Лето в Жемчужине - Минутко Игорь (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

— Как в кино, — сказал Витя.

— В кино придумывают, — сказал Репа, — а тут, сам видишь. — И вздохнул: — Нет Гвоздя. Или не пришел? Может, замели?

Витя ничего не понял, но спросить не решился.

— Десять копеек — и вся судьба известна! Десять копеек — и предсказание без ошибки! — выкрикивал кто-то рядом.

Витя оглянулся — сквозь толпу медленно шел старик в ватнике — это летом-то! Через плечо у него был перекинут ремень от деревянного ящика. В ящике были полочки с белыми фантиками, а на перекладине сидела сонная морская свинка.

— Десять копеек за предсказание!

Женщина с пацаном, у которого было надутое, обиженное лицо, — наверное, ему надоело таскаться по базару — дала старику монетку, старик сунул монетку под нос морской свинке, та понюхала монетку, оживилась, задергала носом и, подумав, вытащила зубами фантик. Старик отдал фантик женщине.

— Десять копеек — и вся судьба известна!

— Давай погадаем! — предложил Витя. Репа пожал плечами.

Витя выбрал из горсти мелочи десять копеек. Понюхав монетку, морская свинка вытащила фантик.

— Прими, молодой человек, — сказал старик, и Вите показалось, что его глаза под кустистыми бровями насмешливо блеснули.

Мальчики отошли к зеленой будке, в которой продавали газированную воду, развернули фантик и стали читать. На замызганном листке фиолетовыми чернилами было написано: «Ждет тебя счастье в преклонных годах; дом — полная чаша и верный друг до гробовой доски. Опасайся быстрых друзей, зеленого змия и промолчи там, где враг твой рассыпает слова бисером. Не носи наряда синего цвета — в нем твоя погибель».

— Что за быстрые друзья такие? — удивился Витя.

— Брехня, — безразлично сказал Репа. — Плакали десять копеечек. Пошли!

…Продавали самовары самых разных размеров, деревянные ложки, раскрашенные ярко-ярко («И кому они нужны?» — подумал Витя), серые ворохи шерсти, дубленые кожи, кучи немыслимого тряпья, всякие свистульки, чертики, которые, если в них дуть, кричат «Уди! Уди!»

В одном углу, под старой липой, мальчишки и старики продавали голубей в клетках, всевозможных певчих птиц; и стоял тут птичий гам — ворковали голуби, пели на все лады канарейки; в одной высокой клетке висел вниз головой зеленый попугай с красной головкой и говорил очень сердито:

— Мда-а…

Один дед продавал маленьких кроликов. Они сидели в корзине, свернувшись клубками, и вздрагивали длинными ушами. Еще продавали щенят разных пород — и бестолковых дворняг, которые, ни на кого не обращая внимания, играли между собой, и строгих овчарок, и даже двух маленьких бульдогов, очень грустных и молчаливых.

Вите не хотелось уходить из-под старой липы — он любил животных.

И как раз Репа возбужденно шепнул ему на ухо:

— Вот он, Гвоздь!

У забора стояли два парня и о чем-то весело разговаривали. Один был толстяк и уже почти лысый, старые брюки съехали с живота, зеленый пиджак был расстегнут и под ним не оказалось рубашки, а сразу розовая грязная майка; он скалил редкие зубы и слегка подергивался.

«Чудной», — подумал Витя.

Второй парень и правда походил на гвоздь: высокий, щуплый, в темном костюме, который сидел на нем неуклюже, и вообще в парне было что-то негородское, угловатое; а лицо у него немного сплюснутое, и глаза были очень широко расставлены; нижняя губа чуть отвисала. Сходство с гвоздем усиливала плоская кепка с коротким козырьком — как шляпка. Ударь по ней, например, молотом, — и парень вобьется в землю.

— Идем, — сказал Репа.

Они приблизились к парням, тоже встали у забора и Репа бросил:

— Привет!

— Привет, — безразлично сказал Гвоздь и быстро взглянул на Витю. Витя перехватил его взгляд и увидел, что глаза у Гвоздя какие-то жутко пустые и цепкие. — Что за хлопец? — спросил он.

— Витька, кореш мой, — сказал Репа. — Свой в доску.

— В городе Николаеве фарфоровый завод, — неожиданно запел толстяк и доброжелательно покосился на Витю. Голос у него был густой и хриплый.

— Видный оголец, — сказал Гвоздь.

— Я ж говорю — свой парень. — Репа разглядывал гудящую толпу.

