...И белые тени в лесу - Грипе Мария (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Среди полупустых были так называемые «школьные полки», где хранились блокноты, оставшиеся с тех времен, когда в замке был учитель. Розильда и Арильд не ходили в обычную школу. У них были гувернантка и домашний учитель. В школьных блокнотах Розильда записывала ответы на вопросы учителя. Она немного полистала их, со смехом кивая на свои немногословные ответы.
Розильда считала, что сама себе была лучшим учителем. Ни один из преподавателей подолгу в замке не задерживался: всем им казалось, что здесь слишком тоскливо и одиноко, ни одного из них она так толком и не узнала.
Вот она и пыталась научиться всему сама. Например, иностранные языки – здесь ей никакой учитель не нужен. Она ведь все равно не может говорить, поэтому и произношению ее учить не имеет смысла. А вот читать и понимать книги Розильда и так умеет, этому она научилась сама.
Как правило, у них с Арильдом был один и тот же учитель, но некоторые уроки Арильду были неинтересны. Учить иностранные языки – это для него только время зазря терять. Он выучил самое необходимое из грамматики – ровно столько, сколько ему было нужно, чтобы с трудом читать своих любимых философов в оригинале. По философии у него был свой учитель.
Розильде тоже хотелось ходить на уроки философии, но Амалия ее отговорила. Философия – это не для молоденьких девушек. Розильда улыбнулась, вспоминая ее слова.
«Понятно, что дело было в общем-то не в самой философии, которая мне могла бы как-нибудь повредить. Это все из-за учителя. Он был красивым мужчиной».
И все-таки как бы то ни было, Розильда ухитрилась записать несколько бесед, которые украдкой вела с этим учителем. Она взяла блокнот и полистала, показав мне, какими обстоятельными были ее ответы на задаваемые им вопросы, – не сравнить с односложными фразами из остальных школьных блокнотов.
«Мы разговаривали о жизни, – написала она. – Это называлось „философия жизни“.
Розильда кивнула с очень серьезным видом и поставила блокнот на место.
Она снова села на табуретку, обвела комнату взглядом. В глазах ее лучилось удовольствие. Затем она написала:
«Представляешь, если я бы захотела, то могла бы посчитать все свои слова! Немногие могут этим похвастаться!»
У меня голова закружилась, когда я подумала о том, что рядом со мной человек, который в буквальном смысле черным по белому записал каждое свое слово, когда-либо обращенное к другому человеку.
Это было в один из первых дней, думаю, мы еще и недели не пробыли в Замке Роз, а мне уже казалось, что мы с Розильдой давно знакомы, и с каждым днем она становилась все более искренней и открытой. Конечно, иногда, бывало, она вдруг замыкалась в себе. И тогда ее лицо казалось непроницаемым, а глаза были подернуты какой-то таинственной завесой. Мысли ее витали где-то далеко-далеко, меня она не замечала. Но Розильда легко возвращалась к действительности. Она хотела жить в настоящей реальной жизни.
Сама она этого не осознавала. Розильда была воспитана в уверенности, что ее нежная душа не способна ужиться с этим миром.
Она была «не такая, как все». Розильда сама использовала эти слова, я очень удивилась, когда поняла, что она на полном серьезе считает, будто она более хрупкая и чувствительная, чем все остальные. И вовсе не из-за того, что она немая, а потому, что у нее такая утонченная душа.
Когда я спросила, почему она так считает, Розильда сказала, что она унаследовала это от матери. У Арильда душа такая же тонкая и восприимчивая. В общем, оба они «не такие, как все».
Должно быть, им пытались это внушить. С самого детства они постоянно слышали о том, что они не похожи на других – под другими подразумевались пропащие существа. Единственным способом спасти свою душу было уйти от действительности, погрузиться в царство своих прекрасных грез.
Реальная жизнь таила в себе опасность. Поэтому-то так странно было то, что эта жизнь манила ее к себе. И вправду манила, хотя сама Розильда этого не осознавала. Она даже не догадывалась о том, что у нее есть чувство юмора. Узнав об этом, Розильда наверняка пришла бы отчаяние. Если и было в Замке Роз что-то запретное, так это чувство юмора. Ведь его Арильд с Розильдой могли унаследовать только от отца, а все понимали, куда это может привести.
