Аленушкины сказки (сборник) - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович (мир книг .txt) 📗
Проснувшиеся птицы высыпали из курятника на двор, и сразу поднялся отчаянный гвалт. Особенно шумели куры. Они бегали по двору, лезли к кухонному окну и неистово кричали:
– Ax-куда! Ах-куда-куда-куда… Мы есть хотим! Кухарка Матрена, должно быть, умерла и хочет уморить нас с голоду…
– Господа, имейте терпение, – заметил стоявший на одной ноге Гусак. – Смотрите на меня: я ведь тоже есть хочу, а не кричу, как вы. Если бы я заорал на всю глотку… вот так… Го-го!.. Или так: и-го-го-го!!
Гусак так отчаянно загоготал, что кухарка Матрена сразу проснулась.
– Хорошо ему говорить о терпении, – ворчала одна Утка, – вон какое горло, точно труба. А потом, если бы у меня были такая длинная шея и такой крепкий клюв, то и я тоже проповедовала бы терпение. Сама бы наелась скорее всех, а другим советовала бы терпеть… Знаем мы это гусиное терпение…
Утку поддержал Петух и крикнул:
– Да, хорошо Гусаку говорить о терпении… А кто у меня вчера два лучших пера вытащил из хвоста? Это даже неблагородно – хватать прямо за хвост. Положим, мы немного поссорились, и я хотел Гусаку проклевать голову – не отпираюсь, было такое намеренье, – но виноват я, а не мой хвост. Так я говорю, господа?
Голодные птицы, как голодные люди, делались несправедливыми именно потому, что были голодны.
Индюк из гордости никогда не бросался вместе с другими на корм, а терпеливо ждал, когда Матрена отгонит другую жадную птицу и позовет его. Так было и сейчас. Индюк гулял в стороне, около забора, и делал вид, что ищет что-то среди разного сора.
– Кхе-кхе… ах, как мне хочется кушать! – жаловалась Индюшка, вышагивая за мужем. – Вот уж Матрена бросила овса… да… и, кажется, остатки вчерашней каши… кхе-кхе! Ах, как я люблю кашу!.. Я, кажется, всегда бы ела одну кашу, целую жизнь. Я даже иногда вижу ее ночью во сне…
Индюшка любила пожаловаться, когда была голодна, и требовала, чтобы Индюк непременно ее жалел. Среди других птиц она походила на старушку: вечно горбилась, кашляла, ходила какой-то разбитой походкой, точно ноги приделаны были к ней только вчера.
– Да, хорошо и каши поесть, – соглашался с ней Индюк. – Но умная птица никогда не бросается на пищу. Так я говорю? Если меня хозяин не будет кормить, я умру с голода… так? А где же он найдет другого такого индюка?
– Другого такого нигде нет…
– Вот то-то… А каша, в сущности, пустяки. Да… Дело не в каше, а в Матрене. Так я говорю? Была бы Матрена, а каша будет. Все на свете зависит от одной Матрены – и овес, и каша, и крупа, и корочки хлеба.
Несмотря на все эти рассуждения, Индюк начинал испытывать муки голода. Потом ему сделалось совсем грустно, когда все другие птицы наелись, а Матрена не выходила, чтобы позвать его. А если она позабыла о нем? Ведь это и совсем скверная штука…
Но тут случилось нечто такое, что заставило Индюка позабыть даже о собственном голоде. Началось с того, что одна молоденькая Курочка, гулявшая около сарая, вдруг крикнула:
– Ах-куда!..
Все другие курицы сейчас же подхватили и заорали благим матом: «Ax-куда! куда-куда…» А всех сильнее, конечно, заорал Петух:
– Карраул!.. Кто там?
Сбежавшиеся на крик птицы увидели совсем необыкновенную штуку. У самого сарая в ямке лежало что-то серое, круглое, покрытое сплошь острыми иглами.
– Да это простой камень, – заметил кто-то.
– Он шевелился, – объяснила Курочка. – Я тоже думала, что камень, подошла, а он как пошевелится… Право! Мне показалось, что у него есть глаза, а у камней глаз не бывает.
– Мало ли что может показаться со страха глупой курице, – заметил Индюк. – Может быть, это… это…
– Да это гриб! – крикнул Гусак. – Я видал точно такие грибы, только без игол.
Все громко рассмеялись над Гусаком.
– Скорее это походит на шапку, – попробовал кто-то догадаться и тоже был осмеян.
