Сын Зевса (с илл.) - Воронкова Любовь Федоровна (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Величавые в своем спокойствии дорические колонны, окружая храм, словно оберегали его. Александр, следуя за жрецом ко входу, жадно разглядывал мраморный барельеф, который тянулся над колоннами, – всадники, девушки, погоняющие быков, женщины с ветками пальмы – эмблемой мира, шествие старцев… Краски фронтона – красная, желтая, голубая – радостно и нарядно сияли среди благородной белизны мрамора.
Александр с волнением вошел в храм, в мягкий полумрак. Свет жаркого, ослепительного дня проникал сюда только через распахнутые двери, рассеиваясь среди красно-синих стен. Афина стояла во весь свой огромный рост, в сиянии золотых одежд и высокого золотого шлема. Александр поднял глаза и встретился со сверкающим в полутьме взглядом богини. Она смотрела на него, чуть склонив голову, внимательно, испытующе, может быть даже грозя…
И он, содрогнувшись, опустил ресницы.
Мир, названный Демадовым, был заключен. Все, что было задумано в мегароне царского дворца в Пелле, послы Филиппа осуществили в Афинах. Условия македонского царя были поставлены и приняты.
Афины во всем, что касается их внутренних дел, остаются свободными и независимыми. Македонская армия не должна вступать на афинскую землю. В афинские гавани не должно входить ни одно македонское судно. Область беотийского города Оропа, что на северо-восточной границе Аттики, захваченная Фивами, присоединяется к афинским землям. Филипп оставляет афинские границы нетронутыми. И без всякого выкупа отпускает военнопленных афинян.
Но Афины должны уступить Филиппу фракийский Херсонес. А вместе с Херсонесом Филипп взял проливы, контроль над черноморской торговлей, особенно торговлей хлебом. В привозном хлебе Афины постоянно нуждались, и теперь это ставило их в полную зависимость от Филиппа: может пропустить к ним корабли с хлебом, а может и не пропустить. Но что же делать? С этим теперь приходилось мириться. И афиняне радовались и боялись радоваться, не веря своей удаче. Они не надеялись отделаться так легко от войны, которая угрожала им полной гибелью.
Афинские правители с почетом проводили македонских послов. Филиппу в благодарность постановили воздвигнуть статую в Афинах, на рынке, в самой людной части города. И обоим – царю Филиппу и его сыну Александру – даровали право афинского гражданства.
Александр возвращался счастливый и торжествующий. Все сделано, как надо. Ему не придется краснеть и смущаться перед отцом.
Всю долгую дорогу, в часы отдыха и во время ночевок в палатках, сидя по вечерам у костров, послы вспоминали о том, что видели, что слышали, что говорили.
– А Демосфен так и не показался, – с удивлением сказал Александр, когда они после ужина сидели у огня, – мне так хотелось посмотреть на него.
– Он уехал из Афин, – ответил Антипатр, – я тоже спросил о нем.
– Куда уехал?
– Взял военный корабль и отправился куда-то. Будто бы собирать дань с афинских союзников. Или за провиантом для города.
– А он не мог уехать позже?
– Конечно, мог бы. Но, видно, не хотел видеть нас, послов Филиппа. Да еще приехавших мириться. Ему надо было воевать с нами, ему надо было сокрушить царя македонского. Ну, а народу воевать вовсе не сладко. Видели, как поспешно погнали домой своих быков поселяне? Войны не будет, мир. Можно жить спокойно. У них еще и хлеб в полях не везде убран…
– А вы заметили, как много бедноты в Афинах? – сказал Гефестион. – Я просто поражен. Такой могущественный город, так украшен – и столько нищеты! Почему это?
– У них слишком много рабов, – нахмурясь, сказал Антипатр.
– А разве плохо, когда много рабов? – удивился Александр. – Чем больше рабов, тем больше рабочих рук, тем легче жить свободным гражданам.
– Это так. Но если всеми работами завладеют рабы, то что же делать свободным?
