Письмо с вулканического острова (Рассказы) - Яковлев Юрий Яковлевич (книга жизни txt) 📗

Однажды Клавочка отвела в сторону Асю и сказала:

— Можно встречаться, но зачем же на виду у всех?

Ася презрительно повела плечами.

— А нам нечего скрываться. Мы дружим. Чего здесь плохого?

— Плохого ничего нет, — сказала бабочка-капустница, — но все же…

Она поджала губы и упорхнула.

В тот же вечер с Асей говорила отрядная вожатая Майя. Она стригла ногти маленькими блестящими ножницами и как бы между делом спросила:

— Что это у тебя с Димой?

— Мы дружим! — обрубила Ася.

Веселая невозмутимая Ася начала терять терпение. Майя испытующе посмотрела на Асю. Блестящие ножницы заработали быстрей.

— Надо дружить со всеми мальчиками.

— А если все мальчики не нравятся?

Ножницы остановились.

— Ах, вот что!.. Хороша дружба! — Майя даже покраснела от возбуждения. — Значит, дружат только с теми, кто нравится?

— Конечно! Если человек не нравится, какой же он друг?

Ножницы похожи на блестящий птичий клюв. Клюв широко раскрылся от удивления и замер. Майя попала в затруднительное положение. Вероятно, в глубине души она была согласна с Асей, но признаться в этом не решалась.

Ножницы-клюв медленно закрылись, обрезали дальнейший разговор.

А в это время на другом конце лагеря вожатый Сережа и Димка шли, заложив руки за спину.

Сережа был человек огромного роста. На его широких плечах трещали все рубашки, и ни один воротничок не сходился на шее. Поэтому он всегда ходил в майке. А так как ножища у него была дай бог и ботинки ему шили на заказ, то ходил Сережа босиком: не стаптывать же заказные ботинки. Он был кузнецом, а в лагерь попал по комсомольскому поручению.

Этот большерукий и большеногий парень долго не мог приступить к разговору с Димкой. Хорошо, что было темно, и Димка не видел, как его вожатый краснел от неловкости. Наконец он выдавил из себя:

— Слушай, что у тебя там произошло с этой… Асей?

— Ничего не произошло! — задиристо ответил Димка. И тут же перешел в наступление: — Что, мне поссориться с ней? Да?

— Ссориться не надо, — примирительно сказал Большой Сережа.

— А что надо? — кипел Димка.

— Что ты меня спрашиваешь! — не выдержал Сережа. — Если бы знал, сам бы тебе сказал… А ссориться не надо.

Вожатый начал отчаянно лохматить свои короткие волосы, будто они виноваты в том, что он попал в такое затруднительное положение. Он бы с радостью помог Димке, но сам был молодым и неопытным.

И вдруг он спросил:

— Слушай, а может быть, ты ее… любишь?

Димка резко повернулся. Слово «любишь» обожгло его. Он не знал, что делать с этим словом: отшвырнуть от себя или взять под защиту.

— Мы дружим, — деревянным голосом ответил он и снова отвернулся.

Димка стал держаться особняком. Худой, взъерошенный, он был похож на волчонка. Он огрызался на каждую шутку. Ему все время чудилось, что ребята смотрят на него недобро и насмешливо.

Ася, напротив, держалась как ни в чем не бывало. Она бегала с подружками, отчаянная, босоногая. Ее кофточка-размахайка то появлялась, то исчезала. А Димка думал, что Ася в чем-то предала его, что она чуть ли не на стороне насмешников.

Кожаный мяч взлетает ввысь. Он летит высоко-высоко. Сейчас он выйдет из-под власти земли и превратится в новый маленький спутник. Десятки глаз провожают его. Но мяч вдруг останавливается — раздумал покидать землю — и начинает падать вниз.

Димка первый подбегает к неудавшемуся спутнику и ловко поддевает его стоптанным ботинком. Он бежит по краю большого поля, тоже стоптанного, как и ботинок. Может быть, мяч привязан к его ноге невидимой ниткой: почему он не отскакивает дальше метра и никто не может отнять его у Димки? Димка бежит к воротам противника, а мяч послушно катится впереди.

Теперь их уже никто не остановит. Они — мальчик и мяч — вырвались вперед.

И вдруг кто-то кричит:

— Эй, жених, пасуй мне! Давай сюда, жених!..

