Догоняйте, догоняйте!.. - Никоненко Станислав Степанович (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
Тигран Саркисович подозрительно посмотрел на Мамалыкина.
— Значит, к Чучкиной пойдешь. А больше ты ни на что не заглядывался?
Борька покраснел и еще ниже склонился над тетрадкой:
— Ручка что-то не пишет.
— А ты потри, потри шарик, ее расписать надо. Но ты не ответил на мой вопрос. Больше ты ни на что не заглядывался?
— Ребя, давайте отложим личные дела на потом, — примиряюще сказал Андрюша. — Сначала займемся общественными. Итак, начнем, пожалуй: «Уважаемый Георгий Николаевич! Мы выражаем Вам…»
— Не то, Теоретик, не так надо начинать, — сказал Мамалыкин.
— А как же?
— Не так. «Уважаемый» — этого мало. Мы, конечно, его уважаем. Но так говорят и постороннему. Я сам слышал: «Послушайте, э-э-э, уважаемый, как вас там…» Что он, его уважает? Даже не знает, как зовут.
— Точно, — сказал Тигран. — Как же начать?
«Дорогой». А, ребя? Правда, «дорогой» тоже иногда без всякого смысла говорят.
— Вас понял, — сказал Теоретик. — Давайте без эпитетов. Просто: «Здравствуйте, Георгий Николаевич! Поправляйтесь, пожалуйста, быстрей. Возвращайтесь к нам. Мы Вас очень часто вспоминаем. В лагере сейчас стало скучно и пустынно. Вы сделали нас спортсменами. И главное — мы все дружим…»
— Вот чешет Теоретик, как по писаному.
— Не перебивай. «Может, мы не все станем чемпионами, но хотим Вас поблагодарить за заботу и за внимание».
— Теоретик, произвожу тебя в поэты! — воскликнул Мамалыкин.
— Ты что-то сегодня раскомандовался, — заметил Тигран Саркисович. — Стал болтлив, как Булочка.
— А жаль, что Булочки нет, — сказал Теоретик. — Как он играть научился!
— Зато я остался, — рявкнул Ветка, и все, кто еще дремал, зашевелились в своих кроватях. — Сыграем и без него.
— Их высочество проснулись, — проговорил Борька Мамалыкин, — а зря. Спали бы лучше, набирали бы сил.
— Верно, — поддержал его Тигран Саркисович. — Спи, а то совсем похудеешь, тоже родители заберут. Тогда хоть всю команду распускай.
— Да нет, Тигран Саркисович, тут уж никакой сон не поможет. Их высочество по другой причине худеют. Сохнут прямо на глазах.
Ветка широким шагом протопал к окну, оглядел собравшихся.
— Это что, заговор?
— Какой там заговор… Письмо сочиняем Копытину, — ответил за всех Теоретик.
— Письмо? А меня почему не разбудили? Единоличники.
— А мы, ваше высочество, вам заготовочку делаем. Вы уж нас простите великодушно, — Мамалыкин привстал и поклонился в пояс.
— Артист! — улыбнулся Ветка, однако, решив подыграть приятелю, сделал тут же серьезное лицо. — Прощу, если заготовочка сгодится. Но, — Ветка поднял над головой кулак, — не пожалую, если муть подсунете.
— Как можно-с, как можно-с, — залепетал Мамалыкин. — Теоретик сами-с изволили диктовать-с. А мы уж только запись производили-с.
— А ну, Тигран Саркисович, зачитай с выражением и с этим, как ее?
— С дикцией-с, — услужливо подсказал Мамалыкин.
— Во-во, с ею, — милостиво согласился Ветка. — За что я тебя люблю, Мамалыкин, — находчивый ты парень. Сохну я, говоришь, а если по шее?
— Эх, Ветка, Ветка. Шуток не понимаешь. К тебе по-хорошему, а ты все одно: по шее да по шее, — Мамалыкин посерьезнел и отошел от окна, сел на свою тумбочку верхом. — Читай, Тигран Саркисович, или нет, не читай, пусть это высочество само читать учится.
— Ну, дай я сам.
Ветка взял тетрадь.
— А все правильно, — сказал он, прочитав. — Вот только надо добавить, что мы хотим быть рядом с ним. Что мы его поддерживаем.
— Добавить можно, — сказал Теоретик, — Да это ведь пустые слова.
— Почему пустые? Если нужно, придем к нему и поможем.
— А чем ты поможешь? Голову, что ли, бинтовать будешь? Врач нашелся.
— Что-то вы сегодня все разговорчивые такие.
