Мужская школа - Лиханов Альберт Анатольевич (полная версия книги .txt) 📗
— Ну, наконец начала она каким-то севшим голосом. Оглянитесь вокруг себя! Медленно, но определённо в её интонации возникал металлический звон. Все ли ученики бывшего пятого «а» на месте? Теперь она уже мостила своё выступление чистым железом. Не потерялся ли кое-кто по дороге?
Я обернулся, и первое, что бросилось мне в глаза, растерянная рожа Щепкина.
Да, что-то с ним происходило, ведь он не всадил мне пока ни одного щелбана, когда я ему кивнул, явившись, добродушно прикрыл веки, отвечал, на парте не крутился, матерком не сыпал и вообще был непонятно понурый. Обсудить поведение Рыжего Пса с Геркой я ещё не поспел, много времени и сил ушло на перемигивание и обмен приветственными междометиями с остальным народом и робкие подозрения, что я встречен вполне обычно, как и все остальные. Один Дудников скалил зубы и кривлялся, будто бронировал право на какое-то своё особое отношение ко мне. А вот главный злодей и правда был непохож на себя.
Молчите? спросила учительница по кличке Мыло. Щепкин, может, ты скажешь, кого не хватает?
Коряги! произнес Рыжий Пёс, вежливо встав при этом. И поправился: — Корягина.
— И где он? — сверлила его классная.
— Не знаю.
Не знаешь! зло проговорила она и процокала на своих каблуках сперва к окну, потом к двери и снова вернулась к учительскому столу. Под следствием ваш Коряга, — сказала она яростно, — в следственном изоляторе. Наводчик он, ваш Коряга, самый настоящий вор. Работал в бандитской шайке «Чёрная кошка»!
Мы хором ухнули. Нечего сказать, круто газанула наша классная. Хотя ведь это газанула жизнь.
Про «Чёрную кошку» рассказывали в ту пору жуткие истории. Грабила эта банда не столько людей на улице, сколько богатые квартиры, магазины и даже сберкассы, убивала милиционеров и всюду, где хозяйничала, оставляла после себя листок с рисунком кошки. Самые страшные дела творились, вроде, в Москве, но наш городок «Чёрной кошки» страшился ещё больше, потому что в Москве ведь милиция, войска, хотя бы чтобы Кремль охранять, а у нас какая милиция, какие войска?
Народ загудел, переговариваясь. Конечно, Самылова сказала нам всё это для острастки, прибавив непонятные для такого случая слова про позор и пятно на школе, но мы всё это пропустили мимо ушей, едва дождались перемены и окружили Щепкина.
Ты знал? едва захлопнулась дверь, спросил его Сашка Кутузов, человек, который всегда стремился к миру и согласию.
Нет, блин буду! — отвалился Рыжий Пёс на сиденье. Под носом у него опять блестели бусинки пота, и без слов ясно было, что говорит он правду, и самого его прошибла до поту эта новость.
Он провёл кулаком под носом и оглядел круг. Вы же знаете, сказал Щепкин, — он всегда с какими-то здоровыми парнями крутился. Но никогда ни звука про них. Кореша, мол, и всё. А вы — пацаны.
Чё теперь будет? спросил кто-то из пацанов.
— Да ничего! хохотнул Дудников. — Подержат да выпустят. Он ведь несовершеннолетний.
А если расколют? — спросил его Женюра. — И потом выпустят? Секёшь, звонила?
— Тогда ему хана, негромко сказал Коля Шмаков, и все повернулись к нему.
Коля был такой человек, который мало говорит, но что-то откуда-то всегда знает. Жил он в двухэтажном бараке недалеко от школы, а в бараках с общими коридорами, будто сквозняки, всегда гуляют разные слухи. Ложные и правдивые, неважно, зато они есть, и если подумать, сравнить, сопоставить, то можно кое о чём догадаться, наверное. Только помалкивать при этом.
Я его почти всё лето не видел, — сказал Щепкин. Сперва я в деревню ездил, потом заходил к нему пару раз замок висит. И в городе не видно.
В первый раз, пожалуй, с нами такое было: расходились не бегом, не с шуточками и щелбанами, а вздыхая, кряхтя и поругиваясь, будто усталые мужики после какого тяжелого перекура.
