Взрыв у моря - Мошковский Анатолий Иванович (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
— А кем твой батя работал в Ржеве? — обдавая Калугина горячим дыханием, спросил Костя, сидевший рядом; он был веснушчат, курнос, широколиц, с пронзительно синими глазами, которые и сейчас светились радостью и удивлением, точно и не шла тяжелая, беспощадная, непредвиденно грозная и трудная война, и у них, морских пехотинцев, была райская жизнь…
— На паровозе, — ответил Калугин, — машинистом. А что?
— Да ничего, так я… Ты-то вот куда метишь?
Калугин слабо пожал плечами, слабо потому, что слишком плотно сидели.
— Там видно будет. Не решил еще. Может, здесь, на море, останусь… Ну это, сам понимаешь, если…
— А вот этого не делай, Васька, ни в коем разе! — Костя, кажется, даже испугался за него. — Здесь нехорошо жить… Я бы лично ни за что… Отдыхать здесь положено трудящимся, а не жить… Батя твой чего возит, товарняк?
Калугин кивнул и опять хотел спросить: «А что?» — но не спросил.
— А ты-то, Васька, международные поезда водить будешь, в Париж или в Берлин… Не возражал бы?
Эта мысль показалась тогда просто дикой, и Калугин не мог сразу понять, к чему клонит друг: подначивает или всерьез.
— В Берлин? Так там же Гитлер! И в Париже теперь не лучше…
— Так это ж временно! На год, на два… А что это? Миг в истории человечества!.. Эх, ребята… — Бушлат у Кости был снизу доверху наглухо застегнут, но все равно у тонкой, с кадыком, загорелой шеи слабо синела, нет, скорей угадывалась, полоска тельняшки. — Кончится скоро вся эта хреновина, скажем себе: «Хватит!» — остановимся и погоним немца в хвост и в гриву аж до самого Рейна. Знаешь, что я после войны сделаю?
Калугин с интересом глядел на него и на товарищей в бушлатах и бескозырках.
— Приеду к своим старичкам в Хвалынск и, может, свадьбу сыграю, если только она дождется, а потом возьму ее и прикачу вот сюда, к кипарисам и магнолиям, на отдых, значит, да будем с ней ходить под ручку и загорать на пляжах…
— Здесь вино дешевое, — заметил кто-то, — а после войны будет еще дешевле.
— И ни одного «мессера» над головой, а только ласточки… — добавил другой.
— И все клецки с рожками выловят из моря, — сказал третий, — плавай себе, где хочешь, ныряй, хватай за хвост дельфинов…
«А ведь будет же так, будет… — подумал Калугин, слушая тревожный гул осеннего моря, — только рано сейчас вспоминать о своей девушке и мечтать о поездке на курорт…» Время от времени Рыжухин уходил от них в рулевую рубку, связывался по радио с базой, с командованием и, очевидно, получал какие-то последние распоряжения и поправки. Потом возвращался, садился рядом с ними, и жесткие серые глаза его становились мягкими, и совсем нельзя было сказать, что он, их командир, резкий и беспощадный. Он молча слушал разговоры, и на его лице прочно закрепилась какая-то странная, тихая и даже виноватая улыбка, будто он лично втравил их в это рискованное дело и теперь просит за это прощения.
Время от времени Рыжухин отгибал край рукава и поглядывал на часы. И снова уходил в рубку. Когда он вернулся в последний раз в кубрик, у него было уже совсем другое лицо — строгое, непроницаемое. Он вынул планшет с картой района действий и впервые подробно рассказал им о предстоящей операции. Выяснилось, что они должны были незаметно подойти к небольшому городу Скалистому, сойти на берег в том месте, где он, по агентурным сведениям, почти не охраняется и где был в сплошном минном поле узкий коридор, углубиться на территорию и, следуя за проводником группы бойцом морпехоты Петром Кузьминым, уроженцем Скалистого — так вот почему его оставили! — обойти город и выйти к нефтебазе, сильно охраняемой противником, стремительно прорваться к ней, взорвать и, использовав растерянность врага, вернуться на свой СК. Если же враг быстро опомнится и закроет наиболее безопасный путь отхода, следует дать две зеленые ракеты и пробиваться к морю через заминированный пляж: СК подойдет туда. Далее Рыжухин пояснил, что эту нефтебазу долго пыталась разбомбить наша авиация, но все неудачно и даже было потеряно два самолета: слишком плотный был заградительный зенитный огонь. Командир говорил о порядке высадки и о группе прикрытия, обеспечивающей отход, о точном маршруте движения и о действиях ударной группы во главе со старшиной 1-й статьи Озерковым…
Катер сбавил обороты, пошел медленней, и еще громче загудело за тонкой переборкой море, и сильней стало подбрасывать суденышко.