Димка останавливается. В десяти шагах от него бежит кряжистый паренек в огромных футбольных бутсах. Это Сашка Лимонов. Димка останавливается и, забыв про мяч, бежит к Сашке.

— Жених, — кричит тот, — что ты отдаешь мяч?

В два прыжка очутился Димка рядом с Сашкой. Тот стоял, ничего не понимая, а Димка налетел на него, сбил с ног и, усевшись ему на плечи, изо всех сил стал дубасить его кулаками.

Он не слышал свистков судьи, не видел сбежавшихся ребят. Он бил Лимона за обиду, за свой стыд, за Асю. Будто один Лимон был во всем виноват.

Ребята оттащили Димку. Кто-то дал ему хорошего «леща». Димка никого не видел и не слышал. Он побрел прочь.

К вечеру весь лагерь знал о происшествии на футбольном поле.

— За что ты побил Лимонова? Отвечай.

Димка стоял перед линейкой и молчал.

— Что, у тебя язык отнялся?

Димка закусил губу, словно боялся проговориться. Его мучила обида. Ему казалось, что за спиной стоит целая шеренга недобрых людей, которые рады потешиться над ним.

— Ты будешь отвечать?

Старшая вожатая теряла терпение.

И вдруг за спиной раздался тоненький голосок:

— Он не виноват. Лимон дразнил его.

— Это что еще за новости?! — сказала старшая вожатая. — Тебе скажут слово, а ты — в драку? Как он тебя дразнил?

Димка похолодел. Тонкий голосок сказал:

— Женихом его дразнят.

Голосок принадлежал пареньку из младшего отряда. Он звучал тихо, будто хотел подсказать Димке, но услышали все. Слово «жених» пришлось Димке как удар. Он сорвался с места и побежал. Он бежал, не глядя себе под ноги, и ему казалось, что все триста человек преследуют его.

— Вернись! — крикнула старшая вожатая.

Но Димка не слышал ее голоса.

Он добежал до окраины лагеря и остановился, чтобы перевести дух. Он очутился у лампочки, которая почему-то горела и днем. Это была самая обыкновенная лампочка в сто свечей. Но Димке почудилось, что она посылает во тьму сигналы: «Он здесь! Он здесь!» Димка поднял с земли камень и запустил им в лампочку. Он промахнулся, но задел провод. И лампочка закачалась. Тени забегали по траве. Они то вытягивались, то сжимались. Вся земля качалась. А звезд не было видно. Как это жалкая лампочка сумела затмить их?

Димка отвернулся от столба и увидел Асю.

Неяркий свет лампочки освещал ее лицо. Теперь Ася не показалась Димке туземкой далекого острова коричневокожих и белозубых. Она была простой девчонкой. В ее глазах светилась тревога, а рот был слегка приоткрыт.

— Ты зачем здесь? — спросил Димка.

Ася пропустила его вопрос мимо ушей.

— Что будем делать? — твердо спросила она.

— Это не твое… — начал было Димка, но запнулся.

Он поднял глаза на Асю и все понял. Значит, она на виду у всех ребят бросилась следом за ним. Не побоялась насмешек, не испугалась совета лагеря. И она не уговаривает его вернуться на линейку, а спрашивает: «Что будем делать?» Димке стало, не по себе. Он отвернулся и сказал:

— Я не вернусь в лагерь.

— И я, — отозвалась Ася.

Лампочка все еще качалась, и тени танцевали на траве. Но Димка уже не замечал этого.

— Ты не ходи. Зачем тебе идти? — примирительно сказал он.

— Пошли, — сказала Ася и, не дожидаясь его, направилась к лесу.

Она сказала так решительно, что получалось, будто она уводит его из лагеря, а он послушно идет за ней. И Димке неожиданно стало легче.

Лесная дорога казалась бесконечно длинным коридором, в котором погашен свет и, того и гляди, можно на что-нибудь наткнуться. Между ветвями деревьев горели звезды, которые, как известно, горят и днем. Просто они незаметны, как лампочка, которую забыли погасить с приходом солнца.

— Я боюсь змей, — сказала Ася.

— Ночью змеи спят, — отозвался Димка.

Через несколько шагов Ася сказала:

— Ты смелый.

Согласиться с Асей было бы хвастовством, а возразить ей значило бы расписаться в трусости. Димка сказал:

— Это я с тобой не трушу.