Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Офин Эмиль Михайлович (книги полностью .TXT) 📗
Васька замирает у двери. Он не торопится открывать ее. Еще бы! Каждый на его месте не торопился бы.
В зале поднимается шепоток. Сашка Губа приоткрывает один глаз; он всегда так делает, когда переходит на новый мотив. Серега Красавин опять тычет Леву кулаком под бок: давай, мол, скажи что-нибудь.
— Тихо! — гаркает Лёва, хотя ребята и так сидят тихо. — Эй ты, как тебя? А ну-ка, поди сюда. Значит, ты умеешь хорошо подгонять доски?..
Васька делает несколько шагов к сцене.
Лёва усиленно теребит крылышки своего «мотылька», он думает. Обычно Лёва сначала ляпнет что-нибудь, а потом уж думает.
Но сегодня получилось наоборот: он долго думал, а потом ляпнул:
— Слушай сюда! Иди в первое общежитие. Моя койка возле среднего окна, а слева место Федьки Горохова. Он уехал в Омск сдавать зачеты. Ложись на его койку… Ну, топай, пока я не передумал.
Повторять Леве не пришлось. На этот раз Васька моментально открыл дверь и очень быстро закрыл ее за собою. Серега Красавин спрыгнул со сцены и, не сказав ни слова, ушел из клуба вслед за Васькой. А шоферы скопом набросились на Леву:
— Ты что, отработанной солярки нанюхался?
— У нас же замков даже на тумбочках нет.
— Пустил козла в огород! Особенно горячился Степка Лузгин.
— Вот увидишь, Король, тебя же без твоих стиляжных порток оставит!
Но Лёва мало обращал внимания на неорганизованные выкрики. Он встал во весь свой баскетбольный рост — метр восемьдесят девять, — засунул руки в карманы и качнулся на острых носках модных туфель, размер сорок четыре.
— Послушайте вы, пижоны. Вы меня хорошо знаете, и я вас тоже. Скажите, сколько вы растрясли зерна на уборочной сквозь щели в досках? Воробьи благодарят вас до сих пор. За зиму надо перебрать все кузова. Кто этим будет заниматься? Если человек сумел сделать две кормушки так, что вода не течет, так это еще не конченный человек. Можете поверить Леве Королевичу, которого вы сами при помощи тайного голосования сделали бригадиром. А теперь, поскольку мои золотые с браслетом показывают уже двадцать ноль-ноль, прошу прекратить прения. Уважаемый Александр Данилович, где, пожалуйста, ваш баян? Могу я, наконец, услышать польку-тройку?..
Трудно сказать, что лучше умеет Саша Губанов — ремонтировать моторы или играть на баяне. И тому и другому он учился на флоте, а там обстановка военная: если что делается, так уж как следует. Нот Саша не знает, зато у него безошибочный слух. Подойдет он, допустим, к чьей-либо машине, полузакроет глаза, склонит голову набок и слушает работу двигателя; прибавит газок, убавит, потрогает свечи, замкнет отверткой искру на корпус. Потом откроет один глаз и посмотрит на шофера: «У тебя в пятом цилиндре заело впускной клапан. Так ездить нельзя, давай швартуйся к мастерской». И тут уж спорить нечего! Саша определил, ошибки не будет. Как будто этот клапан не в моторе, а на баяне. Или, скажем, передадут по радио новую песню. Кто-нибудь из ребят вздохнет: «Эх, хороша». Тогда Саша молча вынимает баян, садится на футляр и повторяет песню. Сразу находит нужные клапаны, будто они не на баяне, а в моторе. Вот как играет наш моторист!
Не мудрено, что в тот воскресный вечер, когда Саша, по требованию Левы, исполнил польку-тройку, а вслед затем еще много разных танцев, все быстро забыли про Ваську Ефимова.
Вспомнили о нем только на следующее утро, когда он появился вместе с Левой в мастерских, где мы готовили к посевной нашу технику.
Ребята встретили его не очень-то дружелюбно. Вернее, никак не встретили, просто сделали вид, что не замечают его и все. И хотя парень взмок от усердия, строгая бруски для прицепов, причем делал это явно хорошо, никто и не подумал его похвалить, все словно воды в рот набрали.
Но когда он пошел за досками во двор, Степка Лузгин, который переклёпывал тормозные накладки, перестал стучать молотком и спросил:
— Как же ты, Король, думаешь его перевоспитывать?
Все подняли головы и уставились на Леву. Но тот только пожал плечами.
