Белая западинка. Судьба степного орла - Колесников Гавриил Семенович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Когда поросята поужинали, свинья увела их с фермы. Антон замыкал шествие.
Днём близ фермы в спокойном месте свинари устроили для Антона и его команды специальную кормушку. Каждую ночь звери наведывались в свою «столовую», а весной разбрелись по балочкам. Но от людей далеко не уходили. Во всяком случае Антона часто видели около летнего лагеря для свиней. С весны их поселяли на степном просторе. На свежем воздухе, при сочном зеленом корме они чувствовали себя отлично…
Вскоре на ферме свиньи стали пороситься’ в неположенное время. Свинари недоумевали, но особенно раздумывать нечего, новых поросят принимали, выхаживали — дело привычное. И когда поросята этого неурочного помёта подросли, стали замечать люди, что живут у них на ферме какие?то чудные свинки—чрезмерно резвые, масти голубоватой, смолоду шетинистые, ноги -— длинные, пятаки — хоботом вытянутые.
Первой догадалась Фрося:
— Тю ему! Ведь это Антоновы дети у нас на ферме завелись. Кабанята!
Вот с этих Антоновых детей и заварилась каша. Колхозный зоотехник обвинил лесничество в том, что его нерадением дикий кабан — коренной житель леса — самоуправно нарушил все правила племенного дела, чем и нанёс колхозу непоправимый урон. На ферме, дескать, расплодилось малоценное и даже сорное потомство дикого кабана. Колхоз обратился к опытному юристу, и тот обосновал иск к Александру Васильевичу тем, что главный лесничий в своё время не позволил ретивым хуторским охотникам застрелить кабана.
Мы страшно переживали несправедливость. С высоты своего четырехклассного разумения мы отлично понимали вздорность затеянной тяжбы. Если уж и был кто виноват в этой кутерьме, так это Антон. Но даже опытный юрист понимал, что вепрь все?таки неподсуден.
В общем, и смех и горе! И неизвестно, чем бы кончилась эта история, если бы не вмешался Пал Палыч. И она неожиданно разрешилась с большой выгодой для колхоза и к полному благополучию Александра Васильевича.
Пока суд да дело, Пал Палыч успел съездить в научно–исследовательский институт и сообщить о странном приплоде на колхозной ферме.
В институте очень обрадовались этой новости. Кабанята оказались для учёных настоящей находкой. Им нужны были такие животные с крепким костяком дикого кабана для научной работы.
За хорошую цену институт купил у колхоза всех отпрысков дикого вепря. Так что Антон оказался колхозу совсем не в убыток.
НОЧНАЯ СМЕНА
Ещё зимой Пал Палыч обещал нам экскурсию в Волгоград. Мы с нетерпением ждали мая, когда нашему классу предстояло совершить это путешествие. Начиналось оно в Ростове, куда колхоз доставил всю шумную нашу ватагу в большом автобусе. Начальник речного вокзала оставил нам на теплоходе «Аму–Дарья» каюты третьего класса. Жестковато, зато весело. И ближе к кухне, где наши дежурные повара под руководстврм кока варили такую вкусную кашу, какой мы дома никогда не ели.
Нужно оказать, что пассажирами третьего класса мы себя не чувствовали, скорее, наоборот — полновластно и безраздельно завладели всем теплоходом. В каютах только спали, да и то неохотно. Столько оказалось интересного, что жалко было терять время на сон. Любители позагорать забирались на верхнюю палубу, к капитанскому мостику, жарились на солнце, полоскались под душем, сохли на ветру и опять жарились. Книгочеи располагались на средней, затенённой, палубе в плетёных креслах. Были у нас и свои артисты. Они занимали салон и развлекали самих себя и взрослых пассажиров песнями, бренчанием на пианино и даже танцами. На эти концерты собирался весь теплоход.
Мы с Васей и Колей не отходили от Пал Палыча, таскали его за собой от одного борта к другому, засыпали вопросами.
Целыми днями нас сопровождали чайки. Они были всюду: на воде, в воздухе, на песчаных отмелях.
— Смотрите, смотрите! Чайки на полене плывут! — торопился поделиться удивившим его открытием Вася.
— Очень просто, —спокойно говорил Пал Палыч. —Для пары птиц — это подвижный островок, на котором можно хорошо отдохнуть. Видите, как они ловко устроились?
