, насторожилась. Оглядев следы внимательней, куница определила, что лиса передвигается с трудом.
Маха потрусила по следу и почти сразу увидела горящую факелом лису-огневку. Пользуясь прикрытием выворотня, куница опасливо приблизилась к ткнувшейся мордой в снег кумушке и замерла, не сводя с нее оценивающего взгляда. Отрывисто уркнула — лиса не шелохнулась. Тусклые, полуоткрытые глаза ничего не выражали. Даже пышный мех не мог скрыть ее немощи.
Куница смекнула, что рыжая настолько слаба, что не в силах даже стоять. Глаза Махи загорелись: как и всякий проголодавшийся хищник, она не могла упустить возможности сытно перекусить.
Дрожа от возбуждения и дивясь собственной дерзости, куница прыгнула на лису и впилась ей в горло. Та жалобно застонала. Вяло отбиваясь, попыталась встать, но лапы предательски подогнулись. Маха почти без борьбы завладела неожиданной, богатой добычей. Надолго обеспеченная мясом она отъелась, набралась сил, и у нее пробудилась потребность к странствиям, которая и завела нашу путешественницу в долину ручья, прижавшегося к скалистому кряжу, изрезанному узкими расщелинами.
У подножия кряжа, на старой делянке, среди мелколесья, чудом сохранился островок могучих сосен. У корней медных колонн были вырезаны какие-то наполовину заплывшие смолой знаки.
Обследовав деревья поочередно, Маха обнаружила, что наверху ко многим стволам плотно привязано корье. Это обстоятельство заинтересовало ее, а когда она взобралась, ей почудилось, что из-под корья сочится аромат, от которого любая куница теряет покой.
Маха принялась грызть кору слой за слоем. Работа продвигалась медленно, но к утру проклюнулась дырочка, пахнувшая густым медовым духом. Теперь куница не сомневалась, что в дупле ее ожидает самое восхитительное на свете лакомство. Она зажмурилась от удовольствия. Беспрестанно глотая слюну, воодушевленная добытчица расширила отверстие, освободила канал от утепляющей прокладки из березовых веников и с жадностью набросилась на душистые соты.
Мед был густой, прозрачный. Маха с наслаждением отрывала переливчатые тянучки и проглатывала вместе с оцепеневшими пчелами. Наевшись до дурноты, куничка не захотела покидать сладкую борть, опасаясь, что кто-нибудь другой воспользуется найденным ею кладом. Утолив жажду лежавшим на сучьях снегом, она нагребла под себя березовые листья с веников и, вдыхая пьянящий аромат, уснула.
И надо было случиться так, что в это самое время делал объезд своей лесной пасеки ее хозяин. Увидев под сосной кусочки коры и развеянные ветром листья, он сразу понял, что борть ограблена. Сокрушенно причитая, обошел ствол и по следам определил, что на пасеке разбойничала куница. Чтобы спасти свое хозяйство от полного разорения, бортник решил изловить воровку.
Разбуженная чирканьем лыж, Маха слышала, что под деревом топчется человек. Это несколько обеспокоило ее, но вскоре шаги удалились, и куница, уже притерпевшаяся к соседству людей, осталась спать на своем духовитом ложе.
Расстроенный пасечник, убедившись, что на остальных соснах борти пока не тронуты, ушел в деревню, а поутру вернулся со связкой ловушек. Срубив длинную жердь, прикрутил к ней проволокой настороженный капкан и приставил его к стволу таким образом, что тарелочка ловушки оказалась точно против темневшего отверстия. Сочтя этого недостаточным, он нагреб внизу снежную «хатку», положил в нее добрый кусок мяса, а у входа насторожил второй капкан. Вокруг «хатки» раскидал для верности еще и накроху из гусиных потрохов. Перевалив кряж, он спустился к дороге и уехал домой на попутном лесовозе.
Маха слышала, что к ее убежищу вновь походил человек и возился в этот раз довольно долго. Теперь она не на шутку всполошилась, ибо понимала, что он зачастил неспроста. Не высовываясь из дупла, куница настороженно прислушивалась к каждому звуку и, когда выход накрыла смутная тень, в ужасе сжалась. Но немного погодя послышался удаляющийся скрип лыж, и все стихло. Маха перевела дух. Тем не менее лишь через пару часов она совершенно успокоилась и попыталась выбраться. Но что это?
Выход из борти загораживал черный кружок, противно пахнувший железом и человеком.
Долго не решалась Маха прикоснуться к подозрительному предмету, отдающему смертным духом. Вновь и вновь обнюхивала его. Напряглась до болезненности, вслушиваясь в малейший шорох, но подвижные уши улавливали только неясный шепот ветра в густой кроне сосны.
От сладкого Маху мучила жажда, и соблазнительная близость снега в конце концов заставила превозмочь боязнь. Все еще колеблясь, куница намерилась тихонько отодвинуть кружок в сторону с тем, чтобы увеличить щель и выйти, но едва она коснулась коварной тарелочки, как створки капкана сомкнулись и острая боль пронзила лапку, растеклась огнем по всему телу.
Маха отпрянула было назад, но стальные челюсти держали мертвой хваткой. Превозмогая мечущуюся по телу боль, она забилась что было сил — увы, безуспешно.
Тогда куница сама бросилась на «врага». Яростно рвала, грызла ловушку клыками, но эмаль на зубах только крошилась о неподатливую сталь. Дужки держали крепко, а тарелочка и сторожок, болтаясь из стороны в сторону, лишь бесстрастно брякали.
В попытках освободиться прошло несколько часов. Солнце село за гребень хребта. Мороз усиливался. Пережатые пальцы одеревенели, и боль незаметно отступила. От беспрестанных рывков и подергиваний кожа и сухожилия размочалились. Маха перекусила остатками клыков омертвевшие размочаленные ткани и освободилась наконец от ненавистной железки.
Не обращая внимания на рану, она принялась разгребать листву, перегрызать веточки, чтобы докопаться до подошвы борти, а докопавшись, стала спешно грызть пластырь, преграждающий путь к свободе. Работала без отдыха, словно догадываясь, что времени ей отпущено мало и если к утру не покинуть эту западню, то случится непоправимое.
Вот уже загорелась на востоке малиновая заря, ударили первые лучи солнца.
С не меньшей поспешностью шел к сосне бортник, мечтавший не только оградить своих пчел-кормильцев от разбоя, но и добыть ценную шкурку.
Приближаясь к приметному месту, он издалека увидел, что его труды не напрасны — ловушка сработала! Сердце распирало от гордости и восторга. Ему уже чудилось во мраке лаза сияние меха дивной красоты. Но, подойдя ближе и приглядевшись внимательней, он был озадачен появлением у нижнего края пластыря второго отверстия. Это открытие кольнуло бортника неясной, болезненной догадкой.
Все еще не теряя надежды, он обежал сосну и увидел на снегу парные следы с алыми пятнышками крови. Сладостные минуты ожидания знатной добычи сменились горьким разочарованием.
