На берегах Себерянки - Суреев Петр Алексеевич (книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Ну ладно.
Он достаёт толстую-претолстую книгу. У Нади глаза разбежались: ух, вот где, наверное, сказок-то!..
Папа долго листает книгу. А Наде не терпится.
— Ну, слушай, егоза, — сказал он наконец и начал медленно читать:
Нет, не видит папа, как перестала улыбаться Надя, как больно закусила она нижнюю губу.
— Понравилась сказка? — спросил папа и посмотрел на Надю.
Та не ответила. В её глазах искрились слезинки. Притихшая, она вдруг закрыла лицо одеялом.
— Ты что же это, коза-дереза? — удивился папа и подошёл к ней. — Плачешь?
Надя молчала.
— Вот что наделала книжка-то. Знал бы, и читать не стал.
Надя молчала.
— Птичек жалко? Ах ты, беда какая! — бормотал папа, не зная, чем же утешить Надю. — Ну ладно, — вздохнул он. — Спи спокойно, дочурка.
Погладил её по волосам и опять сел за свой стол.
Прошло с полчаса. Увлёкся папа работой и забыл про Надю. Он думал, что она давно спит. А Надя не спала.
Зато мама это заметила. Мамы всё замечают. Она отложила вышиванье и тихо, чтобы не помешать папе, подошла к Надиной постели. Прилегла. Вытерла Наде слезинки.
— Мамочка, а птенчики совсем сгорели? — шёпотом спросила Надя.
— Совсем.
— И с ножками? И с головкой?
— И с ножками…
Расстроилась и мама — как бы ей успокоить Надю? Уж она придумывала, придумывала, но так ничего и не придумала.
— А птичка потом в лес улетела? И там опять гнёздышко свила?
— Ну конечно! — обрадовалась мама. — Птичка улетела в лес и там свила новое гнёздышко. Потом вывела птенчиков. Осенью они стали совсем большие и улетели в тёплые края.
— А к нам они опять прилетят?
— А как же! Как только растает снег, зазеленеет травка, так и прилетят. Будут песни петь — звонкие, весёлые.
— Мы тогда сходим в лес, послушаем. Ладно?
— Обязательно. А теперь — спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мамочка.
Через несколько минут Надя крепко спала. Во сне она чему-то улыбалась.
Птицы здороваются
С каждым днём становится всё теплее. Вчера ещё только позванивала капель, а сегодня — смотри — уже побежали ручьи. Разве можно усидеть в комнате в такую пору?
Надя и папа вышли на улицу. Оба зажмурились от солнца — такое оно яркое.
По дороге важно расхаживали иссиня-чёрные птицы с белыми носами. Вчера таких птиц не было.
— Ба, грачи прилетели! — обрадовался папа. — И сразу так много! Весна, значит, будет дружной.
«Гра, гра, гра!» — задорно кричали птицы. И важно раскланивались друг перед другом.
— «Гра, гра!» — передразнила их Надя. Подумав, она спросила папу: — О чём они кричат?
— Откуда же мне знать? Ведь они по-птичьи разговаривают.
— А я знаю: это они здороваются.
— Почему ты так думаешь? — удивился папа.
— Слышишь, как у них получается: «Здра, здра, здра…» Значит, здравствуй. И кланяются, как люди.
— А ведь ты верно догадалась, молодец! — похвалил её папа.
Надя была очень довольна.
Когда какой-нибудь грач пролетал над нею, она вскидывала руки и кричала:
— Здравствуй, грач!
«Гра, гра!» — бодро отвечал тот и летел дальше.
И Надя тогда говорила папе:
— Видишь, птицы и со мной здороваются.
Берёзка плачет
Целую неделю на улице было пасмурно. Надю гулять не пускали.
Но тёплые дожди и туманы быстро, согнали снег. И, когда опять засияло солнце, не узнать стало Себерянки. Она широко разлилась по лугам, затопила дощатый мостик. В эти ростепельные дни даже папа не ходил в лес: ни пройти, ни проехать стало кругом.
Потом вода понемногу начала убывать. Уже можно было по мостику перебраться на другой берег.
Папа сказал Наде:
— Сходим-ка в лес. Я посмотрю, не пора ли готовить ямки под новые посадки. А ты, может, подснежников нарвёшь. Наверное, уже зацвели.
Сходить в лес да ещё за первыми цветами — для Нади праздник.
— Скорей, папа, пойдём! — торопит она и берёт его за руку. — Нарвём большой-пребольшой букет. Целый сноп.
— Зачем тебе такой? — заинтересовался папа.
— Чтобы лучше пахнул. Цветов будет много, значит, и пахнуть будут сильнее.
Через мостик переходят они осторожно. Во время половодья его сильно расшатало — чуть не унесло!
На лугу ещё много луж. Есть такие глубокие, что даже в своих резиновых сапожках Надя не может их перейти. Приходится папе брать её на руки. Наде тогда становится очень весело. Как же: большая девочка — и на руках!
Она вертится из стороны в сторону, хочет всё осмотреть. Ведь с такой высоты далеко видно.
Папе тоже весело. Иногда он притворится строгим, дойдёт до середины лужи и остановится:
— Слезай. Сама ходить умеешь.
Где там! Надя обхватит руками папину шею, да так крепко, что не оттащить. Будто испугалась.
— Ну ладно, сиди. Только смирно и не болтай ногами. Сапоги потеряешь.
Так они доходят до леса. Медленно идут по лесной тропинке. Папа посматривает вокруг и будто сам с собой говорит:
— Через день-два можно начинать копать…
В лесу кое-где ещё лежит грязноватый снег. Но кругом всё ожило. Где-то меж прошлогодних листьев и пожухлой травы, у самых Надиных сапожек, струится говорливый ручеёк. Наклонишься — и очень хорошо станет слышно его.
Лес наполнен птичьим гомоном и свистом. Звонче всех высвистывает свои переливчатые коленца зяблик.
— Как хорошо поёт! — говорит Надя. — Наверное, это та птичка, у которой гнездо сгорело.
У папы удивлённо поднялись брови:
— Какая птичка?
— А помнишь, ты мне читал про неё… У которой гнездо сгорело и птенчики…
— Ну?
— Так вот, она потом улетела в лес и там свила новое гнёздышко.
— Кто это тебе сказал?
— Мама. Она сказала, что осенью, когда подросли птенчики, все они улетели в тёплые края. А вот сейчас, весной, прилетели обратно. Вот птичка и радуется. Ведь это та птичка поёт?
— Она самая, — подтвердил папа и чему-то улыбнулся.
На полянке Надя нашла первый подснежник. Лепестки у него были и синие и фиолетовые.