Повесть об Атлантиде - Томин Юрий Геннадьевич (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Но вот Гога повернул голову к Феде и… Лишь на секунду остановилась в одном положении ручка, прекратили пляску педали… И сразу же поплыла вбок земля, горизонт накренился и встал под углом. Нет, оставлять управление нельзя было даже на секунду!
Примерно через час полета Гога толкнул Федю в бок и кивком показал вниз, за борт самолета. Федя, осторожно вытянув шею, взглянул на землю. Под ними, чуть впереди, тяжело махая крыльями, стоял на месте косяк гусей. Федя не сразу понял, почему они еле двигаются. Грузные, неуклюжие птицы летели чуть медленнее самолета.
Тень машины упала на стаю. Гуси чаще замахали крыльями. Теперь уже они летели чуть быстрее «шаврушки» и постепенно уходили все дальше. Гога прибавил газ. Мотор заревел громче. Гуси, словно подхлестнутые этим ревом, рванулись изо всех сил. И снова они летели немного быстрее.
Федя засмеялся. Гога мельком взглянул на него, поправил рукой шлем и плотнее уселся в кресле.
Ручка плавно ушла вперед. Взметнулся вверх и исчез горизонт. Федя почувствовал, как тело его, став необычно легким, приподнялось с кресла, словно стремилось оторваться от самолета. Он хотел крикнуть: «Не надо!» — но тут же его прижало к сиденью — выравнивая машину, Гога обрушился на косяк. Отчаянно махая крыльями, гуси разлетались в стороны. И Федя, понимая, что все уже кончилось, охваченный радостью победы над своим страхом, крикнул: «Догнали! Догнали, Гога!»
И вдруг один из гусей метнулся навстречу машине. То ли он обезумел от ужаса, то ли в глупом своем гусином бесстрашии думал напугать врага… Расплывчатой тенью он мелькнул над щитком, и Федя услышал глухой удар. Самолет вздрогнул, заходил ходуном в неистовой, бешеной тряске.
Прежде чем Федя успел шевельнуться, даже прежде чем он успел напугаться, рука Гоги протянулась к щитку и выключила зажигание. Тряска прекратилась мгновенно, как и возникла. Наступила тишина. И в этой тишине стремительно понеслась навстречу земля.
Федя с ужасом, с последней надеждой взглянул на Гогу. Гога сидел слегка подавшись вперед; его глаза сузились, будто он прицеливался. У Гоги была твердая рука. «Шаврушка» планировала, оседая, но шла ровно, как по нитке. Гога тянул, сколько мог. Но внизу была тайга, сплошная тайга. Она щетинилась навстречу машине пиками елей…
Последним движением ручки, в последнем точном расчете Гога бросил «шаврушку» вниз, на прогалину, поросшую невысокими молодыми елочками.
Федя почувствовал, как рука Гоги опустилась на его плечо, вдавила в сиденье. И сразу же в брюхо машины хлестнули частые удары. Федю оторвало от кресла и швырнуло вперед, на приборную доску. Он успел разглядеть надвигающуюся стену плотного леса. Она закрыла горизонт и, подпрыгивая, перекашиваясь, мчалась навстречу, вырастая с каждым мгновением. Над головой Феди мелькнули ветви, он ощутил сильный удар и потерял сознание.
…На прогалине стояла тишина. От одного ее края до другого тянулся широкий коридор, пробитый в высокой траве. В этом коридоре, вздрагивая, словно от испуга, медленно распрямлялись молодые ели.
Открыв глаза, Федя увидел над собой темно-зеленое небо. В голове расплывалась тупая боль. С рассеченного лба на канадку падали капли крови. Постепенно прояснилось зрение, и лишь тогда Федя понял, что видит не небо, а зелень еловых лап. Гоги рядом не было.
Перевалившись через борт кабины, Федя спустился на землю. Голова болела невыносимо, и Федя с трудом заставил себя оглядеться по сторонам.
Гога лежал метрах в пяти впереди искалеченного самолета.
Каждый шаг болью отзывался в затылке, и, подойдя к Гоге, Федя опустился на колени.
— Гога… — позвал он.
Летчик молчал. Он лежал ничком у подножия дерева, и левая рука его была вытянута и сжата в кулак, будто он все еще держал ручку.
Федя осторожно приподнял его тяжелую голову и заглянул в лицо.
— Гога!
Гога открыл глаза и посмотрел на Федю непонимающим, хмельным взглядом.
— Сейчас… — сказал он спокойно и равнодушно. Он шевельнул рукой, как будто хотел поднести ее к голове, и на лице его появилось выражение боли и радости.