— Интересуюсь, граждане пассажиры, почему это должен делать один я?
Тут подал голос из-под своей машины Серега Красавин:
— Между прочим, ребята, мне удалось кое-что разузнать. Не сладкая судьба у этого Васьки. Отец у него алкоголик, лупил мальца, выгонял из дому.
— Что ж, яблоко от яблоньки не далеко падает, — сердито заметил Степка. — Подожди. Король, этот фрукт себя еще покажет.
Лёва плавно взмахнул малярной кистью, будто собирался что-то написать в воздухе; он красил кабину своего грузовика ядовито-зеленой краской да еще эмалевой — Лёва любит блеск.
— У нас в Одессе в трамваях написано крупными буквами: «Граждане пассажиры, при эксплуатации транспорта без кондуктора общественный контроль имеет решающее значение». Для начала, коллеги, нам поможет Елена Осиповна Каретникова.
Произнеся эту загадочную фразу, Лёва невозмутимо продолжал орудовать кистью, доставая до крыши кабины прямо с земли. При этом он мурлыкал сквозь зубы такие стихи:
Пусть руки у неа совсем малы, Пропахли рыбьей чешуей и сеном, Но этими руками неизменно В бригаде накрываются столы.
Никто ничего не понял. Но когда наступило время обеда, обстановка начала проясняться. Дело в том, что Леля Каретникова — натура мечтательная, с заносом в лирику. Когда Лелю назначили директором столовой, она задумчиво вздохнула и сказала: «А помните, мальчики, как я была просто поварихой на полевом стане? Разве ж я вас плохо кормила? — тут взгляд у Лели стал совсем нежным. — Там я и со своим гармонистом-мотористом познакомилась. Вот было времечко — в печи горело, в котлах кипело, а я всё пела и ни с какими наличными деньгами дела не имела, как при коммунизме!» После этого лирического выступления Леля устроила в столовой на главной усадьбе буфет без буфетчицы. На открытой стойке — винегреты, селедка и всякие там бутерброды, везде обозначены цены. Подходи, выбирай, клади, монету в ящик и закусывай себе на здоровье. И талончики на обед там же оторвать можно. «Вы же не подведете меня, мальчики, правда?» — сказала тогда Леля.
Еще бы, нашу Лелю подводить! С тех пор уже прошло больше года, а недоразумений не было. Даже приезжие вели себя прилично. Случалось, сдачи копейки там две-три не подобрать, так лучше лишнее оставишь.
Вот в эту-то столовую пошли мы, как всегда, обедать. Быстро вооружились вилками, ложками, тарелочками с закуской, талонами — все, кроме Васьки. Тот в один угол толкнулся, в другой, а к стойке подходить не решается, смотрит исподлобья на ребят. А на него никто не смотрит: смекнули, в чем дело, поняли Левину политику.
Ну, постоял, постоял Васька, посмотрел, как другие уплетают, не выдержал. Подходит к своему заступнику и сует ему мелочь.
— Возьмите мне, Лев Григорьевич, хотя бы суп…
— Почему один суп? Можете, Василий Трифонович, полный обед взять. Только сами, своими руками.
Так сказал ему Лёва и при этом отправил себе в рот т целую котлету. Васька сглотнул слюну, помотал головой, потом глянул за окно и пошел было к двери, но Лёва вежливо предупредил его:
— Напрасно утруждаетесь, Василий Трифонович, магазин сейчас закрыт. Продавцы тоже люди, вон они сидят, обедают. Лучше выбирайте себе любые деликатесы, например свежеотмороженную треску, что хотите. Елена Осиповна вам доверяет. Прошу.
Но Васька не пошел к стойке. Он сел в угол за свободный столик и просидел так весь обеденный перерыв.
На это просто невозможно было смотреть. Серега Красавин схватил свою полную рисовой каши тарелку и встал было с места, но Лёва посмотрел на него черными ласковыми глазами так, что у Сереги, видно, пропала охота отдавать свою кашу. Впрочем, сам он ее тоже не стал есть и раньше всех ушел из столовой. А тихая Вера, проходя мимо Левиного столика, сказала с ненавистью:
— Ты… ты зверь! Форменный зверь.
Как бы там ни было и как это ни странно, но после того, как вернулись в мастерскую, против Левы немедленно образовалась оппозиция. Когда Васька, кряхтя, потащил со двора длиннющую доску, Сашка Губа подставил под другой ее конец свое железное матросское плечо, а Костя Бондарчук достал из кармана ломоть пирога и молча сунул его Ваське.
