Корабли Санди - Мухина-Петринская Валентина Михайловна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Не знаю, Ата, просто мне хотелось бы построить хоть один настоящий корабль.
— Хоть один? А потом?
— Отправиться на этом корабле в далекое плавание…
— А что ты хочешь делать всю жизнь?
— Наверное, я буду океанологом, как мой дедушка Николай Иванович.
— Да, интересная работа… Вроде как праздник.
— У них, Ата, свои будни, как и у всех.
— Их будни как праздник, потому что — море, корабли, ветер… Так ярко, светло и радостно. Тебе хочется, Санди, чтоб вся жизнь была как праздник. Я давно это поняла.
Я даже остановился возмущенный.
— Смотря что понимать под праздником! Если безделье, то просто нечестно приписывать это мне. А если для человека праздник — любимый труд, что тут плохого? Разве я должен выбирать самую неприятную работу и тянуть ее, как тягостный долг? Зачем? Только не говори, как Мария Федоровна: «А что будет, если все захотят быть океанологами?»
Ата тихонечко рассмеялась и снова взяла меня за руку, но а в сердцах отдернул руку.
— Санди, почему мы с тобой всегда ссоримся… даже в Священной роще!
— Давай лучше помолчим. Смотри, как хорошо…
Я надолго замолчал. Деревья чуть расступились, и мы вышли к морю. Ни одного человека не было на прибрежье, как в третичный период, когда сосны росли одни. Море то поднималось, то опадало, дышало покойно и счастливо. И чуть-чуть шуршала галька. Было свежо, и Ата замерзла в своем сарафанчике. Я снял куртку и набросил на ее плечи. Ата благодарно посмотрела на меня.
— Ты, Санди, очень хороший. Не знаю, почему я всегда тебя злю? Знаешь, о чем я сейчас думала?
— О чем?
— Такие люди, как ты… как твоя мама, попадаются не так уж часто. Большое счастье для меня, что я встретила вашу семью. Может, я больше таких и не увижу? И буду тосковать всю жизнь и бесконечно искать… Ты слишком мне рано встретился, Санди.
— Рано ведь лучше, чем поздно, а поздно лучше, чем никогда! — сказал я глубокомысленно и покраснел. — Только не хвали меня. Ермак ведь лучше, сама знаешь.
— То Ермак!
— И зачем меня искать? Ведь я здесь. Можно никогда не расставаться.
— Жизнь может разбросать в разные стороны.
— Мы же не щенята, чтоб нас кто-то разбрасывал. Если не захотим, то и не расстанемся. Можно даже пожениться, чтобы не расставаться!
— Санди! Ты мне делаешь предложение?
— Нет. Просто к слову…
Ата опять начала хохотать как сумасшедшая, я тоже.
— Вот они где! — закричали ребята; из-за деревьев показались все наши, кроме Рождественского.
— Давайте купаться, а потом пойдем искать Петра Константиновича! — крикнул Вовка.
— Дайте человеку побыть одному, — буркнул Иван и позвал Гришку искать топливо. Они были дежурные.
По счастью, мы не успели разжечь костра. Пришел Петр Константинович, грустный, но успокоенный, и сказал, что в роще не жгут костров. Мы взвалили на спины вещи и пошли искать место для стоянки на берегу.
Роща тянулась вдоль моря на семь километров. Мы прошли с полкилометра и остановились как вкопанные…
Сразу за поворотом, среди реликтовых сосен, боком к морю, стоял тринадцатиэтажный дом — как спичечная коробка, поставленная на ребро. За ним виднелся другой такой же в точности корпус, третий и четвертый.
Мы побросали на песок вещи и подошли ближе. Там и сям лежали на земле спиленные сосны… Может, расчищали место для ресторана? А может, понадобились деревья для нужд строительства?
Петр Константинович с потемневшим лицом осмотрел дерево: не трухлявое, не больное, в самой силе было дерево. Оно было ровесником нашему Петру Константиновичу, но для дереза это была молодость.
— Мы подошли к самому дому. Все четыре корпуса были уже достроены, остались только отделочные работы. Но ни одного рабочего не виднелось поблизости. Странное ощущение какого-то даже страха: высотные дома — и ни одного человека! Некоторые окна были застеклены, другие — нет! Ветер свободно гулял по всем этажам.
