Новый дом - Шер Надежда Сергеевна (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Девочка вздыхает, девочка смотрит на спящих детей, а старуха продолжает говорить:
— Трудно теперь аллаху, трудно! Сколько нечестивых дел приходится ему разбирать! Ай-вай-вай, сколько у него работы!
И Джафар поддакивает:
— Работы много, и аллах хорошо трудится…
Черномазый мальчик у костра зашевелился, вытянулся на спинке, не раскрывая глаз, сладко зевнул и стал тереть ручонками глаза. Потом неуклюже, как настоящий маленький барашек, стал на четвереньки и сел, все еще продолжая тереть глаза: «Дада, дада, дада!..» От его крика проснулась Туту. Она сидела рядом с мальчиком, терла глаза и тоже кричала: «Дада, дада, дада!» Но у мальчика была своя, настоящая дада, и эта дада сунула ему в руку кусок горячей лепешки, и мальчик замолчал, зачмокал, а у девочки дады не было, и девочка ничего не хотела брать. Она отбивалась и кричала: «Дада, дада, джан!»
— Ай-вай-вай, какие хорошие дети, какие жирные дети! — запела старуха. — Крепкая девочка, красивая девочка, хорошо будет держать дом свой, за хорошего человека замуж пойдет.
Саламат продолжала спать, свернувшись клубочком. Мать закричала:
— Вставай, вставай, лентяйка! Возьми, успокой своего лесного найденыша!
— Найденыша? Так эта девочка не дочь вам? Сразу видно, сразу видно, что чужой ребенок.
А Саламат уже сидела на корточках возле девочки, ласкала ее и тихонько шептала ей:
— Дада придет, скоро придет! Смотри, какая вкусная лепешка, смотри, сколько пяниру, смотри!
И сама Саламат смотрела на чужих людей и не понимала, откуда они взялись. Чужая девочка подошла к Саламат и тоже стала на корточки возле Туту. Туту перестала плакать. Туту уже сидела на коленях у новой девочки и ела свою лепешку. А мать Саламат рассказывала о том, как нашли девочку.
— Что нам с ней делать? В горы брать? В лесу бросить?
— В лесу бросить? В лесу бросить? Такую хорошую девочку бросить в лесу? Нет, нет! Я отнесу ее в детский дом, — тихонько сказала чужая девочка.
— Пускай провалится твой детский дом с тобой и со всеми, кто в нем живет. Зачем в детском доме лесной найденыш? — сказала тетка Гульзар, и мать Саламат подхватила:
— Кто знает, может это курдский ребенок, а может и армянский? Что делать армянскому ребенку в курдском доме?
Тогда тетка Гульзар закачала головой так сильно, что затряслись ее жирные щеки и запрыгал толстый жирный подбородок.
— Вай-вай-вай, хорошая женщина, добрая женщина, что знаешь ты об этом детском доме? Ведь говорят, что детей там не разбирают, говорят, всех берут — и курдских, и армянских, и если попадется, и русских. Всех одним хлебом кормят, в одном тазу моют. Пусть ослепнут мои глаза, пусть провалюсь я сквозь землю, прежде чем дойду до этого проклятого детского дома.
Старый Джафар стоял молча, опираясь на свою палку.
Он тоже ничего не понимал из того, что теперь делалось. Много лет под ряд ездил он в кочевку, много лет под ряд бывал в городе и никогда ничего не слышал о детском доме.
«Разве можно жить вместе курдским и армянским детям? Разве можно им есть из одного котла и не прогневить этим аллаха? — думал старый Джафар. — Кончается мир, сердится аллах, все скоро пойдет прахом»… Вздыхая, опустился Джафар на землю, перебирая свои янтарные четки.
Туту потянула ручки к красной феске Джафара. Джафар улыбнулся и сказал:
— Ой, не похож этот ребенок на курдского! Это армянский детеныш.
Мать Саламат насторожилась: армянский детеныш? Чтоб армянский звереныш спал рядом с ее сыном? Чтоб он ел из курдских рук? Чтоб он рос в курдском доме? Не бывать этому! Пусть остается в лесу этот армянский звереныш, или, может быть, эта чужая женщина захватит его с собой в детский дом, отнесет его в новый город.