Для нас чайки — просто птицы, а Пал Палыч видел в них именно то, что сделало их чайками. Зорким глазом натуралиста подмечал каждый оттенок и каждое пятнышко в их оперении. На стоянках чайки отдыхали вместе с теплоходом и давали нам возможность посмотреть на себя с близкого расстояния. Вот одна из них осторожно тронула волну лапками и села на воду, быстро сложив крылья. Она смешно покачивалась, маяча острым чёрным хвостиком, затем легко поднялась в воздух и расправила веером красивый белый хвост. Вася растерянно посмотрел на Пал Палыча. Тот засмеялся:
— Чернохвостая чайка с белым хвостом?! Удивительное дело! Хвосты?то у чаек белые, а крылья на концах чёрные. Складывают они их высоко за серой спинкой, чтоб не замочить. Вот концы крыльев и торчат над водой чёрным хвостиком… А во время полёта — при–смотритесь — чайки прижимают к белоснежному брюшку красные лапки.
— Как самолёт— «убирают шасси», —по–своему повернул Коля наблюдение учителя.
Чайки — птицы не весёлые, но хлопотливые и привлекательные. Негромко, но резко и тоскливо, будто обиду какую выговаривают, покрикивают они, летя стаей за теплоходом. Дневные птицы, они вылетают на промысел, как только зарозовеет небо над Доном, и улетают на покой в сумерки.
Многие пассажиры так привыкли к размеренному образу жизни чаек, что и свой распорядок приноравливали к их расписанию: с чайками ранним утром выходили размяться на палубу, а улетали на покой чайки — и они разбредались по каютам.
Нам?то, конечно, было не до сна в такую рань, и мы не уставали любоваться тихими закатами…
Медленно темнеет небо, и незаметно наступает особенный, ласковый час… Бледным серебром высветляется серпик молодого месяца на дымном синевато–розовом небе. Рябит река некрупной сонной волной, и вся переливается зеленоватыми, золотистыми, розовыми красками. У поверхности воды тесно роятся комары. Все успокаивается вокруг, затихает. И только одна бесприютная чайка летает над густо-розовым Доном и жалобно кричит. Где?то глубоко внизу неслышно работает машина. И не понять — плывём мы или стоим…
Вчетвером мы сидим в удобных креслах на средней палубе, любуемся вечереющим небом, жалеем чайку. Вася спрашивает:
— Чего она летает, Пал Палыч? Одна!
— Покоя ищет.
— А чего она беспокоится? У неё дома нет? Ей лететь некуда?
— Ничего, угомонится.
— А зачем она плачет? Ей больно?
— Это, Вася, у неё разговор такой. Чайкин разговор. Чего ей плакать? Она вольная птица.
Небо неостановимо темнеет. Только высоко–высоко, как огненные борозды, пламенеют дорожки, оставленные пролетевшим самолётом.
Чайка перестала стонать и спряталась в густеющей темени. Видно, и она нашла наконец себе покой.
Над притихшей гладью Дона поминутно слышатся всплески. Стайки рыб, красиво изгибаясь, делают над водой какие?то непонятные прыжки. Наверное, кто?то большой и страшный преследует их под водой, и они, спасаясь от врага, выпрыгивают наружу.
— Рыбы пляшут! Смотрите! Вот здорово! — Коля вопросительно смотрит на Пал Палыча — что он окажет? Мы твёрдо убеждены, что наш Пал Палыч все знает.
— А может, они комаров хватают? г— не особенно, впрочем, уверенно говорит Вася.
Верно! Есть захочешь — запляшешь. Это ты правильно сообразил. Посменно работают, — улыбается Пал Палыч. — Днём чайки за рыбками охотятся, ночью рыбки на комаров… Ну что ж, ребята, пошли отдыхать. Завтра проснёмся уже на канале…
Не первое десятилетие живёт Волго–Дон, а все, проплывая по каналу, не перестаёшь удивляться и радоваться силе человеческого Духа.
После завтрака мы сгрудились на верхней палубе, у капитанской рубки. Всем же любопытно! Кажется, что канал лёг на зеленую степь огромным чертежом, — такие у него строгие и точные линии. На всем протяжении этой рукотворной реки её откосы вымощены камнем. И это, пожалуй, самое удивительное на канале. Десятки тысяч безвестных тружеников своими руками уложили, один к одному, миллиарды камней, создали для водного потока каменную дорогу с поразительной ясностью линий! Трудом этих людей канал приобрёл техническую несокрушимость…