— Может, запретили здесь строить? — оживился Рождественский.
Он рассказал, что в газете была негодующая статья по этому поводу, подписанная видными писателями и учеными. Они доказывали, что роща неминуемо погибнет, как только строительство войдет в строй. Слишком велика будет «человеко-нагрузка» на единицу площади. Попросту говоря, люди так утопчут землю, что прекратится доступ кислорода к корням сосны, что резко ослабит жизнестойкость деревьев. В первую очередь погибнут сосны на опушке возле моря, где купальщики будут искать тени, затем иссохнет остальная роща. Как сказал Петр Константинович: «Надо же додуматься до того, чтобы превратить прекрасный, естественный заповедник в курортный парк интенсивного пользования!»
В подавленном настроении все пошли завтракать. Но потом купались, плавали, и настроение несколько поднялось. Мы решили здесь отдохнуть с неделю. Разбили прямо на берегу палатку, сделали углубление для костра. Оказалось, что продукты на исходе. День только начался, и Баблак предложил сходить в поселок и что-нибудь подкупить. Мы с Ермаком вызвались помочь ему донести. Ата решила идти с нами. Я позвал и Ляльку, но она была какая-то надутая, мне показалось, даже заплаканная, и ничего не ответила мне. Так мы отправились вчетвером.
В поселке было шумно, пыльно и жарко. Мы зашли в магазин и купили крупы, макарон, масла.
— Теперь бы найти мяса, и порядок! — сказал Иван. Мы пошли вдоль улицы, по теневой стороне — солнце уже крепко припекало. Шли, весело разговаривая и не предвидя, что на нашего Ивана надвигается беда.
Первым их увидел я. Они шли, заняв весь тротуар. Прохожие, завидев их, торопливо переходили на другую сторону, на солнцепек. На их лицах я уловил отвращение и страх. Надо бы и нам перейти на другую сторону.
Первым, чуть впереди, хотя казалось, он двигался всех ленивее и медленнее, вышагивал долговязый белобрысый парень со смазливым и наглым лицом. На нем была белая шелковая сорочка с засученными рукавами и шорты с тщательно отутюженной складочкой. Ноги у него были волосатые, худые и жилистые. Я бы не стал такие ноги выставлять на общее обозрение.
Второй парень, наоборот, был низок, коренаст и смугл. Над красными толстыми губами чернели подстриженные усики. Волосы его вились, как у барана (по-моему, это был явный перманент). Этот был в распашонке с «классическим» рисунком пальм и обезьян и в таких узких брючках, что ему, наверно, приходилось намыливать ноги, чтобы их надеть. Он нес в руках транзистор с высунутой метра на полтора антенной.
Третий парень, постарше, был очень неказист. Мало того, что он был безобразен, все черты его лица как бы сдвинулись с места: где неестественно удлинились, где ненормально укоротились, — лицо было совершенно асимметрично. Если сфотографировать одну половину лица и отдельно другую, получилось бы два разных лица! Самым страшным у него был нос: прогнутый на переносице (седловидный), с большими круглыми ноздрями, не опущенными вниз, как у всех людей, а поднятыми кверху. Он плелся позади. Баблак потом сказал, что его кличка в преступном мире была Клоун. Малого с приемником звали Князь, а долговязого в шортах Жора Великолепный.
Я только хотел сказать: «Поглядите, ну и компания!» — как, повернувшись к Баблаку, заметил его бледность. Лицо его аж вытянулось. Он был бы рад свернуть в сторону, но компания его уже узнала.
— Волк! — изумленно вскричал Жора Великолепный. — Откуда, старик, где подвизаешься?
Иван хмуро передал нам авоську с продуктами и сделал знак отойти.
Мы отошли шага на два, не больше. Ивана засыпали вопросами, половину из которых я не понял, так как они были на воровском жаргоне. Ермак понял все — с детства он знал этот «язык».
— А это что за пацаны? — поинтересовался Жора, окинув нас цепким, колючим взглядом, и вгляделся в Ермака. — Это же сын Стасика! Курочкин наследник! Как ты сюда попал, Ермачок?
Теперь я увидел, что «парню» было лет под сорок. Лицо его покрывала сеть мелких-мелких морщинок, вроде налепили паутину. И я вдруг интуитивно понял, что самый опасный из всех троих этот Жора Великолепный.
