Сказано — сделано - Федоров Николай Тимонович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗

— А что. Можно попробовать, — согласился я. — А с кого начнём? Ну, кто первый уроки будет учить?

— Кинем на «морского», — предложил Генка. — Чтоб всё по-честному.

Мы кинули. Первым делать уроки выпало Генке.

— Всё по-честному, — вздохнул он. — Тебе повезло. Так что иди отдыхай. Через пару часиков заходи, перекатаешь.

Я уж было хотел уходить, потом сказал:

— Знаешь что, Генка. Я лучше у тебя отдохну. Ребята все разошлись, снег вон пошёл. Чего я буду один по улице ползать. И домой неохота.

— Ну, сиди, — сказал Генка. — Только не мешай.

Генка сел за стол, разложил учебники и зашуршал страницами…

А я развалился в кресле и стал отдыхать.

Но скоро сидеть в кресле и ничего не делать мне надоело. Я встал, прошёлся по комнате, достал с полки первую попавшуюся книгу и снова забрался в кресло. Книга оказалась третьим томом Толкового словаря русского языка. До чего же, оказывается, много слов, которых я не знаю! А ведь русский человек. Вот хотя бы «плагиат». Я всегда думал, что это рыба какая-то. Оказывается, вовсе не рыба, а выдача чужого труда за собственное произведение. Любопытно. Или вот — «плебисцит». Я и слова такого никогда не слышал.

— Генка, — позвал я. — Скажи-ка мне, что такое плебисцит.

Генка поднял голову, наморщил нос и сказал:

— Фурункул.

— Мимо, — сказал я. — Плебисцит, мой друг, это то же самое, что референдум. Улавливаешь?

— Ты что, издеваешься! — взвился Генка. — Я тут, понимаешь, корплю, уроки за него делаю, а он со всякой чепухой лезет! Сиди и молчи. Или гулять иди.

— Молчу, молчу, — сказал я и снова стал листать книгу. Но скоро это мне надоело.

Я прошёлся по комнате и заглянул Генке через плечо.

— Что же ты, Лобачевский, от тринадцати семь отнимаешь, а получаешь пять?

— Тебе-то что! — рассердился Генка. — Я уроки делаю, а не ты. Как хочу, так и отнимаю.

— Как это — как хочу? Ты же не одному себе, ты и мне делаешь.

— Ах, не нравится! Тогда сам делай и не придирайся.

— Ну ладно, — сказал я. — Не кипятись. Твори потихоньку. А я пойду погуляю, чтобы не мешать.

Я вышел на улицу. Во дворе было пусто, шёл снег и уже горели фонари. Я отошёл подальше от дома и посмотрел на освещённое Генкино окно. Но была видна только Генкина макушка. Я ещё немного потоптал свежий снежок и вернулся назад.

— Холодно, — сказал я. — Ну, сделал математику?

— Сделал, — ответил Генка. — Задача вот только не получилась.

— Давай вместе посмотрим, — предложил я.

Мы начали искать ошибку и в конце концов совместными усилиями задачу одолели.

— Теперь, — сказал я, — ты мне должен полматематики.

Потом Генка засел за литературу. Нам было задано сочинение на тему «Моё любимое время года». Так что Генке предстояло написать целых два сочинения. Я попытался включить телевизор, но Генка на меня так зашикал, что пришлось выключить. А я уже, честно говоря, начал изнывать от скуки. Я на цыпочках подошёл к Генке и заглянул в тетрадь.

— Во даёт! — прыснул я. — Ты бы хоть заглавие без ошибок написал. А то пишет: «Моё лУбимое время года». Что это ещё за «лУбимое».

— Опять лезешь, — сказал Генка. — И потом, если хочешь знать, это я своё сочинение пишу, а не твоё. Так что это мои ошибки. Лично мои.

— Твои, твои, — согласился я. — Никто их у тебя не отнимает.

Я открыл портфель, достал учебники и начал учить историю.

Всё равно историю Генка за меня выучить не сможет. А читать Толковый словарь мне надоело.

Наконец Генка сказал:

— Всё. Держи. Я тебе про осень написал. А себе про лето.

