Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826) - Слонимский Александр Леонидович (бесплатные серии книг TXT) 📗

— Да он спятил! — заорал Горбачевский. — Ах ты, Настасей-дуралей, что наделал!

— Анастасий Дмитриевич готов на все, даже на невозможное, — сдержанно заметил Борисов.

Кузьмин нахмурился и обвел мрачным взглядом столпившихся вокруг него товарищей.

— Пустые толки ни к чему не ведут, — сказал он сурово. — Ежели восстание, так пора приниматься за дело. Впрочем, мои солдаты умеют молчать.

— Да пойми же, — накинулся на него Горбачевский, — тут нужно соображение всех обстоятельств, а не то что сплеча!

— Не знаю, — отвечал Кузьмин. — Мое мнение: чем скорее, тем лучше.

Черниговский полк стоял в десяти верстах от восьмой артиллерийской бригады, в лесу. Командир второго батальона подполковник Сергей Муравьев-Апостол занимал просторный дощатый балаган на опушке. С ним вместе помещался Бестужев.

Утром Сергей присутствовал на учении пятой мушкетерской роты, которой командовал Кузьмин. Учение проходило весело, и у солдат были довольные лица. После учения, солдаты окружили Сергея и стали расспрашивать, скоро ли приедет государь и когда конец лагерю. Потом наступило молчание. Солдаты переглядывались между собой, как будто желали еще о чем-то спросить и не решались.

А что, ваше высокородие, — заговорил наконец усатый фельдфебель Шутов, — самое бы время сейчас, как все в сборе…

Солдаты в ожидании смотрели на Сергея. Сергей, положив руку на плечо Шутова, произнес загадочно:

— Недолго терпеть, братцы. Скоро будет вам облегчение.

— Будьте покойны, Сергей Иванович, — почтительно ответил Шутов, понизив голос, — мы понимаем.

Сергей подошел к Кузьмину.

Мне надо поговорить с вами, Анастасий Дмитриевич, — сказал он сухо. — Будьте добры зайти ко мне после обеда.

Кузьмин поклонился молча.

— Что такое, в чем дело? — быстро спросил Кузьмина Сухинов, командир шестой роты, когда Сергей удалился.

У Сухинова было смуглое лицо и черные жесткие волосы. Он говорил глухим, сиплым басом, и острый, колющий взгляд его черных глаз как будто впивался в собеседника.

— Ничего, — равнодушно отозвался Кузьмин. — Должно быть, узнал, что я оповестил солдат. Отчитывать хочет.

— Я пойду с тобой, — решительно заявил Сухинов.

Кузьмин жил в общей палатке с солдатами и питался из общего котла. Обед был ровно в полдень. После обеда Сухинов присоединился к Кузьмину, и оба направились к батальонному командиру. Они застали Сергея за столом. Сергей только что окончил завтрак и теперь записывал что-то в тетрадь, переплетенную в сафьян. Тут же находился Бестужев.

Сергей холодно поздоровался с Сухиновым (он как будто не удивился его приходу) и прямо обратился к Кузьмину.

— Анастасий Дмитриевич, — сказал он, — мне известно, что вы объявили солдатам вашей роты намерение общества и призвали их к восстанию. Прошу иметь в виду, что все касающееся Черниговского полка принадлежит мне и что я никому не позволю вмешиваться в мои распоряжения.

Кузьмин вспыхнул.

— Черниговский полк не ваш и не вам принадлежит! — ответил он, задыхаясь от ярости. — Я завтра же взбунтую не один только полк, а целую дивизию, и не думайте, что приду к вам просить позволения, господин подполковник!

— Вы обязаны следовать предписаниям директора, — хладнокровно сказал Сергей.

— Я знаю только своих солдат, — продолжал Кузьмин. Будьте уверены: когда народ встанет с оружием в руках, он не посчитается ни с чьими предписаниями!

— Наполеоны нам не по климату, господин подполковник! — гневно проговорил Сухинов.

Вмешался Бестужев. Он всячески старался успокоить Кузьмина и Сухинова, но те не желали ничего слушать.

— Изрублю в мелкие куски всякого, кто осмелится располагать мною! — хрипло кричал Сухинов, наступая на Бестужева. — Найдем и без вас дорогу в Москву и в Петербург Нам не нужны такие руководители, как ты и… — Он метнул свирепый взгляд в сторону Сергея.

