Тайник теней - Грипе Мария (книги онлайн полностью TXT) 📗
Ей только трудно верить в эту роль страдальца. Особенно теперь, когда у него такой бессовестно свежий и здоровый вид. Ничто в его внешности не указывает на то, что во время рождественских каникул ему вообще довелось переживать. Наоборот, весь его вид свидетельствует о том, что дома он был окружен заботой и любовью своей милой матушки. Щеки его округлились и зарумянились, видно, что за это время Давид как следует отъелся.
Но он продолжает настаивать на своем.
Никто не может даже представить себе, что ему пришлось пережить за эти недели.
– Нет, в этом ты, пожалуй, прав, – многозначительно говорит Каролина. – Действительно никто.
– Что ты хочешь этим сказать?
Тогда она подносит зеркальце к его лицу.
– Посуди сам! Похож ли ты на человека, снедаемого любовной тоской?
Давид непонимающе смотрит на свое отражение в зеркале. Несколько раз вздыхает. А Каролина терпеливо поясняет:
– Ты же сам видишь… Может, лучше немного повременить с этой трагической ролью?
– Повременить? Что ты имеешь в виду?
– Пока окончательно исчезнет эффект матушкиных тефтелек, – с улыбкой говорит она.
Вначале ей показалось, что он не обиделся. Скорее все выглядело так, будто ему самому трудно удержаться от смеха – и на мгновение он сбрасывает маску.
Но тут же снова входит в роль – и вот он уже в ярости, обвиняет Каролину в высокомерии, в том, что она портит ему настроение. Она бесчувственна и жестока, лишена творческого воображения и ей вообще лучше заниматься чем угодно, только не театром. К тому же она нарушила их договор.
– Ты ведь обещала подыгрывать мне? Правда?
– Ну, обещала, но только до тех пор, пока пьеса хоть немного достоверна. Чего сейчас не скажешь. Эта роль тебе сейчас не подходит.
Тогда он вырывает зеркальце у нее из рук, швыряет его на пол, так что оно разбивается на тысячу мелких осколков, затем, обернувшись, впивается в нее взглядом. Словно наивный голубоглазый ребенок, Давид требует, чтобы она прекратила над ним смеяться. И хриплым голосом заявляет:
– Теперь я все понимаю! У тебя есть другой мужчина! Я по тебе это вижу!
Он закатывает глаза, заламывает руки. Беспросветное отчаяние. Весьма драматично.
Но Каролина спокойно указывает на разбитое зеркальце на полу.
– Это предвещает семилетнее несчастье, – коротко сообщает она и просит его тут же подобрать осколки, чтобы никто не порезался.
Да, Давид, конечно, несносен, это она уже давно поняла. Но в данном случае она прекрасно понимает, что все это лишь театр.
А вот с другим – с тем церковным Соглядатаем, как она его про себя называет, – все обстоит намного хуже.
Стоит ей выйти на прогулку по кладбищу, как он тут как тут. Ей это совсем не нравится. Пусть лучше смотрит на нее в церкви, ее это мало тревожит. Там всегда много народа. Но здесь, на кладбище, никого нет, особенно по вечерам, когда она любит там бродить.
Что же ей теперь – отказаться от своих прогулок?
Он не предпринимает никаких попыток к сближению. В отличие от Давида он не так назойлив: только проходит мимо и бросает на нее взгляды. Но одного этого уже вполне достаточно. У него такие странные глаза. Каролина чувствует за собой постоянную слежку.
Обычно он появляется спустя несколько минут после того, как она приходит. Он, очевидно, живет где-то неподалеку и может видеть всех посетителей кладбища. Однако когда Каролина гуляет там с Ингеборг, его нигде не видно. Это может означать только одно – что он следит именно за ней. Точно так же, как когда-то Давид. Но того она хоть хорошо знает. А об этом человеке ей ничего не известно. Неприятно думать, что он, будто невидимка, поджидает ее где-то за углом. Как положить этому конец?
Два одинаковых ухажера – не слишком ли много?
Сейчас она ничем не старается привлечь к себе внимание противоположного пола. Но иногда все же чувствует потребность как-то подчеркнуть свою женственность. Возможно, чтобы таким образом компенсировать то время в Замке Роз, когда ей пришлось притворяться братом Берты. Но она никогда не кокетничает. Нет. До такого она никогда не опустится.