– Разве у шапки бывают глаза, господа?
– Тут нечего разговаривать попусту, а нужно действовать, – решил за всех Петух. – Эй ты, штука в иголках, сказывайся, что за зверь? Я ведь шутить не люблю… слышишь?
Так как ответа не было, то Петух счел себя оскорбленным и бросился на неизвестного обидчика. Он попробовал клюнуть раза два и сконфуженно отошел в сторону.
– Это… это громадная репейная шишка, и больше ничего, – объяснил он. – Вкусного ничего нет… Не желает ли кто-нибудь попробовать?
Все болтали кому что приходило в голову. Догадкам и предположениям не было конца. Молчал один Индюк. Что же, пусть болтают другие, а он послушает чужие глупости.
Птицы долго галдели, кричали и спорили, пока кто-то не крикнул:
– Господа, что же это мы напрасно ломаем себе голову, когда у нас есть Индюк? Он все знает…
– Конечно, знаю, – отозвался Индюк, распуская хвост и надувая свою красную кишку на носу.
– А если знаешь, так скажи нам.
– А если я не хочу? Так, просто не хочу.
Все принялись упрашивать Индюка.
– Ведь ты у нас самая умная птица, Индюк! Ну, скажи, голубчик… Чего тебе стоит сказать?
Индюк долго ломался и наконец проговорил:
– Ну, хорошо, я, пожалуй, скажу… да, скажу. Только сначала вы скажите мне, за кого вы меня считаете?
– Кто же не знает, что ты самая умная птица!.. – ответили все хором. – Так и говорят: умен, как индюк.
– Значит, вы меня уважаете?
– Уважаем! Все уважаем!..
Индюк еще немного поломался, потом весь распушился, надул кишку, обошел мудреного зверя три раза кругом и проговорил:
– Это… да… Хотите знать, что это?
– Хотим!.. Пожалуйста, не томи, а скажи скорее.
– Это – кто-то куда-то ползет…
Все только хотели рассмеяться, как послышалось хихиканье, и тоненький голосок сказал:
– Вот так самая умная птица!., хи-хи…
Из-под игол показалась черненькая мордочка с двумя черными глазками, понюхала воздух и проговорила:
– Здравствуйте, господа… Да как же вы это Ежа-то не узнали, Ежа – серячка-мужичка?.. Ах, какой у вас смешной Индюк, извините меня, какой он… Как это вежливее сказать?.. Ну, глупый Индюк…
Всем сделалось даже страшно после такого оскорбления, какое нанес Еж Индюку. Конечно, Индюк сказал глупость, это верно, но из этого еще не следует, что Еж имеет право его оскорблять. Наконец, это просто невежливо: прийти в чужой дом и оскорбить хозяина. Как хотите, а Индюк все-таки важная, представительная птица и уж не чета какому-нибудь несчастному Ежу.
Все как-то разом перешли на сторону Индюка, и поднялся страшный гвалт.
– Вероятно, Еж и нас всех тоже считает глупыми! – кричал Петух, хлопая крыльями. – Он нас всех оскорбил!..
– Если кто глуп, так это он, то есть Еж, – заявлял Гусак, вытягивая шею.
– Я это сразу заметил… да!..
– Разве грибы могут быть глупыми? – отвечал Еж.
– Господа, что мы с ним напрасно разговариваем! – кричал Петух. – Все равно он ничего не поймет. Мне кажется, мы только напрасно теряем время. Да… Если, например, вы, Гусак, ухватите его за щетину вашим крепким клювом с одной стороны, а мы с Индюком уцепимся за его щетину с другой, – сейчас будет видно, кто умнее. Ведь ума не скроешь под глупой щетиной…
– Что же, я согласен… – заявил Гусак. – Еще будет лучше, если я вцеплюсь в его щетину сзади, а вы, Петух, будете его клевать прямо в морду… Так, господа? Кто умнее, сейчас и будет видно.
Индюк все время молчал. Сначала его ошеломила дерзость Ежа, и он не нашелся что ему ответить. Потом Индюк рассердился, так рассердился, что даже самому сделалось немного страшно. Ему хотелось броситься на грубияна и растерзать его на мелкие части, чтобы все это видели и еще раз убедились, какая серьезная и строгая птица Индюк. Он даже сделал несколько шагов к Ежу, страшно надулся и только хотел броситься, как все начали кричать и бранить Ежа. Индюк остановился и терпеливо начал ждать, чем все кончится.
