Бывают дети-зигзаги - Гроссман Давид (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗

— Она может просить непростую вещь.

— Нужна дерзость! — напомнил я.

Феликс медленно провел рукой по своим приклеенным усам:

— Возможно, что и я прошу тебя сделать что-то взамен за колосок. А? Такая вещь не отдается легко.

Мне стало не по себе.

— А что именно? — резко спросил я.

— Не бойся, господин Файерберг! — сразу же ответил Феликс, и я понял, что он обиделся. — Ты не очень-то веришь Феликсу, так?

— Я просто спросил.

— Нет! Не говори сейчас, не ври! — вспылил он. — Феликс ни один раз не врал тебе! А ты все время проверяешь его! Некрасиво. И жаль.

Он замолчал. Губы у него подергивались от обиды, морщины на лбу стали глубже. Обижался он как ребенок.

Я очень смутился. И спросил без всякой надежды на ответ:

— Я просто хотел узнать. Что мне надо для тебя сделать?

— Не сейчас. Я должен узнавать, что ты готов. — Он скрестил руки на груди, не глядя на меня.

— Я готов! Ну, скажи!

Он покачал головой:

— Еще нет. Ты подозреваешь Феликса. Все время проверяешь! — Он совершенно забыл про образ старика Ноаха и говорил обычным голосом:

— Ты не понимаешь, что Феликс делает тебе особенное предложение. Дает особую возможность. Чтобы когда-нибудь ты смог думать как Феликс, понимал закон Феликса. И был бы как в сказке. Но только если ты веришь меня. Когда ты веришь даже мои враки — тогда ты готов, чтобы принимать мой закон.

Что я мог сказать? Мне очень хотелось, чтобы Феликс был доволен мной, но все-таки я боялся. Никак не мог поверить ему целиком и полностью. Я и себя-то все время опасаюсь. Наверное, не выйдет из меня настоящего преступника. Даже на пару дней.

— Сейчас пьем кофе и идем, — сказал Феликс, — никто не заставляет нас выпить его до дна. А у нас есть еще много работы.

Я поставил чашку. Мгновение мы пристально смотрели друг на друга. Я увидел, что он постепенно успокаивается. И может быть, когда-нибудь простит за причиненную обиду.

— Ты уже знаешь, куда мы теперь идем? — поинтересовался Феликс.

— За шарфом Лолы Чиперолы, — ответил я с сомнением и надеждой. Никогда не думал, что смогу произнести это вслух. Мне хотелось, чтобы он поверил в то, что я могу измениться.

— Браво! — устало похвалил он меня. — Ты скор говорить.

— Пойдем. — Я с готовностью встал, мне хотелось растормошить его, поделиться своим радостным настроением, чтобы он поскорее забыл о том, что произошло. — Пойдем!

— Только одну минутку! — В глазах его уже появилась хитрая искорка. — Как ты себя ведешь, господин Тами Файерберг! Здесь же ресторан! Сначала нужно не-расплатиться!

ГЛАВА 15

БОЙ БЫКОВ

— А если мы не застанем ее дома? — спросил я через пару минут после того, как мы тронулись.

— Застанем, застанем, — промурлыкал Феликс, продолжая напевать себе под нос, прищелкивая языком в такт и барабаня пальцами по рулю. — Сейчас она, может, в театре, заканчивает спектакль, но потом точно приходит домой.

— С чего ты взял, что она поедет домой?

— Точно. Домой.

Меня злило, что он ни с того ни с сего сделался таким специалистом по Лоле Чипероле. В конце концов, это моя привилегия.

— Почему?!

— Потому что есть закон: что должно быть — будет. И все. Она должна возвращаться домой и отдавать тебе шарф.

— Что это за закон?

— Правило для нашего путешествия. Особенное правило! Потом все понимаешь.

Я не понял. Я устроился в глубоком кресле старенького «жука», как горошина в стручке (это Габина присказка!), и подумал, что устал бояться. Меня уже не волновал ни рослый официант, который так и остался кричать, размахивая руками, на парковке, ни два поста полиции, которые мы с легкостью миновали, не дав ни малейшего повода для подозрений. У меня было такое чувство, что сегодня все получится.

Но кто я?