Она не из тех, кто может вызвать у мужчин непреодолимое влечение. Она слишком «умна», как ей не раз приходилось слышать. А умные девушки могут быть опасны. И коварны. Многие мужчины вполне серьезно так считают. Девушки должны быть хорошенькими, добрыми и глупыми. Не слишком красивыми, нет, – ведь в таком случае они могут вообразить о себе невесть что. А именно «хорошенькими», не больше.
Подобные рассуждения кажутся ей совершенно идиотскими.
«Добрыми и глупыми» – так это называется. Но глупость не является гарантией доброты.
«Добрыми и умными» – вот как это должно быть.
По-настоящему умный человек не может быть коварным. Потому что понимает, насколько глупо коварство.
Сама Каролина не слишком красива и не слишком добра. Но достаточно умна для того, чтобы бороться со злом и коварством.
Она, как и Ингеборг, верит в человеческую доброту. Что добро в конце концов восторжествует над злом. Но добру, конечно, надо помогать. В том числе помогать любовью. Подлинной человеческой любовью, а не той, которая от случая к случаю возникает между полами.
Вот так.
Нельзя сказать, что Каролина безразлична к эротике и влюбленности. Но ей пока некуда спешить. К тому же она никак не может понять, почему именно к ней вечно липнут такие странные молодые люди?
Или, может, все люди становятся чудными, когда влюбляются? Или воображают себе, что такими являются? Интересно, это нормальное поведение? Во всяком случае, ей следует поостеречься.
Каролина беседует об этом с Ингеборг.
– Слава богу, я еще никогда не влюблялась, – говорит она, – я в этом ровно ничего не смыслю. А ты?
Ингеборг сначала не отвечает, но потом неожиданно становится серьезной.
Медленно качает головой – нет, она тоже ничего об этом не знает… Ее голубые глаза вдруг темнеют и становятся глубокими, как два колодца, губы начинают подрагивать, но она тотчас решительно их сжимает. Она что-то скрывает, Каролина это чувствует и немедленно переводит разговор на другую тему. Иногда Ингеборг так странно реагирует на некоторые вещи, Каролина и раньше это замечала, но пока не поняла, на что именно.
Немного погодя Ингеборг вновь подхватывает нить разговора.
– Ты хочешь сказать, что тот человек все время украдкой за тобой следит?
– Да. Похоже на то…
– Но этого нельзя так оставлять. Давай, я с ним поговорю.
Глаза Ингеборг потемнели.
– Нет, я категорически против, – решительно заявляет Каролина. – Я не могу этого допустить. С какой стати тебе подвергать себя…
Но Ингеборг ее резко обрывает.
– Таких молодых людей нужно сразу же ставить на место. И будет лучше, если это сделаю я, а не ты.
– Почему?
– У меня больше опыта.
– Почему ты так думаешь?
Взгляды их встречаются. Ингеборг смотрит необычно строго. Видно, что она не на шутку встревожена.
– Я не думаю! Я это знаю! Некоторое время Каролина сидит молча. Ингеборг вяжет перчатки. Теперь она вяжет все свое свободное время. Перчатки, носки, гетры.
Для нуждающихся. А также для солдат, призванных на военную службу. По всей стране идет сбор теплых вещей. Каролине тоже хотелось бы внести свой вклад. Ей становится совестно, когда она видит усердие Ингеборг, но душа у нее не лежит к рукоделию. Может, помочь как-то по-другому? Каролина тяжело вздыхает, и Ингеборг, подумав, что та вздыхает из-за Соглядатая, говорит:
– Не тревожься, мы ему еще покажем!
Обыкновенно Ингеборг вяжет, не глядя на работу, но сейчас ее глаза прикованы к вязанью. Слышно лишь быстрое постукивание спиц, и Каролина вдруг спрашивает:
– А ты когда-нибудь была влюблена?
Вопрос неожиданно срывается у нее с языка.
Она сама не знает почему.
Ингеборг продолжает вязать – спицы стучат вес сильнее, из-под них уже чуть ли не искры летят. Но вот Ингеборг на секунду останавливается и бросает на Каролину умоляющий взгляд:
