Тень каравеллы (сборник, с илл.) - Крапивин Владислав Петрович (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Я думал все время про Майку.
Наверно, ее заколдовал злой волшебник. И мне придется вступить с ним в бой, как Дон Кихоту. Только Дон Кихот дрался с ненастоящими волшебниками, а у меня будет такой, что страшнее не придумаешь.
Я уже знал, как он выглядит. У него похожее на толстое бревно туловище, все в чешуйках и грязной шерсти, косматая лопоухая голова, желтые глаза и клыки длиной в мизинец. У него шесть обезьяньих лап; он, как великанский паук, шевелится в глубине пещеры, поджидая добычу.
Где эта пещера, я тоже знал. Неподалеку, на крутом откосе, чернела в зарослях глубокая дыра. Жители окрестных кварталов раньше добывали там песок, а потом весенние ручьи подмыли громадный пласт глины, и он съехал, разрушив тропинку.
В неприступном черном логове жил теперь колдун по имени Черибузо.
Стараясь не звякнуть, я стал подбираться к вражьей берлоге. Было солнечно и пусто, в огромном логу звенел знойный воздух. Мне стало жутковато. Вдруг придуманный Черибузо и в самом деле сейчас выползет на свет!..
Но он, конечно, не выползал. Он выслал вперед злых солдат. Шеренги чертополоха, бурьяна и репейника крепко защищали своего хозяина-колдуна.
Ах так? Я плавно вытянул из-за пояса меч. Ш-шэх! – свистнуло лезвие, и куст бурьяна, постояв секунду, мягко лег мне под ноги.
Р-раз, р-раз! Я старался рубить отточенным кончиком клинка. Срезанные под корень враги валились без шума и треска.
Но вдруг – трах! – меч упруго подскочил и чуть не вырвался из ладони. Это жилистый и твердый стебель репейника оказался клинку не по зубам.
Ну держись! Я серединой меча несколько раз ударил вражеского генерала. Он стоял. Я разозлился. Тут уж не до страхов, не до колдуна. Я обрушил на противника такие удары, что он рухнул наконец с шумом, похожим на вздох.
Я откинул забрало и вытер мокрое лицо. Было жарко, солнце успело нагреть мои доспехи. Черибузо не подавал признаков жизни. И по-прежнему тонко пела в ушах тишина. Но вот в это пение проник другой звук. Он был негромкий и басовитый. Он был грозный. У меня в один миг натянулись все жилки.
Я научился уже многого не бояться. Мог ночью забраться на чердак, прыгнуть в крапиву, отлупить Тольку, читать повесть Гоголя «Вий» при коптилке и сказать здоровенному Петьке Брындину, по прозвищу Зер-Гут, что он драная сколопендра. Но мохнатых шмелей и злых кусачих ос я боялся пуще огня.
Гудение нарастало. Я завертел головой. Громадный, чуть ли не с грецкий орех, шмель совершал вокруг меня неторопливый облет. Тут же я представил, как он заберется мне под латы и будет жужжать и биться там…
Черибузо, наверно, с ехидной улыбкой наблюдал из пещеры, как рыцарь в сверкающих доспехах, звеня и погромыхивая, летит вниз, не разбирая дороги.
Я отдышался у ручья на лужайке, окруженной мелким ольховником.
– У, ж-животное… – сказал я в адрес шмеля, чтобы не было так стыдно за свое отступление.
– Чиво говоришь?
Я даже подскочил.
За кустом, у самого ручья, пятками в воде сидела Манярка.
– Чиво говоришь? – повторила она, и на лице у нее проступило сильнейшее любопытство. Узнала.
– Ничего, – буркнул я. – Ты что здесь делаешь? Вот Славка узнает, где ты болтаешься, он тебе задаст.
– Не, – рассеянно откликнулась она. – Не задаст. Он меня не лупит.
– Зря, – сурово сказал я.
Больше всего я боялся, что Манярка догадается о моем позорном бегстве. Но как она могла догадаться?
Я с ожесточением начал дергать тесемки и срывать крючки доспехов. Если человек струсил, он всегда потом злится. Манярка следила за мной не двигаясь.
Было в ней что-то птичье. Глаза – как черные пуговицы, шея тонкая, будто у птенца. И даже острые лопатки под платьем были похожи на неотросшие крылышки.
Не нравилось мне, как она сидит и смотрит: разболтает теперь всем про мое снаряжение. А тут еще крючок наплечника намертво вцепился в рубашку. Я дергал, дергал…
– Давай отцеплю, – сказала Манярка.
