Золотое время - Урманов Кондратий Никифорович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Дедушка видел тревогу Тимки и, как только мать приехала за сеном, отправил внука домой.
— Там и тебе и твоему Киликушке будет покойней…
В селе для Киликушки началась новая жизнь. В избе было тесновато и душно, сидеть на окошке неудобно. В первый же день на него кинулась кошка, защищаясь, Киликушка уколол ее острыми когтями, и теперь она ходила поодаль, искоса поглядывая на своего врага.
Тимка прибил на окне у верхнего стекла планочку и посадил туда друга:
— Тут тебя никто трогать не будет…
Когда Тимка с Киликушкой вышли на первую охоту, переполошились куры, и сколько ни останавливал их петух, сколько ни кричал задорно, словно вызывал на бой непрошеного гостя, куры не послушались и спрятались во двор.
Мать немного поворчала на Тимку, но все-таки сжалилась и отрезала кусочек сырого мяса. Киликушка тут же съел его и еще смотрел на руки хозяйки большими круглыми глазами.
И полетели для Киликушки дни за днями — сытые, спокойные… Каждый новый день они уходили за мельницы, к озерам. Там Киликушка любил гоняться за стрекозами; после охоты можно было посидеть на кусте, а то и поймать лягушку.
Иногда Тимка оставлял его одного где-нибудь на ветке возле озера и быстро убегал домой. Киликушка сейчас же снимался и летел следом, останавливаясь в воздухе и выслеживая жука или кузнечика.
В этих походах Тимка много раз встречал возле озер пастуха Егорку. Пастух не сводил глаз с Киликушки, пока тот занимался охотой. Егорка был немного старше Тимки, и ему очень хотелось иметь такого друга, как Киликушка.
— Ну, на что он тебе? — спрашивал пастух. — Мне вот скучно… Все один и один…
— А овечки?
— А что овечки? Бя-а-а да бя-я-а!.. Вот и все. А то бы я ходил с ним, разговаривал…
— Если бы ты хотел, сам бы мог поймать такого Киликушку, — говорил Тимка и уходил.
Так прошло лето. Осенью кузнечиков стало меньше, и Тимка с Киликушкой уходили на поля, где колхозники убирали хлеб. Там, над суслонами хлеба, сновали осенние коричневые стрекозы, Киликушка гонялся за ними, а потом отдыхал на вершине суслона или омета соломы.
Колхозники хвалили Тимку и его птицу.
— Молодец, Тимка, что такую птицу приручил…
И все было хорошо. Сыт был Киликушка, и доволен был Тимка. Дни за днями проходили без тревог и больших забот. Но однажды вечером дедушка сказал:
— Сейчас твоего Киликушку прокормить — ничто, легкое дело, а что ты будешь делать с ним зимой? Кузнечиков и стрекоз не найдешь, чем кормить станешь?
— А мясом… — отозвался Тимка.
— Уж не думаешь ли ты, что мы для него барана резать станем? — вмешалась мать.
— Мышонков ловить буду… — ответил Тимка. — Много ли ему надо? — две мышки и хватит.
Дедушка помолчал и сказал:
— Не переживет твой Киликушка зиму, помрет… На зиму эти птицы в теплые края улетают, а все почему? — корму там сколько хочешь. А у нас и холодно и корма нет…
Тимка не хотел соглашаться со взрослыми, но с этого дня у него появилась новая забота: как, в самом деле, прокормить Киликушку долгую зиму? Он придумывал всякие способы: наделает дедушка мышеловок, он разнесет их по соседям, и мышки будут пойманы. Ну, а когда не будет мышек, он отдаст свой кусочек мяса, и Киликушка будет сыт.
Но зима еще была далеко, и Тимка каждое утро отправлялся с Киликушкой на охоту.
Как-то Тимка возвращался домой с колхозного тока. Там была горячая работа, и Тимка, забывшись, пробыл почти целый день. На току было все в движении — и люди и машины. Размеренно и строго стучал трактор; как жадный ненасытный зверь, ревела молотилка: а-а-а… а когда бригадир, дядя Петр, бросал ей в пасть разрезанный сноп пшеницы, она на время словно давилась: ам-а-ам-ам… и снова начинала реветь.
— Давай, давай! — кричал весь запыленный дядя Петр. — Не задерживайся!..
Здесь нельзя было останавливаться. Торопились подвозить снопы, торопились подавать их на полок молотилки, торопились отвозить солому, отгребать зерно…
— Бери-ка, Тимка, лопату, помогай! — крикнула ему девушка-соседка. — Никуда твой кобчик не денется…
— Не кобчик, а Киликушка… — поправил ее Тимка и побежал посмотреть, что делает его друг. Киликушкй сидел на ближайшей клади соломы и ощипывался.