— Ты жив? — спросил он.
— Голова очень болит.
— Ты жив, Федька! — повторил Гога. — Помоги мне сесть.
Федя потянул его за кожанку. Гога, опираясь рукой о землю, приподнялся и прислонился спиной к дереву. На лице его выступил пот, и он снова закрыл глаза.
— В кабине, в боковом кармане… аптечка… принеси.
Федя с трудом добрел до машины. Свесившись в кабину, он достал аптечку. Гога открыл ее одной рукой и обмотал Федину голову широким бинтом. Кровь перестала течь.
— Теперь нужно достать брезент, он в багажнике. Помоги мне встать.
Федя присел. Гога обнял его за шею, и они оба, покачиваясь, поднялись на ноги. Голова Феди гудела, но все же он заметил, что каждое движение дается Гоге с большим трудом.
— Почему ты не можешь идти сам? — спросил он.
— У меня внутри что-то неладно. Кажется, ребра…
Они вытащили брезент и расстелили его у подножия той самой ели, о которую ударился Гога.
Так они просидели ночь, а наутро услышали далекий рокот мотора. Он погудел чуть слышно и стих.
— Они могут нас не найти, — сказал Гога. — Мы шли километров на тридцать южнее трассы. А машина врезалась в самую гущу — сверху не видно. Понимаешь, Федор?
— Да.
— Ты можешь идти?
— Сейчас. — Федя поднялся на ноги. Все поплыло, закружилось перед глазами. — У меня будто лопнула голова, — сказал Федя. — Я хочу идти и не могу.
— Это получилось глупо, — сказал Гога, глядя прямо на Федю. — Я не должен был этого делать. Но я пугал их не раз, когда летал один… Они всегда разлетаются. Их нельзя сбить, даже если хочешь. Этот дурак ударился о винт, и полетела лопасть… Я не оправдываюсь, малыш… Когда мы вернемся, мне не будет пощады!
— Я никому не скажу, — ответил Федя. — Ты не думай…
— Спасибо, — медленно проговорил Гога. — Спасибо, Федор. Но я сам себе не дам пощады. А теперь я должен идти. Если я встану, то дойду. Я не бросаю тебя, — понимаешь? Все дело в том, что они могут нас не найти. Отсюда километров двадцать до реки. Но они ищут совсем не там. Помоги мне чуть-чуть.
И снова мальчик опустился на четвереньки, а взрослый навалился на него грузным своим телом. Гога поднялся и встал, покачиваясь, а Федя сел, потому что не мог даже стоять.
— Оставляю две плитки шоколада, это весь бортовой НЗ. — Гога бросил к ногам Феди шоколад, ракетницу и три толстые гильзы с ракетами. — Ракетница заряжена. Если услышишь мотор, стреляй вверх. Шоколад постарайся растянуть на два дня. Завернись в брезент сам, — я не могу наклоняться.
Федя с трудом понимал слова. Все плыло перед глазами от нестерпимой боли в голове, и все, кроме этой боли, было ему безразлично. Когда он поднял голову, то, как сквозь туман, увидел высокую фигуру летчика, которая, странно вздрагивая и покачиваясь, постепенно скрылась за деревьями.
Федя сидел не шевелясь, — малейшее движение причиняло боль. Он не думал ни о себе, ни о Гоге, не думал о том, найдут их или нет, — ему было сейчас все равно.
Рядом — искалеченная «шаврушка» уткнулась крылом в землю. Теперь она принадлежала тайге и как бы стала ее частью. Она была мертва, и мальчик равнодушно смотрел на ее стрекозиный профиль, уже не удивляясь тому, как нелепо выглядит ее поплавок, уткнувшийся в разворошенную муравьиную кучу. Есть ему не хотелось. Муравьи облепили плитки шоколада. Но Федя даже не протянул руки, чтобы спрятать плитки в карман.
К вечеру снова послышался гул мотора. Он приближался, нарастая, и вот уже гремел совсем близко. Федя нащупал рукой ракетницу и выстрелил вверх. Рокот мотора начал удаляться. Превозмогая боль, Федя еще дважды закладывал толстые гильзы в ствол и стрелял вслед уходящему самолету. Но пилот не заметил ракет.
Где-то на западе уходило за горизонт невидимое солнце. Между деревьями поползли голубые ручьи тумана. В глубине леса потрескивали стволы, отдавая тепло короткого дня.
Федя плотнее закутался в брезент, но долго не мог уснуть и почти до утра просидел, прислушиваясь к звукам, доносящимся из темноты. Он не пугался этих звуков, — ему было все равно.