Но не двинулась, пока я не ответил:
– Ну отцепи… Чего сидишь?
Она встала, подошла сзади и деловито задышала мне в шею. Отцепила. Потом села на корточки над моим снаряжением.
– Это раньше солдаты носили такие железины… Ты сам делал?
– А кто? Пушкин, что ли?
– Я знаю, – сказала она. – Пушкин – это писатель. Он кино про царя Салтана сочинил.
Был такой фильм. Не цветной, не широкоэкранный, но все равно хороший.
– Ну-ка, помоги! – велел я.
Она послушно уложила мне в портфель доспехи.
– Пойдем, – сказал я. – Нечего тебе здесь одной делать. Славка, наверно, по всем улицам ищет.
Я знал, как Дыркнаб нервничал, если Манярка исчезала.
– Не пойду, – нахмурилась она. – Я с ним поругалась.
– Ну подумаешь – поругалась. А сейчас помиришься.
– Пускай он первый мирится.
– А как же он будет мириться, если тебя нет?! Пошли!
– Не пойду.
– Ну что ты будешь здесь делать, а?
– Я рыбу ловлю.
И тут я увидел на берегу здоровенную палку с привязанной ниткой. На конце нитки была расстегнутая безопасная булавка, а на острие булавки сидела дохлая зеленая муха.
Вот потеха!
– Этой удочкой ловишь?
– Ага.
– Ничего ты ею не поймаешь. Да тут и рыбы нет.
– Южка говорил, что есть маленькая.
– Ничего здесь нет. Айда!
Она повернулась спиной. Вот вредная! Пришлось пойти на хитрость:
– Если пойдешь, я тебе настоящую удочку сделаю.
Она обернулась.
– А ты не врешь?
– Маняра! – сурово сказал я.
Она подумала. Потом глаза ее остановились на моей пряжке.
– А дашь ремень поносить?
– Ты же не мальчик!
– А девочки тоже бывают моряки.
Что с ней делать?
– Только не зажиль, отдай потом.
Она быстро затолкала платье в трусики и подпоясалась. Но ремень сваливался. Пришлось мне передвигать пряжку.
Нацепив ремень, Манярка полюбовалась пряжкой, закинула на плечо свою удочку (не снимая мухи с булавки) и зашагала впереди меня.
Во дворе я сдал ее Дыркнабу, который и вправду уже беспокоился.
– Выдеру, – жалобно сказал он. – А ну, дай сюда ремень!
Но Манярка ускакала как коза.
Под вечер Дыркнаб вызвал меня на крыльцо. Манярка была с ним рядом.
– Ты ей обещал удочку сделать?
– Ну и что? – сказал я. – Она никак домой не шла.
– Вот, видали! – в сердцах сказал Дыркнаб. – А теперь она от меня не отлипает: почему ты удочку не делаешь?
– Она чья сестра? – взъелся я. – Моя? Она твоя сестра! Ты и делай!
Дыркнаб тоже разозлился:
– А она не хочет! Понятно? Хочет, чтобы ты!
Видали фокусы?
– Ты ее спроси, не хочет ли она по шее.
Манярка молча смотрела на меня и слушала.
Серьезная такая. Когда я сказал про шею, она повернулась и зашагала прочь. Потом остановилась. Вернулась, не глядя на меня. Сняла мой ремень, положила на крыльцо и снова пошла от нас.
Что тут будешь делать? Нельзя же, чтобы человек вот так уходил.
– Постой, ты, – сказал я.
Пришлось искать подходящий прут для удилища. Нашел. Но нужную нитку отыскать не смог и сделал леску из шпагата.
– Зачем такая толстая? – недовольно спросила Манярка.
– А если большая щука попадется?
– Тогда крючок тоже большой надо.
– Крючок – завтра. Проволоку найду и сделаю.
– Ладно, – снисходительно сказала она и убежала, оглядываясь.
Поздно вечером, когда я, набегавшись, уже собирался спать, мама сообщила:
– Там тебя барышня спрашивает.
– Кто? Майка, что ли?
– Не Майка. Маня.
– Маня?.. Ах, Манярка! Ну что ей опять надо?
Она стояла у крыльца с моей «удочкой».
– Маняра! Ты чего не спишь? Ну, Славка намылит тебе шею!
– Не намылит, – отмахнулась она. И, встав на цыпочки, зашептала мне в ухо: – Владька, а можно, чтобы это была не удочка, а кнут? Все равно ведь крючка нету, а только палка с веревкой. Можно?
Ну смех, да и только! Шепчет, будто какая-то тайна у нее.
– Зачем тебе кнут? – спросил я громко.