Тетка Гульзар молчит. Она смотрит на Туту, которая тянется к красной феске Джафара, и потом вдруг говорит:
— Не пропадать же девчонке в лесу. Один грех, два греха — аллах все равно одинаково накажет, — бормочет она и протягивает руки к Туту, протягивает ей блестящий позумент на своей кофте, и Туту забывает о феске и ползет к тетке Гульзар. Она пристально смотрит на позумент и нацеливается на него ручонкой. Она радостно загребает его, крепко зажимает кулачок и подносит к самому носу, потом раскрывает руку и ничего не понимает, смотрит на ладонь, на позумент на кофте. Как это случилось? Она снова загребает позумент и снова раскрывает пустую ладонь, и это так смешно, что и мать Саламат, и тетка Гульзар, и старик Джафар совсем забывают о том, что это армянский детеныш, и весело смеются, глядя на нее. А тетка Гульзар, захлебываясь и колыхаясь всем свои телом, причитает:
— Ай-вай-вай, хороший ребенок, толстый ребенок! Кто потерял? Как потерял?
Туту карабкается по тетке Гульзар. Саламат с новой девочкой сидят на корточках рядом и прищелкивают руками: «Ай, дида, дида-да! Ай, дида, дида-да!» И девочка думает: «Неужели, правда, возьмет в новый дом эту девочку тетка Гульзар? Неужели правда?» И сердце стучит: тук-тук, тук-тук! Возьмет! Возьмет!
— Сердце мое, солнце мое! Ты будешь моя маленькая дочка, я тебя никому не отдам, и я дам тебе лавашу столько, сколько захочет твоя душа, — тихонечко шепчет она.
Через час по лесу снова ползет в своих ковровых платках и широких юбках тетка Гульзар, и за ней с трудом поспевает худенькая Геймат с тяжелой Туту на руках. Тетка кряхтит, охает и молится аллаху. Геймат крепко прижимает к себе Туту и шепчет: «Дочка моя, дочка моя»…
А мать черноглазого мальчика возится у костра и охает. Может быть ей жалко, что отдала она Туту.
— Сатья-баджи, Сатья-баджи, иди скорей, иди скорей! Гости идут! Гости идут!
— Где гости? Какие гости? — спрашивает Сатья-баджи. Она стоит на высокой табуретке у окна и прилаживает к окну пестрые занавески. Рукава у нее высоко засучены, волосы растрепаны, весело смеются глаза, и блестят белые ровные зубы. — Какие гости?
Сатья-баджи прибивает последний гвоздь.
— Подождите, подождите, сейчас. Пойди, Бянувша, посмотри, кто там идет.
— Чужие, чужие! — кричат дети. — Мы знаем! Разве ты не видишь? Вон уж совсем дошли. Скорей, скорей!
Сатья-баджи соскакивает с табуретки.
— Ну, разве я могу идти скорей, когда вы меня не пускаете?
— Иди, Сатья-баджи, иди, тебя никто не держит. Кто же тебя не пускает? Кулизадэ! Кулизадэ! Это он толкается и мешает тебе идти.
Сатья-баджи идет, окруженная детьми. Сатья-баджи идет по большой белой комнате прямо к выходу, и вместе с ней идет целая толпа черноголовых стриженых ребятишек. Большая белая комната с белыми кроватями и белыми стенами — это спальня девочек в детском доме. Сатья-баджи — заведующая этим детским домом. А толпа ребятишек? Кто же они такие, эти ребятишки? Как они попали в этот белый дом?
Вот, послушай. Впрочем, нет, сейчас никак нельзя рассказывать тебе об этих ребятишках и о белом детском доме. Сейчас надо идти встречать гостей. Вот они совсем близко. Вот Бянувша бежит им навстречу. Сейчас и Сатья-баджи подойдет к ним. Кто же это? Толстая женщина и с ней девочка, а у девочки на руках ребенок. Это тетка Гульзар и Геймат, и Туту. У тетки Гульзар лицо красное, потное, она сердито вздыхает. Перед домом зеленая лужайка, вокруг низенький зеленый забор, вокруг тетки Гульзар тесное кольцо черномазых ребятишек в белых рубашках, в белых коротеньких платьях.
Сатья-баджи подходит к тетке Гульзар.
— Откуда? — спрашивает она, и уже знает: это не гости, это детей привели в детский дом.
А тетка Гульзар сердито, недоверчиво смотрит на детей, на белый дом и не знает, садиться ли ей на маленький паласик [4], который принесла из дому Бянувша и разостлала на земле у забора.
