Игорь и Милица - Чарская Лидия Алексеевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Брошенные тут же винтовки и сумки с патронами да и самые позы австрийцев, комфортабельно расположившихся на отдых людей, говорили за то, что они пришли сюда не на минуту, a пробудут здесь, по всей вероятности, всю долгую ночь.
Эта мысль не оставляла Милицы, пока она разглядывала нежданных гостей, заставляя несказанно волноваться девушку. Ведь Игорь мог сюда вернуться каждую минуту и тогда бедному мальчику не миновать плена. И при одной только мысли о такой участи для своего верного товарища, сердце Милицы обливалось кровью. Было еще тяжелее оттого, что ей не представлялось никакой возможности предотвратить опасность.
— Господи, хотя бы уснули они! — с тоской говорила самой себе девушка, — тогда я постараюсь проскользнуть мимо них сонных и сумею, выбравшись из сарая, предупредить Игоря, захватив его на дороге. Но хватит ли y меня на это сил?
Она попробовала пошевелиться. Осторожно двинула рукой. Потрогала раненое плечо. Оно еще сильно болело, но уже далеко не так сильно, как прежде и двигаться ползком девушка могла, несмотря на эту рану. Значит, с этой стороны дело обстояло вполне благополучно. Оставалось только дождаться, пока не заснут непрошеные гости, и тогда уже со всевозможными предосторожностями попробовать выбраться из сарая. Но к несчастью, неприятельские солдаты, казалось, менее всего были склонны думать о сне… Рыжий притянул к себе сумку и, покопавшись в ней, вытащил оттуда небольшую бутылку.
— Вот, — произнес он на хорошо понятном Милице немецком языке, которым говорят и швабы, — вот выловил нынче из погреба пана Разеловича, что расстреляли нынче за чрезмерную приверженность к русским. Пана-то расстреляли, a погреба его да и всю усадьбу отдали нам в добычу. Что касается меня, то я там немало поживился и тем и другим… A уж насчет этого коньяка не погневитесь, коллеги, остатки..
И, сбив очень ловко концом своей сабли горлышко бутылки, он первый приложился к ней и стал тянуть из нее жадно, не отрывая губ. Выпив большую часть содержимого, он передал полуопорожненную бутылку ближайшему соседу. Тот тоже отпил немалую толику и сунул бутылку дальше соседу. Пятый солдат, которому осталось вина только на донышке, сердито брякнул пустой бутылкой об пол, предварительно поднеся ее к самому фонарю.
— Ничего нет больше, — проворчал он, кидая на своих соратников недоброжелательные взгляды. — Да и какое вино полезет на пустой желудок? Вот уже скоро двое суток, как y меня не было во рту ни хлеба, ни галет, питался кое-как и кое-чем. A все эти дьяволы русские виноваты — куда ни взглянешь, всюду они так и лезут отовсюду. На плечах наших врываются в укрепления и окопы.
— Это оттого, что сам сатана со всей своей гвардией помогает им! — захохотал грубым, резким хохотом рыжий солдат, на голодный желудок которого уже, очевидно, начинал действовать выпитый коньяк.
— Не люблю я их казаков особенно, — растягиваясь поудобнее на сене, ввязался в разговор третий. — Как звери какие-то влетят, врежутся нарубят, наколят и умчатся, словно шальные. Ничего не боятся, проклятые. Жизнь свою в копейку ценят.
— Это потому, что они очень храбры, — произнес юноша с задумчивыми глазами, сидевший в стороне и не принимавший участия в угощении рыжего.
— Однако, вы, коллега, того, знаете, полегче, не очень-то хвалите наших врагов, — сердито проворчал рыжий. — Не больно-то это патриотично, с вашего позволенья.
— Да я их и не хвалю вовсе. Я воздаю только должное их храбрости, про которую наслышана, я думаю, вся Европа.
— Тысяча дьяволов! И целуйтесь с вашими казаками и с вашей Европой, — неожиданно завопил рябой австрияк, и с такой силой хватил концом сабли по остаткам бутылки, что стекло, разбившееся на крошечные кусочки, разлетелось фонтаном во все стороны.