Весть о зелёном Коряге из нашего класса облетела школу молнией. Уже на ближайшей перемене возле дверей нашего класса толпился народ, все, конечно, больше старшеклассники, хотя и малышни полно. Мы выходили в коридор и в толк не могли взять: чего это на нас так все пялятся. Потом кто-то допёр, и мы, надо признать, оживились. Будто это не один Коряга служил наводчиком у взрослой банды, а весь наш класс и есть «Чёрная кошка».
Неясно, кто первым это произнёс, но к нам приклеилась кличка «бандитский класс».
В общем, если говорили о ком-нибудь из нас, о Лёвке Наумкине, например, вполне приличном пацане с красными от вечного конъюнктивита глазами, или об очкарике Витьке Кошкине, или ещё о ком-нибудь, всегда, уточняли: «Ну, этот, из бандитского-то класса».
Вот так.
6
Между тем трижды в неделю я ходил на тренировки, а по воскресеньям с утра пораньше занимал очередь в книжный магазин. Изя и Кимка открыли для меня дверцы в два иных, не похожих на прежнюю жизнь, мира, и, странное дело, мужская школа, будто нарочно выдуманная, чтобы сломать меня, стала вдруг обнаруживать странную ко мне снисходительность.
Летом, перед экзаменом, после того как я украл бутылку пива, обозвал бабушку и, помаявшись, решил жить по-новому, в библиотеке мне попался номер «Пионерской правды», где задавался вопрос: какие новые книги и о чём хотели бы почитать дети. Там же, в читальном зале, я раздобыл листок, призадумался, а поскольку я только что закончил «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна, то и написал в редакцию такое письмецо, что хорошо бы почитать новые фантастические книги вроде Жюля Верна, только про будущее какая-такая фантастическая техника станет, например, в двадцать первом веке, будут ли летать люди к другим планетам, на каких ракетах, ну и всё в таком духе.
По дороге домой я купил в киоске конверт, письмо запечатал, отправил и забыл про него.
Вообще-то, если уж говорить о фантастических вещах, я давно придумал свою мечту. Она, конечно, не такая возвышенная, как космические полеты, но по-своему тоже ничего и даже очень.
Я бы хотел иметь ёжика и птичку, которых, конечно, ученые ещё должны вырастить и выучить соответствующим научным образом. Ёжик должен быть ручным и находить в лесу грибы. А когда найдёт, пусть издаст специальный сигнал. Ну а птичка должна сидеть на плече, и, когда комаров особенно уж много в лесу станет, пусть она вокруг меня летает и их ловит.
Вот такая у меня была заявка учёным, никак она Меня не покидала в ту пору, да и сейчас я бы от неё не отказался, но написать про это в газету у меня все-таки пороху не достало. Ну и ладно.
И вдруг, уже в конце перемены, ещё осень стояла, в класс влетает с вытаращенными глазами всё тот же Рыжий Пёс и кричит мне при всех:
Вы только поглядите! Про этого тихоню! В «Пионерской правде» пишут!
Я сразу решил, что это очередное издевательство моего ангела-гонителя, но народ рванул в коридор, — а «Пионерская правда» висела там на фанерной доске, и через минуту в класс вернулся Ваня Огородников, молчаливый человек, не умевший попусту трепаться. Улыбаясь, он тряхнул головой и подтвердил:
— Точно!
Я вышел в коридор. У газеты бесновался весь наш класс, и слышались реплики, не самые, скажем, благозвучные.
Ну, Говнило! — дребезжал Рыжий Пёс. Фантастики ему захотелось! орал Витька Дудник. — Ну, выскочка!
Чё, позавидовал? спрашивал Сашка Кутузов.
Да ладно вы, чё плохого? Ведь город прославил! — утешал Герка Рыбкин.
Раньше бы я насупился от одних только этих высказываний, но теперь налёг плечом между двумя спинами и пробился к газете.
— А вот и писатель! — заорал Щепкин.
Меня толкали со всех сторон, давили плечами, и я, с трудом удерживаясь на ногах и упираясь руками в стенку, разглядел на странице таких же, как мой, откликов, свою фамилию, название нашего города, а перед ними строчек пять из моего письма.
Вчитываться было некогда, да и неудобно, я это сделаю потом, позже, в читальном зале детской библиотеки, смакуя не столько письмо, сколько вид своего имени и фамилии, напечатанных настоящими типографскими буквами, да ещё в Москве, в такой знаменитой газете, а в ту минуту народ разом растаял, только Женюра Щепкин да я остались в коридоре перед очами Эсэна и Самыловой.
