Витька Мураш - победитель всех - Томин Юрий Геннадьевич (книги .txt) 📗
— Вовку моего не видели? — спросил он.
— А разве его дома нет? — спросил я с железным спокойствием.
Дядя Костя помолчал, пожевал губами, вздохнул.
— Вы когда мне вар отдадите? Или к отцу твоему идти?
— У меня сейчас нет, — сказал я.
— Это не мое дело.
— Дядя Костя, можно мы — деньгами? — спросил Колька.
— Можно. Давайте пятерку.
— У нас сейчас нет, мы соберем.
— Когда?
— Я попрошу у отца, — сказал Илларион.
— Вот это дело, — согласился дядя Костя. — У твоего отца деньги есть. Значит, на той неделе.
Дядя Костя повернулся и ушел, раскачиваясь и загребая песок ногами.
— А у Евдокимыча даром взял! — зашипел Батон из-за палатки. — Не отдавайте ему ничего.
— Раз брали, нужно отдать, — сказал Колька. — Мураш, у тебя есть деньги?
— Откуда?
— Ладно, я у матери попрошу. Давай пополам, Ларик. Мне отец обещал лодку насовсем отдать. Он новую покупает.
— А эту куда?
— Сюда, — сказал Колька. — Куда же еще?
— Вам с Лариком на двоих? — спросил я.
— На всех, — сказал Колька. — Не понятно, что ли? Возьми ключ, перегони ее сюда.
Когда я привел к лагерю лодку, на берегу было уже полно ребят. Они бегали из палатки в палатку, дергали за оттяжки и орали так, будто никогда в жизни палаток не видели. В одну палатку по самую крышу набились девчонки.
— Чур, это наша! — кричали они.
Батон носился по берегу, весь красный, на всех орал, но его никто не слушал.
— А ну, кончай базар! — крикнул я, но меня тоже никто не послушал.
— Батон, — сказал я. — Гони к Ивану Сергеевичу.
Когда Батон привел директора, все вылезли из палаток и стали спрашивать его, когда мы пойдем в поход.
— Давайте сядем, поговорим, — сказал Иван Сергеевич. — Я смотрю, все уже к походу готовы…
— Готовы! — закричали со всех сторон.
— На чем мы пойдем?
— На лодках!
— На каких?
— Найдем!
— Ищите, — сказал Иван Сергеевич.
Ребята помаленьку замолчали, стали соображать. Лодок, конечно, ни у кого не было. А у кого они были дома, тем их все равно не дадут.
— Нам нужны свои лодки, — сказал Иван Сергеевич. — И они у нас будут. Желудев, расскажи ребятам о наших планах.
Илларион говорил, наверное, сто часов. Особенно много расписывал он про девчонок: что у нас у всех будут одинаковые права и что они тоже будут учиться управлять мотором и парусами. Не знаю, откуда он взял про права, но девчонкам это жутко понравилось — и в этот день они влюбились в него все до единой.
Сказал он и про катамаран. Насчет катамарана не все поняли, но само слово ребятам очень понравилось.
Наконец сто часов кончились, и Илларион замолчал.
— По всему выходит, что начинать нужно с работы, а не с похода, — сказал Иван Сергеевич. — Кто не согласен?
Несогласные, конечно, были, я видел, как некоторые скривились; они мечтали, наверное, сразу — на полюс или в Америку; но вслух никто ничего не сказал.
— Тогда давайте выберем начальника штаба.
— Вы! — крикнул Батон.
— Я тут ни при чем, — сказал Иван Сергеевич. — Это ваш клуб.
— Желудева, — сказал кто-то из девчонок.
Я точно знал, что должны выбрать меня. Никто из ребят лучше меня не гребет; никто лучше не играет в футбол; у меня рост сто семьдесят; я семь раз подтягиваюсь на перекладине и могу нырнуть под водой метров на двадцать…
Но про меня никто не сказал ни одного слова. И начальником штаба выбрали Кольку.
— Теперь завхоза, — сказал Иван Сергеевич. — По-морскому — боцмана.
— Я! — крикнул Батон.
Директор засмеялся.
— А правда, Мелков у нас человек хозяйственный. Может, подойдет?
— Подойдет! — закричали все. — Только ему продукты нельзя доверять.
— Не больше вас ем, — обиделся Батон. — Просто у меня четырех зубов нет, я из-за этого быстро глотаю.
Батона выбрали единогласно.
Потом выбрали в штаб. В него выбрали даже девчонок, но я туда не попал.