— Потише, коллега, потише, — остановил его рыжий.
Тот вскинул на товарища злые, угрюмые глаза.
— Вам хорошо говорить потише, — заворчал он, — вы основательно подкрепились в погребах расстрелянного пана, a каково-то мне, а? Во всяком случае, будь проклят тот, кто нарушил наш покой, бродя здесь с ручным прожектором. Бьюсь об заклад, что это был какой-нибудь шпион-галичанин, выслеживающий наши позиций, и попадись мне только этот молодчик, я вымещу на его шкуре и это бесцельное шатанье наше за ним и это ночное бодрствование в сырой скверной дыре! — уже совершенно оживившись, заключил рябой.
— Ну, что касается до бодрствования, то на это я вовсе сейчас неспособен. Поступайте, как знаете, детки мои, a я слуга покорный, маяться больше не желаю.
И, завернувшись в свою шинель с головой, рыжий австриец, находившийся, очевидно, в более благодушном настроении, нежели остальные его товарищи, благодаря выпитому коньяку, комфортабельно развалился на сене, посреди сарая. Его примеру последовал и другой, за ним и третий солдат.
— Это единственная умная мысль за всю нашу беседу, должен сознаться, — пробурчал и рябой австрияк, и вскоре его могучий храп оповестил остальных товарищей о самом основательном сне их собрата по оружию.
Очень скоро заснул и державшийся все время как-то в стороне от других и молодой австриец. Теперь все пятеро неприятельских солдат крепко спали, похрапывая, не только на весь сарай, но пожалуй что и на все поле.
— Пора… — сказала себе самой лежавшая без малейшего движения до этой минуты Милица и стала медленно выползать из своей «норы». Она слышала от слова до слова весь разговор австрийцев. Из него ей стало ясно, как день, что никого другого, как ее и Игоря, искали неприятельские разведчики, потревоженные светом их фонаря-прожектора y подножия холма. И поймай они теперь ее или Горю, им бы несдобровать обоим.
Солдаты голодны и озлоблены до последней степени, к тому же они сочтут их за шпионов и прости, прощай тогда их юная жизнь! Значит, необходимо во что бы то ни стало уйти отсюда, бежать и скрыться тотчас же… Бежать навстречу Игорю и сейчас же вместе с ним мчаться к своим, под надежную защиту своей роты, ставшей за короткое время такой близкой и родной.
И, не откладывая ни на один миг своего намерения, Милица осторожно выползла из своей засады и стараясь, почти не отрываться телом от земли, стала медленно, чуть заметно подвигаться к выходу из сарая, мимо спящих солдат. Крепко забинтованное плечо как будто онемело на время, и молодая девушка почти не чувствовала в нем никакой боли сейчас. A короткий, далеко не продолжительный сон, влил некоторый приток сил в ее ослабевшее тело и позволил ей двигаться вперед без прежней боли. Вот уже вся она показалась наружу. A приютивший ее так гостеприимно стог сена оказался уже на сравнительно порядочном расстоянии за ее спиной. Всего два-три аршина оставалось теперь между ней и дверью сарая. Еще несколько усилий, — и она на свободе.
Но как раз между выходом и все так же медленно и бесшумно подвигающейся к нему Милицей, раскинувшись беспорядочной группой, спали неприятельские солдаты. Надо было во что бы то ни стало, бесшумнее и быстрее миновать освещенное место, или же, что было еще лучше, протянуть руку и потушит фонарь.
Разумеется, в абсолютной темноте будет много удобнее проделать всю эту операцию, — промелькнуло новое решение в голове молодой девушки, и она не долго думая, порывисто протянула руку к фонарю.
Протянула и отдернула ее тотчас же назад с глухим, страдальческим криком. Невероятная боль в раненом плече, вдруг прорезавшая, как ножом, пораженное место, заставила вырваться этот стон из горла Милицы.
Как ни тих был этот крик, тем не менее, он долетел до ушей одного из спящих австрийцев.
