Повести и рассказы - Алексин Анатолий Георгиевич (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Я ответил мужчине, что Людмилы нет дома, и спросил, как всегда, откуда он и что передать.
— А это кто говорит? — спросил он в ответ.
Так никогда и никто не спрашивал. «Называет сестру по имени, интересуется мною, — подумал я. — Интересуется, как те, возле театра… Наверно, тоже какой-нибудь бывший пятиклассник из Людмилиной школы. Конечно!.. Кто же еще может звонить ей без всякого дела?» Мне показалось, мужчина не хочет сказать ничего такого, что нужно было бы записать в Людмилин блокнот. И захлопнул его.
Я вспомнил, как в театре сестра шепнула: «Называй меня мамой…»
«Сестре приятно, чтобы приятели, которые не видели ее двадцать лет и сами давно уже переженились, думали, что и она тоже замужем… и имеет ребенка», — рассуждал я. Все эти мои размышления продолжались секунду. И, не успев еще ничего решить, я брякнул в трубку:
— Это ее сын…
— Какой сын? — спросил мужской голос.
— Какой!.. — Я ответил: — От первого брака!
Сам не знаю, зачем я это сказал. Должно быть, мне хотелось, чтоб школьный друг Людмилы подумал: «Я женат всего один только раз, а она вон какая: сумела быть в браке целых два раза! А может, и больше… Значит, пользуется успехом!»
Нет, пожалуй, в тот миг я не успел ничего подобного захотеть. Просто не было времени… Но то, о чем я в последнее время мечтал, как-то само собой слетело у меня с языка.
— Спасибо, — сказал мужчина. И сразу ухо мне закололи тонкие, короткие гудки.
«Ну ничего, — думал я. — Ничего не случилось… Несколько раз может выйти замуж только красивая женщина! Значит, я не унизил сестру. А даже наоборот. Пусть ей завидуют! Все правильно. Все прекрасно».
Так я думал до той минуты, пока Людмила не вернулась домой… Она на меня даже не посмотрела. А прямо в пальто прошла в другую комнату, где мама читала книгу. И громко закрыла дверь.
Людмила, всегда такая спокойная и аккуратная, забыла снять в коридоре пальто: случилось что-то ужасное!
Вскоре я узнал, почему так волновалась сестра. Я не хотел подслушивать. Но снова подслушал… Или, вернее сказать, услышал. Людмила, как и мы с отцом, говорит так, чтобы мама не напрягалась. Тут уж и в другой комнате хочешь не хочешь, а все разберешь.
— Я должна с тобой поделиться, — сказала Людмила. — Только ты не волнуйся.
Наверно, мама сразу заволновалась, потому что сестра сказала:
— Нет, нет, ничего особенного!
Мама что-то ответила. Но ее слова оставались в той комнате, я их не слышал.
— Ивану кто-то сказал, что я была замужем. И даже два раза… Что у меня большой сын.
Потом стало тихо: что-то сказала мама. А я в это время успел подумать: «У сестры есть какой-то Иван, которого от меня все скрывают. Ну да, ведь я же ребенок!..»
— В самом факте нет ничего такого… — продолжала Людмила. — Просто сплетня, и все. Или глупая шутка.
Мама что-то спросила.
— Нет, кто именно, не сказал. Но поверил! Унизительно было доказывать… И расспрашивать! Понимаешь?
Следующую фразу мамы я угадал по ответу Людмилы. Мама, наверно, сказала так: «Это даже хорошо: ты сможешь проверить теперь его чувства». Я думаю, она так сказала, потому что сестра ей ответила:
— Это даже хорошо? Не считаю! И не собираюсь проверять его чувства. А вот реакция его была отвратительной: он не сдержался, он мне нагрубил. Он даже кричал… Понимаешь?
Я боялся, что вернется отец… И услышит. А потом шея его, и затылок, и уши снова зальются краской, как тогда, возле театра.
Что же я натворил?!
— Если бы он попросил объяснить, я бы могла понять…
Любит сестра рассуждать: если бы да кабы… Как будто нельзя простить!
Что-то сказала мама.
— Нет уж, все кончено!
Что-то сказала мама.
— Почему будет трудно каждый день видеть? У меня будет сознание правоты!
Мне казалось, Людмила нарочно отвечала какими-то жесткими фразами, чтоб не расплакаться. Мне было жалко Людмилу. И в то же время я злился: разве нельзя простить?