— Почему же мне про осень? Я тоже лето больше люблю.

— Ну, должны же сочинения чем-то отличаться. И потом, чем осень плохо? Пушкин, между прочим, тоже больше всего осень любил.

Я не стал спорить, взял тетрадку и стал читать:

— Ну, нагородил, — сказал я, кончив читать. — Я у тебя обжора какой-то получился. А Пушкин, по-твоему, осень из-за «дамских пальчиков» любил? Или из-за фосфора?

— Не знаю я, за что Пушкин её любил, — сказал Генка. — Но ты-то ведь не Пушкин. И вообще: не нравится, сам пиши.

— И напишу. А то ты меня посмешищем перед всем классом сделаешь. Но учти: ты мне теперь должен полматематики и одну литературу.

— Ты записывай, записывай, — сказал Генка. — А то забудешь.

— Не забуду, — сказал я и засел за сочинение про лето. А Генка стал учить историю.

…В конце недели ситуация сложилась довольно запутанная. Генка был мне должен полторы математики и две литературы. А я задолжал ему одно рисование и кусочек ботаники. Мы даже пробовали своими долгами меняться. Но всегда начинался спор, и обмена не получалось. Например, Генка хотел поменять кусочек ботаники на полматематики. Ну разве это честно?

Но самая удивительная вещь случилась с нашими сочинениями про времена года. Когда Мария Николаевна раздала нам тетради, она сказала:

— Что-то сочинения Петрова и Лапина подозрительно похожи. Есть, конечно, отличия. В деталях. Но в основном… И про жаркое июльское солнце, и про велосипеды, и про подводное плавание — всё одно и то же. Попахивает плагиатом. Знаете, что это такое?

— Я знаю! — вскочил я с места. — Плагиат — это выдача чужого труда за собственное сочинение.

— Совершенно верно, — сказала Мария Николаевна. — Вот только не ясно, кто у кого списывал. Потому что ошибки даже почти одинаковые.

— Но этого не может быть! — выкрикнул Генка. — Ошибки у нас разные.

— К сожалению, может, — сказала Мария Николаевна и положила на парту наши работы.

Я схватил свою тетрадку, раскрыл и с ужасом прочитал заголовок: «Моё лУбимое время года».

Дуэль

Так трезвонить мог только Генка.

— Ты что, ошалел? — сказал я, открывая ему дверь. — Я ведь не глухой.

— Дело есть, — сказал он, вламываясь в квартиру. — Выносил я сейчас помойное ведро. А во дворе Васька Стропила с Петькой в ножички играют. Тут Зинка Пилюгина идёт. Васька её увидел и давай орать: «Кикимора идет! Эй, кикимора, ты что, через тёрку загорала?» Это он про её веснушки. А потом взял и огрызком морковки в неё кинул.

— Попал?

— Прямо в лоб. Нет, Зинка, конечно, и сама еще тот фрукт. Но зачем же так, ни за что ни про что, огрызками кидаться и кикиморой обзывать. И вообще: давно пора Ваську проучить.

Васька Клюев, или, как мы его звали, Стропила, был тощий и ужасно длинный, за что и получил такое прозвище.

— Предлагаешь устроить ему «тёмненькую»? — спросил я. Генку.

— Нет, я так не хочу. Сделаем по-другому. Я вызову его на дуэль. Представляешь: «Вызываю вас на дуэль за оскорбление женщины». Звучит?

— Ты что, совсем спятил? Дуэль! На швабрах, что ли?

— Зачем на швабрах. Пусть сам оружие выбирает. Как вызванная сторона. А ты будешь моим секундантом.

— Ну и как же ты его вызывать собираешься? Перчатку бросать будешь?

— Нет. Сделаем всё как полагается. Я напишу ему вызов. А ты отнесёшь. Достань-ка бумаги.

Я достал листик и ручку.

— Тэк, как бы это начать? — Генка поскрёб затылок. — Раньше писали «милостивый государь» или просто «сударь». А как же теперь? Не писать же ему «товарищ».

— Пиши тогда официально, — сказал я. — «Гражданин».

— Верно.

И Генка стал писать: