Огонь в затемненном городе (1972) - Рауд Эно Мартинович (книги бесплатно TXT) 📗
Мадис шел быстро — мимо директора всегда торопятся — и направился прямо в наш класс.
Олеву стало ясно, что мы провалились, и он поплелся за директором. Немного надежды и утешения давало то, что судьба не послала на нас, например, Гуйдо или Атса.
В кабинете у директора было темно. Директор зажег спичку и сказал:
— Лампу зажигать не будем. Порядок есть порядок.
Олев взял со стола молоток и гвозди и полез на стремянку, которая уже стояла в кабинете.
В темноте работа двигалась довольно медленно. К тому же стремянка тряслась и угрожала разъехаться; приходилось соблюдать осторожность, чтобы не свалиться.
И тут кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — сказал директор.
Дверь приоткрыли.
— Входите же! — сказал директор. — Не смущайтесь темноты.
Кто-то вошел в кабинет.
— Господин директор…
Олев узнал голос Атса, и ноги у него задрожали. Он подумал, что и Атс наскочил на меня и, конечно, сразу же прибежал с доносом. Неподвижно застыв на стремянке, Олев услышал, как Атс сказал:
— Господин директор, у Линды Вескоя, ученицы нашего класса, в тетради для песен записаны крамольные песни. Там даже есть о Гитлере. И она дает свою тетрадь другим девочкам списывать.
Олев опасался другого сообщения, но и это известие было не намного лучше.
— Вот как! — сказал директор. — И зовут эту ученицу…
— Линда Вескоя.
— Хорошо. Вы можете идти.
Когда открывалась дверь, Олев обратил внимание на то, что коридор погружен в сумрак. И у директора не было возможности разглядеть, кто вошел в кабинет. Но директор явно узнал Атса по голосу. Иначе он спросил бы его имя и из какого он класса. А отсюда не трудно было вывести, что у них и раньше случались подобного рода встречи. Правда, директор преподавал нам историю, но Атс отвечал по истории всего лишь два или три раза — маловато, чтоб директор смог запомнить его голос.
Олев вбил гвоздь в стену.
— Теперь будет держаться, — сказал он и спустился на пол.
Директор зажег свет.
— Вы, конечно, слыхали, какую информацию я тут получил?
— Слыхал.
— Скажите теперь вы, Кивимяги: эта Линда Вескоя, как она у вас в классе… — Директор спросил так, словно само собой разумелось, что Олев и Атс лучшие друзья и единомышленники.
— Хорошая ученица, — сказал Олев.
— Ну да, а так… в остальном?
— Как и все остальные.
— Ах, так, — сказал директор. Он выглядел спокойным, словно ничего не случилось, только глаза у него бегали. И Олев понял, что директор встревожен провалом доносчика.
Олев молчал.
— Вы можете идти. Большое спасибо.
Олев вернулся в класс лишь к самому началу урока. Он был убит тем, что по его вине Мадис беспрепятственно увидел, как я писал сообщение. Но я сказал, что все обстоит даже лучше, чем можно было предположить. Мадис — я верил — будет молчать, а мы узнали про Атса и можем предупредить Линду. Это немного успокоило Олева.
Мы решили, что отдохнем дня два, успокоим нервы и тогда повторим попытку написать сообщение.
Но мы не успели сделать это. Когда на следующий день мы вошли в класс, на доске красовалось сообщение Советского Информбюро об освобождении Великих Лук. Несколько строчек. Печатными буквами. Почти теми же словами, которые писал вчера я.
Я посмотрел на Мадиса. Он сидел на своем новом месте на первой парте и едва заметно усмехнулся в ответ на мой вопросительный взгляд.
ПЕСЕННИК ЛИНДЫ
В тот день, когда Атс ходил доносить на Линду, она не пришла в школу. И на другой, и на третий день ее не было. Тогда я решил сам навестить Линду.
Должен признаться, что предпринять этот поход мне было вовсе не легко. Ведь это совсем не то, что, например, зайти к Эло. Туда я ходил несколько раз, приносил на могилу Мистера зеленые ветки и даже немного играл с Эло. Но пойти в гости к Линде!.. Это скорее похоже на визиты, которыми обмениваются взрослые. А со дня рождения я больше ни разу у нее не был.