— Приготовиться, — прежним, командирским голосом сказал Рыжухин, встал, и тотчас встали его заместитель лейтенант Горохов, командиры отделений и все десантники, надевая вещмешки с боеприпасами и сухим пайком, поправляя на плечах лямки, подхватывая оружие.
Гуськом выбрались на палубу. Впереди — черный, почти невидимый, погрузившийся в холодную ночь берег, грохочущий прибоем, обдающий ветром, и вокруг ни огонька — ни на берегу, ни на катере. На самых малых оборотах подходит СК к черте прибоя. Ближе, ближе — чтоб было не очень глубоко, и можно было прыгать с борта.
Волны уже перекатываются через палубу, хлещут по ногам. Впереди — тусклый блеск пены. В лицо — брызги. Калугин стиснул в зубах солоноватую ленту, чтоб не сдуло бескозырку. В небе темно — ни луны, ни звездочки. Повезло… Рыжухин махнул рукой, и в воду, придерживаясь за канат, первым прыгнул лейтенант Горохов. Он был высокий, и вода пришлась ему по грудь. И тотчас, вскидывая вверх автоматы, ручные пулеметы и вещмешки с боеприпасами, в ледяную клокочущую воду стали прыгать моряки. С особой осторожностью спустили и приняли на руки радиста с походной рацией. Каждое их движение по сто раз было заранее отработано, и высадка шла более гладко, чем на некоторых тренировках.
Вот спрыгнул в воду Костя, Калугин подал ему с борта мотающегося катера твердый угловатый мешок с толом, старшина схватил его и, поудобней приладив на плече, медленно двинулся к берегу. За ним в море спрыгнул Калугин — сразу промок и тело свело от холода, — получил в руки такой же мешок, прочно пристроил его на плече и пошел за Костей.
В спину били волны, подталкивали, охлестывали, и Калугин несколько раз чуть не упал, поскальзываясь на камнях, покрытых слизью и водорослями. Но всякий раз удерживался. Кости уже не было видно, исчез, растворился во тьме. Калугин двигался вперед. На ремне его болтались гранаты, на шее — автомат. Только бы не ухнуться в воду, только бы не обнаружил их враг, не включил и не направил сюда прожекторы…
Глава 24. ВЗРЫВ
— Приехали, — сказал парень в белой тенниске, оторвав Калугина от мыслей, и протянул ему новенькую, ни разу еще не переломанную трешку. Счетчик показывал два с полтиной, и Калугин полез в карман за сдачей.
— Не надо, — небрежно бросил парень, повернул ручку дверцы и выпустил из машины девушку. «Сопляк, — подумал Калугин и обиделся, никогда он не обижался на своих клиентов, а старался найти с ними общий язык и согласие, но сейчас от воспоминаний и собственных неудач все у него так обострилось и напряглось, что он обиделся. — «Перед этой красоткой форсишь? А сам ли заработал эти деньги, чтоб разъезжать на такси и угощать ее? Не папаша ли, какой-нибудь начальничек или работник прилавка, дал? Зелененький, не знаешь почем фунт лиха, а уже нос дерешь. Принимай же сдачу копейка в копейку, чтоб не прикидывался этаким барином перед девчонкой…» Пока Калугин, быстро высыпав на ладонь мелочь, отсчитывал сдачу, они уже вышли из машины — красивые, загорелые, с беззаботными лицами.
— Эй, возьмите! — Калугин в окно протянул сдачу, однако парень даже не обернулся на его голос. — Сдачу возьмите! — громче сказал Калугин, но парня и его подружки уже и след простыл. Ну и черт с ними!
Калугин включил газ, чтоб двинуть дальше, но здесь, сотрясаясь всем телом, к нему подбежала пожилая, рыхлая, сильно затянутая и пестро одетая дамочка. Калугин с усталой грустью посмотрел в зеркало на узкие подкрашенные губки дамочки, на плотный, старательно наведенный румянец на ее щеках, под которым угадывались морщины, и подумал, что вот эта, конечно, помнит войну и была она тогда молоденькой девушкой, не старше подружки предыдущего пассажира; она приехала сюда, чтоб сбросить заботы, возраст и снова почувствовать себя молодой и красивой. Но если и ей он начнет вот сейчас рассказывать, как все было здесь, когда высаживали их десант, она ничего не поймет и будет смотреть на тебя, как на полоумного. Да и самому Калугину трудно, невозможно было теперь поверить в то, что происходило той ночью…