Именно веселый нрав отца разрушил их семью, и никто другой не переживал этого так остро, как Розильда. Поэтому неудивительно, что ее это пугало. Она боялась реальной жизни, но жизнь ее звала и манила. Иногда Розильда не могла устоять и забывалась. Когда мы бывали вместе, происходило это не так уж часто, но вскоре я поняла, что пробудить в ней интерес к обычной жизни способна Каролина. Однажды она процитировала моего «брата Карла» – или Карлоса, как она стала теперь называть Каролину:
«Жизнь имеет свою цену, но она того стоит».
Розильда спросила меня, правда ли это, и я не стала отрицать, что так и есть. После моих слов она загрустила и, глубоко вздохнув, написала:
«Лишь бы эта жизнь не была такой губительной и опасной».
Насколько я поняла, Арильд тоже испытывал подобный страх. Но он не был таким открытым человеком, как Розильда. Хотя после нашей первой забавной встречи у телефона я бы этого не сказала. Тогда я не поняла, что на самом деле ничего смешного не было в том, чтобы снимать трубку и прислушиваться к шуму большого мира.
Я думала, что Арильд хотел пошутить. Но он говорил на полном серьезе. Он не хотел быть ближе к действительности. Мысль о том, чтобы уйти в монастырь, казалась ему совершенно естественной, говорил он. Розильда от таких размышлений была далека.
Арильд представлялся мне человеком мягким, он умел быть открытым и разговорчивым. Но этот открытый стиль общения был для него всего лишь маской, которая скрывала, насколько замкнут он в своей скорлупе. Он мог прямо и искренне смотреть вам в глаза. Но это ровным счетом ничего не значило. Он никого не пускал к себе в душу.
Я же предпочитала, чтобы прочные двери с крепким замком было видно издалека. Тогда всем понятно, что ты здесь незваный гость. И если попытаешься проникнуть внутрь – пеняй на себя.
А вот так оставлять дверь чуточку приоткрытой, чтобы привлечь людей, которые потом должны стоять у порога и мерзнуть на сквозняке, – по-моему, так нельзя.
Арильд не говорил мне «ты». Он всегда обращался на «вы», и, разумеется, в ответ я могла обращаться к нему тоже только на «вы». Звучало это довольно странно, мы никогда не говорили друг другу «ты». Скоро я привыкла к этому. Я поняла, что для Арильда совершенно естественно не подпускать к себе человека так близко.
Зато вряд ли Арильд стал бы говорить о самом себе, что он «не такой, как все», для этого он был слишком умен. Хотя воспитание на него повлияло так же, как на Розильду. Просто его ощущение того, что он чужой в этой жизни, сидело гораздо глубже.
Казалось, все важное и значительное происходит у него внутри. А в окружающей его повседневной жизни он участвует только из вежливости и как можно реже.
Такое впечатление об Арильде сложилось у меня после недели пребывания в Замке Роз. После нашей первой встречи, произошедшей той ночью, я ожидала от него совсем другого. Я была немного разочарована, хотя, наверно, все же это не совсем справедливо. Каролина воспринимала Арильда совсем иначе. Насчет мнимой открытости Арильда она была со мной не согласна, она совсем не считала, что таким образом он хотел скрыть, какой он на самом деле недоступный. Каролина сказала, что я делаю чересчур поспешные выводы, и больше не стала обсуждать со мной Арильда и Розильду. Мы их недостаточно хорошо знаем, и поэтому лучше держать свое мнение при себе, по крайней мере пока. Слушать меня она не хотела, и в общем-то была права.
Теперь побыть наедине нам удавалось не так уж часто. Если бы Каролина предусмотрительно не позаботилась о том, чтобы наши письма приходили на почту до востребования, тогда вообще не знаю, когда бы мы с ней оставались вдвоем. Но теперь мы могли каждый день вместе ходить в поселок на почту. Мне очень нравились эти прогулки, хотя по большей части мы молчали.