К тому же после стычки с Арви я даже сторонился Линды. Я живо представил себе, как Мээли рассказала Линде, что именно мы с Олевом и были теми мальчишками, которые приходили к ним с полевой сумкой. Мээли подозревает нас, Арви в открытую назвал меня шпиком… Что должна думать Линда?
И все-таки я решил идти. Читатель, наверно, помнит: однажды мы говорили с нею о доверии. Я тогда сказал, что хотя и доверяю ей полностью, но не всегда надо рассказывать обо всем, что у тебя на душе. А теперь у меня на душе скопились уже такие вещи, о которых я не имел права молчать. Само собой разумеется, надо было сообщить Линде, что Атс донес на нее. И еще об отце Мадиса. И о Мээлином дяде. И пусть именно Линда расскажет об этом Мээли. Потому что Линде Мээли доверяет. Мне вдруг стало ясно: молчать означало бы глупо трусить. Пусть Линда думает что угодно! А я скажу. Распутать этот узел невозможно, надо разрубить его.
Мы как раз проходили по истории Александра Македонского. Легенда гласила, что Александру показали знаменитую колесницу, у которой царь Фригии Гордий прикрепил ярмо к дышлу чрезвычайно сложным, запутанным узлом. По предсказанию оракула, распутавший этот узел должен был стать властителем Азии. Александр пробовал и так и сяк, но развязать узел никак не мог. Тогда он выхватил меч и разрубил узел.
И мне тоже следовало действовать решительно.
Я пошел к Линде до уроков в среду. Предвидя, что наша беседа может затянуться, портфель взял с собой.
Она нисколько не удивилась, увидев меня. Словно считала вполне естественным, что я должен навестить ее, и это меня обрадовало.
— Я слегка простудилась, — объяснила она, пока я снимал пальто. — Но сегодня уже иду в гимназию. Пойдем вместе, ладно?
Линда провела меня в комнату; она была дома одна.
— Какие новости в школе?
Мне пора было начинать.
— Да кое-какие новости есть… — И я принялся рассказывать, как Олев услыхал донос Атса.
— Атс однажды вырвал песенник у меня из рук, — сказала Линда озабоченно. — Но кто бы мог подумать такое. Вот подлец!
— В другой раз надо быть осторожнее.
— Хочешь, я покажу тебе мой песенник?
— Если ты не боишься…
Линда удивленно посмотрела на меня:
— А чего я должна бояться? Тебя, что ли?
— Ты же слышала, что сказал обо мне Арви.
— Думаешь, я поверила?
— Не думаю, но…
— Чего же тогда об этом говорить?
— Я просто так…
— Просто так нечего говорить.
Теперь, пожалуй, наступило самое время выложить все.
— Мээли ведь тоже подозревала меня.
— Мээли? Тебя?
— Ну да. Меня и Олева. Ведь это мы принесли полевую сумку ее дяди.
— Вы?
— Мы.
Линда уставилась на меня недоверчиво:
— Это невозможно.
— Это совершенно возможно, — сказал я. — Мы отдали полевую сумку Мээлиной тете, а Мээли Олев подарил ветку рябины.
Линда молчала.
Я счел необходимым добавить:
— Конечно, никто нас туда не посылал. Мы действительно нашли эту полевую сумку в лесу.
— Чего же ты сразу не сказал?
— Когда?
— Когда я рассказала тебе про подозрения Мээли.
— Как ты не понимаешь! Об этом должно было знать как можно меньше людей.
— Было бы гораздо лучше, если бы ты сразу мне доверился, — заметила Линда.
— Может быть. Но, по крайней мере, теперь это сказано.
— Я, кажется, тебя понимаю.
Слова Линды меня обрадовали.
— Теперь ты объяснишь Мээли?
— Конечно.
— Ты еще скажи ей, что ее дядя жив и здоров. Во всяком случае, еще недавно это было так. Он политрук в Эстонском корпусе, и он чуть не застрелил отца Мадиса, когда тот перебегал к немцам.
Я рассказал Линде о том, что был у Салувээров. Рассказал о ненависти отца Мадиса к политруку Кярвету и о том, откуда Арви взял свое обвинение.
— А о своем отце ты так ничего и не узнал? — спросила Линда.
— Нет.
Наступило молчание.
Мой гордиев узел был разрублен.
— До чего же сложная жизнь! — сказала Линда. — Один ненавидит другого, другой подозревает третьего, четвертый обвиняет пятого…