– А ты знаешь, Антипа, что говорил мой учитель Аристотель? «Необходимо, чтобы существовали рабы для всяких работ, а свободные люди, граждане, должны управлять ими». Видишь, я запомнил.
– Я тоже помню это, – сказал Гефестион, – он еще привел пример из «Илиады»…
– Да! – перебил Александр. – Он сказал: «Если бы каждое орудие могло выполнять свойственное ему дело само по данному ему приказанию…» Как те треножники Гефеста:
Аристотель против того, чтобы с рабами обращаться дурно. Но он считает, что без рабов никак нельзя. Это только у Гефеста треножники могли катиться сами собой.
– Это одна сторона дела, – упрямо продолжал Антипатр, – а есть и другая, о которой Аристотель тоже говорил. Он говорил, что общение с рабами разлагает граждан, не говоря уже о том, что они лишают граждан работы. Вот ремесленник. Он придет и починит кому-то крышу – он заработал и, значит, сыт. Сошьет кому-то обувь или обожжет и продаст горшок. Опять-таки он заработал – и сыт. А если все это делают рабы, и притом бесплатно, – что же делать ремесленнику? Как ему быть? Вот и наполняется город нищетой. Рабы съедят Афины.
– Значит, по-твоему, Антипа, – сказал Александр, нахмурясь, – рабство нужно уничтожить?
– О нет! – Антипатр покачал головой. – Рабство должно существовать вечно. Рабы должны делать свое дело – работать в рудниках, рыть канавы, таскать камни, выполнять все грубые и грязные работы.
Что еще мог сказать Антипатр, если даже Аристотель, человек великого ума и таланта, считал, что рабство необходимо? Люди своего времени, они и не могли мыслить иначе, не могли представить себе, что рабство – это позор их общества, их государства.
– Но свободные тоже не должны сидеть дома без дела, – продолжал Антипатр. – А их дело – постигать воинскую науку, воевать, властвовать, покорять чужие страны, а не посылать вместо себя наемников, как делают афиняне. А что за воин наемник?
Говорили о многом, вспоминали о многом. Особенно о том, что видели в Акрополе. И о большом храме Афины Паллады. И о той Афине, бронзовой, что стоит под открытым небом и чье копье светит золотой звездой морякам, плывущим домой. И о храме Эрехтейоне, храме Посейдона, где внутри на скале остался след его трезубца. Как хороши белые мраморные фигуры его фриза на фоне из фиолетово-черного элевсинского известняка, как изящны его ионические колонны!..
Но одно воспоминание Александр хранил про себя – воспоминание о той минуте, когда он встретился взглядом со сверкающими глазами богини…
«Да, отец прав, – думал он, – нельзя разорять Афины. Нельзя их разорять».
И какой безвестной, глухой и печальной казалась ему теперь Пелла, затерянная в македонских горах!
Разлад
Наступила осень, начались дожди. Горы стояли нахмуренные, одетые мокрым лесом. По каменистым вершинам ползли, переваливая через них, тяжелые темные облака…
Филиппу не было покоя.
С Афинами все улажено – наконец-то! Маленькие эллинские города молча впустили македонский гарнизон – Халкида, Амбракия, Акрокоринф…
На съезде в Коринфе, созванном Филиппом, провозглашен всеобщий мир. Между Македонией и эллинскими государствами со всеми, кроме Спарты, заключен оборонительный и наступательный союз. В числе других пунктов, принятых на этом съезде, утверждено одно, очень важное для замыслов Филиппа решение: каждый гражданин союзного города, который, будучи наемником на службе чужой державы, обнажит оружие против союза или против царя, должен как изменник быть изгнанным, а имущество его отобрано. Это решение лишало персидского царя эллинских наемников, которые могли бы выступить против Филиппа, когда он пойдет воевать с Персией, а воевать с Персией он пойдет скоро. Этой войны хочет и Эллада, чтобы отомстить за все зло и горе, принесенные персами, чтобы освободить от персидского владычества эллинские города в Азии. И захватить новые земли, чтобы было куда отправить весь нищий народ Эллады, которому не хватало ни земли, ни работы, ни хлеба в своей родной стране.