Обманщик. Выдаю себя за другого. Мальчишка, прикинувшийся девчонкой. Ем в ресторанах и не забочусь о том, чтобы расплатиться. А это ведь кража. И, несмотря ни на что, — удовольствие, терпкое, дразнящее, которое приводит в трепет и сладко расходится по телу. Удовольствие от того, как точно исполнился наш план: мы вышли из ресторана, Феликс попросил официанта помочь нам подтолкнуть машину, а потом оставил его с кошельком в руках — тяжелым, но абсолютно пустым, точнее, наполненным песком… Не буду вдаваться в подробности. Стыдно даже рассказывать о том, как я участвовал в этом безжалостном преступном сговоре.

Завтра отец обязательно придет туда оплатить счет, подумал я. От этой мысли мне стало легче. Но все равно я не хотел сейчас об этом думать. Четким, почти отработанным движением я снял с себя парик и всеми десятью пальцами почесал голову. Хватит. Я — это я, хватит уже этих глупостей. Завтра отец приедет в ресторан с полным кошельком. Я, правда, никогда не видел, чтобы у него был такой кошелек, но это не важно. Приедет и с улыбкой объяснит все, извинится, все устроит, заплатит, оставит большие чаевые — мне все представлялось большим. А когда он выйдет оттуда, у всех уже будет хорошее настроение, все согласятся: отличная операция, виден настоящий профессионал, за такое удачное исполнение можно все простить, победителей не судят, правда? И отец поспешит к следующей станции, к следующей шалости Феликса, чтобы и там все исправить.

Глупости. Что-то я глупею. Нуну-фантазер.

— Но ты мне должен, господин Файерберг, — повернулся ко мне Феликс, — ты обещал, что рассказываешь, почему ты вегетарианец и не ешь мясо.

— Тебе правда интересно?

Что такое мои рассказы по сравнению с приключениями, которые он пережил?

— Интересно ли мне? — рассмеялся Феликс. — Мне интересно каждый твой рассказ! Каждая деталь из твоей жизни.

Вот, вот еще одна фраза, на которую я не обратил должного внимания! Я думал, он просто хочет ободрить меня, чтобы я начал рассказывать. Только много позже я понял, что подразумевалось под этими словами. Он и вправду хотел знать все. Каждую самую крохотную деталь моей скучной жизни. А я, дурак, не верил ему, не понимал, даже мысли не допускал.

Зеленый «жук» медленно двигался по шоссе в сторону Хайфы. Воздух был по-тель-авивски летним и влажным. Мимо нас проносились, спеша к развлечениям, машины. Иерусалим спал в этот час, а тут жизнь, похоже, только начиналась. Феликс перестал насвистывать и внимательно слушал меня. Но я молчал. Тогда он устал от тишины и включил радио. Оттуда вырвалась хриплая джазовая музыка. Габи любит такую. Я закрыл глаза и подумал о доме, о ней и об отце. О том, что за весь день ни разу не позвонил рассказать, как дела, сказать спасибо за эту сумасшедшую идею. Об отцовской жертве. Как он, несмотря на его борьбу не на жизнь, а на смерть с преступниками, согласился подарить мне такой опыт?..

Потом — я даже не понял, как так вышло, — я начал рассказывать.

Говорить было тяжело, мысли разбегались. Не хотелось начинать с самого начала. И поэтому я начал со своей идеи стать матадором. Я рассказал, как мы готовились — я, Хаим и еще часть нашей компании: сделали бандерильи из палок от мотыг, украсили их цветными лентами, оставшимися от Суккота [20]. Потом смастерили из метел лошадей, приделали им огромные головы — воинственные, на длинных шеях, набитые тряпками. Затем прошлись по району и стащили с бельевых веревок все красные рубашки, платья, юбки и полотенца, которые попались под руку. А как иначе дразнить быка?

Вот имена тех сынов Израиля, которые приняли участие в этом доблестном труде.

Бандерильеро — Шимон Марголис и Ави Кабеса.

Пикадоры — Хаим Штаубер и Миха Дубовски.

Матадор — я, Нуну.

— Это прекрасно, что ты бывал матадором, — заметил Феликс.

— Почему?

— Мне нравится, что ты в главной роли. Нравится, что ты как я.

А потом, ровно в пять часов пополудни, согласно часам Лорки, через дырку в заборе мы проникли во двор к Маутнеру. Песия стояла там и спокойно ела траву. Она, ничего не подозревая, взглянула на нас своими черными глазами и подвигала толстыми губами. Крупная корова в черных и белых пятнах. Маутнер ее холил и лелеял, каждый год заботился об искусственном оплодотворении, а потом без всякой жалости продавал телят, которых она рожала. У него не было ни жены, ни детей, и Песия, похоже, была для него самым близким созданием. Родной душой, если, конечно, у Маутнера была душа.