— Я здесь, Киликушка! — крикнул ему Тимка и вернулся к веялке.
Он работал долго и даже забыл о Киликушке, только когда услышал его крик сквозь рев машин, опомнился и побежал искать друга. Киликушка летал недалеко от стана и громко кричал.
— Здесь я, Киликушка, соскучился?!
Возвращаясь домой, Тимка увидел возле озера пастуха Егорку. Стадо отдыхало, а Егорка, склонившись, что-то делал. Киликушка полетел к озеру, а Тимка завернул к пастуху, и тут случилось то, чему он и сам на другой день не верил.
Егорка сидел и перочинным ножом строгал палочку.
— Ты что это делаешь? — спросил его Тимка.
— Да вот… палочку себе… — нехотя ответил Егорка.
— А ножик у тебя чей?
— Чей же, как не мой? А у тебя разве нет ножика?..
— Нет… — вздохнул Тимка.
— Вот давай менка: я тебе ножик, а ты мне Киликушку… — проговорил Егорка, не глядя на Тимку.
Тимка молчал. Свой ножик, свой!.. Ни у кого не просить… Что надо — достал и сделал… «А Киликушка не переживет зиму»… — вспомнились слова дедушки. И опять завертелся ножичек — маленький, блестящий. Он, казалось, заслонил все, и Тимка, ничего не помня, уже раскрыл рот, чтобы сказать, что он согласен…
— Да нет, — проговорил вдруг Егорка, — твой Киликушка такого ножика не стоит… Это же нож, вещь, а Киликушка — пырх — и нет его. Лови ветра в поле… Нет, я, пожалуй, не отдам…
И как потом все случилось, Тимка толком не мог рассказать дома.
— Я ему отдал Киликушку, а он мне нож…
Дедушка взял нож, осмотрел его и с брезгливостью бросил на стол.
— За такую дрянь ты отдал своего Киликушку? Да ты что, Тимка, уж не ослеп ли?
Потом посмотрела мать и руками всплеснула:
— Что же ты, сынок, сделал? Такого Киликушку ты, может, в жизни больше иметь не будешь… Обманул тебя Егорка…
Тимка только сейчас увидел, что ножик расхлябан, что лезвие заворачивается в любую сторону и что им легко порезать руку. Он краснел, бледнел и вдруг разрыдался. Обидно было не потому, что его обманул Егорка, а потому, что он больше уж никогда не увидит своего Киликушку.
Было уже темно, когда Тимку в слезах мать уложила в постель.
— Завтра утром отнесешь Егорке ножик и возьмешь Киликушку. Эка ведь беда какая!..
— А Киликушку чем кормить будем зимой? — не успокаивался Тимка.
— Да прокормим как-нибудь… Спи…
Эту ночь Тимка плохо спал, часто вскакивал и смотрел на окно. Нет, его Киликушки там не было, и он снова начинал потихоньку плакать и шептать:
— Киликушка мой, Киликушка…
Утро выдалось пасмурное и дождливое, но Тимка оделся и пошел выручать друга.
Он долго искал Егорку, побывал на всех знакомых местах, где охотился с Киликушкой, но ни пастуха, ни стада не было видно. Только в полдень, далеко от села, на Сухой Речке, Тимка увидел стадо баранов. Егорка сидел на кочке, прикрыв голову зипуном от дождя.
— Возьми твой ножик и давай моего Киликушку, — сказал решительно Тимка, подойдя к пастуху.
Егорка взял ножик, осмотрел его и спрятал в карман.
— Мне без ножика нельзя… — сказал он важно. — Это хорошо, что ты принес… А Киликушку я вернуть не могу. Улетел твой Киликушка…
— Как улетел?
— Улетел, и все… Сегодня утром.
— Да ты что с ним сделал? — чуть не плача допытывался Тимка.
— Ничего… Я только ощипал ему макушку, чтобы приметней был… Ну, он и улетел…
Тимка еле сдержался, чтобы не расплакаться.
— Тебе бы так ощипать голову, небось, не понравилось бы… Вот подожди, я скажу дедушке, он тебе задаст… — проговорил Тимка с угрозой.
На все вопросы Тимки — куда полетел Киликушка, Егорка отвечал, что не знает:
— Полетел и не вернулся…
Убитый горем Тимка ушел от пастуха и долго ходил по Сухой Речке, надеясь увидеть своего друга. Но Килнкушки нигде не было видно. Моросил дождь, а все птицы попрятались. Только вечером Тимка вернулся домой.