Разговор происходил странно: все стояли у забора, не смотрели друг на друга, а созерцали толпу и лениво перебрасывались словами.

— Под твою ответственность, — процедил Гвоздь. — Сегодня плавки нейлоновые, бразильские, и чулки-эластик, франсе. Понял?

— Понял, — сказал Репа.

— Действуйте, — Гвоздь щелкнул портсигаром, и Витя увидел, что у него очень большие руки с короткими пальцами. Толстяк пропел:

— В городе Николаеве девчоночка живе-ет!.. Мальчики затерялись в толпе и, когда забор остался далеко, Репа спросил:

— Все засек?

— Ничего не засек, — признался Витя.

— Слушай. Будем искать покупателей. Я беру на себя чулки, а ты плавки.

— Это как? — разинул рот Витя.

— Ты что, вчера родился? Будешь предлагать плавки. Как кто клюнет, веди к Гвоздю. Дальше — не твое дело.

— А почему он сам не продает?

— Чудак! Он же король черного рынка! Его все оперы знают. Только и ждут, чтобы замести.

— Почему… замести?

— Надоел ты мне, — рассердился Репа. — За спекуляцию у нас не милуют.

— Репа, а этот второй, кто он?

— Пузырь! Тоже деятель — лучше не оглядывайся. Вите стало жутковато.

— Репа, я не умею предлагать плавки.

— Чего тут уметь! Выбирай молодых ребят, кто пофасонистей, и предлагай. Только осторожно. Вот, смотри!

Репа подошел к парню в узких, книзу расширенных брюках и спросил тихо:

— Слышь, плавки нужны? Нейлоновые, из Бразилии.

— Где? — шепотом спросил парень и оживился.

— Пошли.

Они привели парня к забору, где по-прежнему стояли Гвоздь и Пузырь и весело беседовали.

— Плавки, — безразлично сказал Репа. Гвоздь взглянул на парня, Пузырь тоже взглянул и кивнул Гвоздю.

— Прогуляемся, — сказал Пузырь и куда-то пошел вразвалочку, напевая: — В городе Николаеве фарфоровый завод…

Парень суетливо семенил за ним. Гвоздь подмигнул мальчикам пустым глазом.

— Засек? — спросил Репа.

— Засек, — сказал Витя.

— Теперь разойдемся. Ты ищи своих клиентов, я — своих.

Репа исчез в толпе.

«Вот он, бизнес», — с холодком в груди подумал Витя. И новое, неведомое раньше, острое чувство запретного и нарушаемого охватило его. Это чувство будоражило, подталкивало, превратило Витю Сметанина в быстрого, юркого, осторожного, и он думал, испытывая нервную дрожь:

«Как здорово! Как интересно!»

— Слышь, — сказал он парню в прозрачной рубашке, так, что была видна волосатая грудь. — Плавки нужны? Из Бразилии, нейл…

— Топай дальше, — парень отвернулся. Но следующий клиент клюнул:

— Покажи! — сказал молодой мужчина с усиками. Витя привел усача к забору.

А потом клиенты стали клевать один за другим. Бизнес оказалось делать легко и даже, пожалуй, увлекательно.

— Плавки нужны? Нейлоновые, бразильские. — Витя уже понимал, на ходу чуял, кому предлагать товар.

Он видел несколько раз, как Репа приводил к забору девушек, и Пузырь удалялся с ними, мурлыча себе под нос:

— Чулочки — люкс, франсе. Прямо с Елисеевских Полей. Останетесь довольны.

Барахолка постепенно начала пустеть. Все четверо собрались у забора.

— Финиш, — сказал Пузырь, безразлично поглядывая на уже редкую толпу. — Огольцы трудились на славу. До среды, Репа.

— Приходите вместе, — Гвоздь опять подмигнул Вите пустым глазом.

Потом Гвоздь стал смотреть на небо, в котором собирались, громоздились тучи. И Витя очень удивился: лицо Гвоздя стало совсем другим. Вроде, подобрело, не было таким напряженным и резким, и в глазах была теперь не пустота, а, похоже, задумчивость. И даже печаль.

— Дождь будет, — сказал Гвоздь. — Теплый, грибной. После такого дождя боровики первые пойдут. Не долгие, дней на пять. И все. Потом жди их в августе. — Он вздохнул, посмотрел на Витю, и опять лицо его стало хмурым, глаза наполнились пустотой. Странной такой пустотой, будто бы стеклянной.