— Не будем ссориться накануне общего дела, — сказал Сергей. — Я ценю вашу пылкость, но должен напомнить о том, какая на нас лежит ответственность. — Он с добродушной улыбкой протянул руку Кузьмину. — Я не хотел оскорбить вас, Анастасий Дмитриевич, — произнес он просто.

Кузьмин с волнением пожал протянутую руку.

— Ненавижу эту его аристократическую ужимку, — говорил он, возвращаясь к своей роте вместе с Сухиновым. — Но зато какое сердце, какая голова!

Вечером, после репетиции смотра, у Сергея было назначено совместное совещание славян с членами Южного общества. Земляной пол балагана был устлан циновками. Горело множество свечей в шандалах. У походной кровати Сергея на ящике, покрытом белой скатертью, стояло зеркало, перед которым лежали туалетные принадлежности: головная щеточка, гребешки, мыло, бритвенный прибор. Тут же была склянка духов. В балагане было светло и уютно.

Южане были все в сборе, когда явились славяне. На походном стуле, расставив толстые ноги в напруженных гусарских чикчирах [45] с шитьем, сидел Артамон Захарович Муравьев, родственник Сергея. Он курил трубку, и на его полном лице с одутловатыми щеками и маленькими глазами было торжественное выражение. Высокий Тизенгаузен, командир Полтавского полка, стоял в невозмутимой позе, заложив пальцы за борт аккуратно застегнутого сюртука. Маленький Пыхачев, командир пятой артиллерийской конной роты, нервно ходил из угла в угол и взмахивал рукой, как бы говоря сам с собой.

Среди южан большинство были полковые и батальонные командиры, люди с известными дворянскими фамилиями. Славяне сначала чувствовали себя неловко. Андреевич то и дело приглаживал широкой ладонью встававшие на голове вихры. Кузьмин, насупившись, косился на туалетный ящик с зеркалом и духами.

Сергей знакомил славян со своими сочленами и дружескими разговорами старался сгладить разницу лет и положений. Наконец он предложил приступить к совещанию. Артамон Муравьев тотчас приосанился и, выбив пепел из трубки, поставил ее в угол. Первый произнес речь Бестужев. Он говорил о необходимости полного доверия к Верховной думе и безусловного подчинения ее предписаниям.

— Наша революция, — говорил он, — будет во всем подобна испанской. Ее произведет армия. Будущей весной, когда император приедет сюда на смотр, решится судьба деспотизма. Мы пойдем на Москву, провозглашая республику, которая навсегда утвердит благоденствие народа. День этот недалек. Но условием успеха является соблюдение в армии порядка и дисциплины, иначе она не может послужить для нас послушным орудием. Солдат нужно приготовлять постепенно. Было бы опасно посвящать их в наши сокровенные цели, которые пока еще для них непонятны и чужды. Это вызвало бы среди них смущение и робость. Они должны быть двинуты в последнюю минуту.

Среди славян послышался ропот.

— Что же, по-вашему, солдаты — это стадо баранов и их можно вести, куда угодно начальству? — раздался сердитый голос Горбачевского.

Бестужев вспыхнул.

— Я говорю только о постепенности, — сказал он. — Пусть знают солдаты, что мы хотим облегчить их участь, сократить срок службы, уничтожить палки. Этого пока довольно. А больше они не должны знать ничего.

— Да это дворцовый переворот, а не революция! — крикнул Горбачевский.

— Вы ошибаетесь, — гордо заявил Бестужев. — Это революция, совершаемая для блага народа!

— Народ сам понимает, что благо, что нет! — горячился Горбачевский. — Он не нуждается в няньках.

Встал Борисов.

— Кто и каким образом будет управлять Россией, пока не установится новая власть? — спросил он.

— До тех пор, пока конституция не получит надлежащей силы, — отвечал Бестужев, — власть будет в руках временного правления.

— По вашим словам, — сказал Борисов, — революция будет военная и во главе ее станут одни только начальники, входящие в состав тайного общества. Но какие ограждения вы представите в том, что один из начальников, опираясь на силу штыков, не похитит самовластия?