Значит, они работают вместе: каждый день видеть!..
— Нет, ни за что! — сказала Людмила. — Можно все попытаться понять, но когда унижают твое достоинство… Да, ты права: это даже хорошо, что он так раскрылся. Я вовремя остановлюсь!
Где она остановится? В каком это смысле? Не выйдет замуж?.. Я должен предотвратить ее остановку! А то ведь она — «мастер четких линий»: как говорит, так и сделает.
Сестра вышла из маминой комнаты. Я усиленно делал уроки…
Пальто уже было у нее на руке: ей стало жарко.
Сестра улыбалась, но фигура у нее была не такой спортивной, как всегда: Людмила чуть-чуть ссутулилась, словно на плечах у нее была тяжесть. Мне опять стало жалко ее… Захотелось помочь.
— Людмила, — сказал я тихо, — я кое-что слышал…
— Ты слышал?
— Не мог же я заткнуть уши! Я хотел убежать на улицу, чтоб не слушать… Но уроки! Сама понимаешь…
— Ты должен был войти в комнату и сказать нам, что слышишь. Это было бы честно.
— Я думал, что ничего не пойму… И поэтому не вошел. Но потом я все-таки понял. А когда понял, что понял, поздно было уже входить.
— Что же ты понял?
— Знаешь, Людмила, когда люди кричат, значит, они волнуются. А если они волнуются, значит, переживают… Ты разве не замечала?
— Какая-то чепуха! — сказала Людмила. Но продолжала слушать.
— Когда волнуются, могут сказать что угодно! Вот мама иногда говорит: «Глаза бы мои на тебя не смотрели!» Это она про меня говорит. Но разве она хочет, чтоб я исчез?
— Это все? — спросила сестра.
«Это все?» — так спрашивает наша математичка, когда у доски плетут ерунду. Но сразу не ставит двойку, а, нахмурившись, ждет: может, все же удастся услышать что-то толковое.
И Людмила ждала.
— Раз он кричал, значит, он волновался… А раз волновался, значит, переживает. Ну, а если переживает…
— Это я уже слышала!
Так тоже говорит наша математичка: «Это я уже слышала!» И вслед за тем сразу же ставит двойку.
— Это я уже слышала! — еще раз твердо повторила сестра.?
Ясно: поставила двойку.
Ведь она слушала меня, как слушали бы шестиклассника, который пришел сдавать экзамен в институт.
— Ничего ты не понял, — сказала Людмила. — И не мог понять!
Еще бы, ведь я ребенок! Почему она этого не добавила? Забыла, должно быть. Просто забыла.
Людмила пошла в коридор, чтоб повесить пальто.
Я снова склонился над книгой. Но думал совсем о другом. «Я должен помочь ей!» — вот какое я принял решение.
Я уже говорил, что если сестра отчитывает меня, то есть портит мне настроение, она дня через два или три обязательно извиняется. Не признается, конечно, в этом, но извиняется: покупает билеты в театр, или берет меня на стадион, где играет в теннис и волейбол, или приносит домой подарок.
В таких случаях подарок она не называет подарком, а говорит мне примерно так:
— Пора тебе уже заняться спортом. Сначала посмотри, как играют другие. Пойдем сегодня на стадион.
Или так:
— С математикой ты не дружишь. Кем же ты хочешь стать в будущем? Разве можно об этом не думать? Испытай свои силы в художественном творчестве. Для начала хоть в фотографии. Я купила тебе аппарат…
Сестра говорит очень строго: как бы не мирится, а воспитывает меня. Но подарок остается подарком.
Я тоже испортил сестре настроение. Даже хуже: я заставил ее страдать!
И чем больше она храбрилась (например, надевала платье, которого я раньше даже не видел!), тем яснее мне было, что ей сейчас не до платьев.
В тот день, когда я случайно подслушал ее разговор с мамой, уже вечером, перед сном, я не выдержал и сознался:
— Людмила, это я сказал Ивану, что у тебя есть сын от первого брака. По телефону… Он позвонил и спрашивает: «Это кто говорит?» На меня вдруг что-то такое нашло непонятное… Я и ответил: «Это ее сын». Он говорит: «Какой сын?» А я: «От первого брака!..» Пошутил, понимаешь?
Я сказал так и испугался: «Неужели она подумает, что я вовсе не пошутил, а сказал всерьез? Из-за той ее просьбы… в театре».