— А теперь давайте назначим вахтенных на сегодня, — сказал Иван Сергеевич. — С этой минуты при лагере должны постоянно дежурить два вахтенных. От ночных дежурств освобождаются те, кому дома не разрешат.
— Мурашова… — вякнул кто-то. — Он у нас самый сильный.
— Не буду, — сказал я.
— Почему? — спросил Умник. — Тебя дома не отпустят?
— Меня хоть на сто лет отпустят, — сказал я.
— Тогда почему ты отказываешься?
— Не хочу, и все!
— Мурашов, ка-та-ма-ран! — сказал Иван Сергеевич.
Я молчал. Директор посмотрел на меня и почесал подбородок.
— Кроме того, предлагаю назначить Мурашова командиром первой шлюпки, — сказал он.
— Которой нет? — спросил я.
— Мураш, ты же знаешь, что есть, — сказал Колька. — Ты сам ее пригнал. Катамаран, Мураш!
— А кто еще вахтенный? — спросил я.
— Давай я, — предложил Батон. — Мне домой чего-то неохота сегодня.
— А мне все равно, — сказал я.
Но мне было совсем не все равно.
Я решил, что отдежурю и уйду из клуба.
Я не стал дожидаться, кого они там еще выберут, и ушел домой до вечера.
Вернулся я прямо к началу вахты, к десяти часам. Принес два ватника: для себя и для Батона.
Батон сидел у палаток на каких-то досках, прикрытых толем. Больше на берегу никого не было.
— Поесть принес? — спросил Батон.
У меня было с собой три куска хлеба с маслом и кусок колбасы, которые мать дала мне на дежурство. Еще я принес старый чайник, заварку и сахар.
— Подожди, чай вскипятим, — сказал я.
— Нет, — ответил Батон, — чай пускай потом. Давай еду.
— А где все? — спросил я.
— Хах хахи — прошамкал Батон. — Хаха хохахи хохих хахём[9].
Пока Батон не дожует, разговаривать с ним невозможно. Я прошелся вокруг палаток, поправил растяжки. Зачем я это делал, не знаю, ведь я железно решил больше в лагерь не приходить.
— Вот теперь можно чайку, — сказал Батон.
Он растянулся на доках и хлопал себя по животу, словно король.
— Может, мне еще за дровами сходить? — спросил я.
— Ты чего злишься, Мураш? Что вместо тебя Кольку выбрали?
— Почему вместо меня?
— Вообще-то тебя нужно было начальником штаба.
Я ничего не ответил. Только подумал, что Батон жутко хороший парень. Зря я раньше не хотел, чтобы он с нами на лодке плавал.
Батон потянулся, зевнул и сказал сонным голосом:
— А вообще-то Колька, наверное, лучше…
— Ты же только что говорил!.. — Я до того возмутился, что даже дышать стало трудно.
— Мало ли что говорил, — сказал Батон. — Колька все-таки справедливый.
— А я несправедливый?!
— Ты тоже, — согласился Батон.
— Тогда почему Кольку?
— Да так просто… Как-то лучше… Орешь больно много.
Нет, подумал я, Батон жуткий трепач. Его к лодке на километр нельзя было подпускать.
Батон поплелся в кусты, принес сушняку, разжег костер. Над водой потянул синий дым. Было тихо, и казалось, что мы совсем одни на всем побережье. У меня было такое настроение, как будто я никогда больше не увижу ни этой бухты, ни палаток, ни даже своей школы.
Мне стало так себя жалко, что даже на Батона я перестал злиться.
— Откуда доски? — спросил я Батона.
— А это для лодки. Ребята принесли от Евдокимыча. Он нам одолжил. А летом мы в совхозе отработаем и ему отдадим.
— Приходил Евдокимыч?
— Притащили, — фыркнул Батон. — Чуть ли не на руках принесли. Он даже ругался.
— Ну и что?
— Будет руководить. Мы обещали его в пионеры принять.
— Опять треплешься?
— Честно, — сказал Батон. — Девчонки ему галстук повязали и стали кричать, что он сразу помолодел. Он сначала сердился, а потом стал рассказывать, какой он был в молодости. А потом говорит: «Забирайте доски». Эти доски специально для лодки, он их два года сушил.
— А директор чего?
— Он с нами недолго был. Уехал с Лехой в Приморск. Они у шефов чего-то будут выпрашивать для нашего клуба.
— Вовка, — сказал я, — а я ведь из клуба уйду.