— Не понимаешь ты, Ветка, — вздохнул Тигран Саркисович. — Грустно нам, вот и говорим. Какой человек Копытин! Нам бы в школу такого учителя! Давай попросим, а?
— У него диплома нет, я узнавал, — сказал Теоретик.
— Всю мечту попортил Теоретик. Диплома нет. Нет, так будет. Если Копытин захочет…
— Ребя, у меня идея, — вклинился в разговор Мамалыкин. — Давайте напишем Копытину характеристику в институт. У Терентьева заверим и сами отнесем к директору.
— В этом году все равно поздно.
— А мы сейчас напишем, и пусть институт готовится к приему Копытина.
— Ребя, а у Мамалыкина котелок варит, — крикнул Ветка. — Попробовать надо. Только Копытину ничего не скажем. Пусть потом узнает. Но сначала закончим письмо. Дописывай, Борька.
Колдовали над письмом до самой линейки. А после завтрака прочитали девочкам. Они внесли некоторые уточнения, и Леночка Чучкина переписала его красивым четким почерком: буквы стояли прямо, строго, как пионеры на линейке.
Мерно стучал по подоконнику дождь. Он навевал покой и сон. Из окна тянуло свежестью, запахом ивы. Изредка доносились далекие гудки электрички, но они не тревожили Копытина. Жора уснул.
Потом был обед и тихий час. И Жора уже не спал, а точил потихоньку лясы с соседом, оказавшимся большим знатоком по части кино. Во всяком случае, он мог назвать всех актеров по именам, а также знал, кто на ком женат, кто с кем разошелся и т. д.
После тихого часа сосед уломал Жору «забить козла». Они сели за стол в центре палаты и застучали черными костяшками домино. Жора не был поклонником этой игры, играл лишь от случая к случаю. Поэтому скоро проиграл. Пришлось лезть под стол. Сосед, правда, сказал, что откладывает расплату до лучших времен. Но Жора чувствовал себя вполне здоровым, чтобы проползти на четвереньках два с половиной метра.
Только он забрался под стол, как распахнулась дверь и вошла сестра, симпатичная курносенькая Шурочка.
— Где Копытин? — строго спросила она.
— Действительно, — проговорил сосед с ухмылкой, — куда он делся?
Жора замер под столом, как бегун на старте.
— Ну ладно, придет, скажите — ему письмо. Кладу на стол. И цветочки. Девица там пыталась к нему прорваться, да я не пустила. День сегодня непосетительский.
Такого безобразия Жора потерпеть не мог.
— Как непосетительский? — выкрикнул он, выскакивая из-под стола.
Шурочка в ужасе взглянула на взметнувшегося Жору.
— Где девица? — Жора встряхнул Шурочку за плечи.
— Я на вас Абрам Семеновичу пожалуюсь. Пугать медсестер вздумали, — сказала Шурочка и заплакала.
— Где посетительница?
— Ушла-а-а, — всхлипывала Шурочка. — Так вам и на-а-до.
Жора подбежал к окошку. Сквозь тонкую сеть редеющего дождя он увидел удаляющуюся фигурку под зонтиком. Кричать уже было бесполезно.
— Бюрократка, — проворчал он, беря со стола конверт и букетик ромашек.
— Я вот скажу Абрам Семенычу, что ругаетесь. Он вам на работу напишет, тогда повеселитесь, — Шурочка уже пришла в себя и поправляла волосы перед маленьким круглым зеркальцем.
«Милый мой Копытин, — прочитал Жора в записке, вложенной в конверт. — Здравствуй! Что же ты мне не сказал, что попал в аварию? Герой! А я решила устроить тебе сюрприз и приехала в лагерь сегодня, а не завтра. Тебя нет. Ребята в тоске и тревоге. Окружили меня, спрашивают, что же будет? Прямо конец света. Копытин — в центре мироздания. На улице дождь, и настроение неважное. Я ребят утешила, обещала им, что ты скоро вернешься. А они попросили сходить к тебе, передать послание. Спасибо Терентьеву — дал «рафик» доехать до больницы. Девочки собрали тебе ромашки. Сейчас еду. Если не удастся попасть к тебе, отдам эту записку. Глажу по больной головушке.
Наташа.
P. S. К тебе не пустили. Вредная девчонка вышла и сказала, что день посещения — завтра. Не волнуйся и поправляйся, приду завтра. Мне сказали, что чувствуешь себя ты прилично».
Письмо от ребят было вложено в отдельный, тщательно заклеенный конверт. Красивыми буквами там было выведено: «Товарищу Копытину Георгию Николаевичу. Лично».