Шесть тетрадок - Матвеева Людмила Григорьевна (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
— Это чтобы у него универсальную девчачью беретку не украли, — говорит Леденчик. — Мало ли какие плохие люди на свете бывают. Свистнут чужую цепную универсальную беретку, и всё.
— Это чтобы он имя своё не забыл, — потешается Борис. Спросят: «Как тебя, мальчик, зовут?» А он: «А? Что?» Посмотрит на букву и вспомнит: «Ах, да, Миша». А не Коля и не Вася.
Стоит Таня Амелькина рядом с Мишей и смотрит на него. Но как смотрит? Как на пустое место. То ли есть тут какой-то Мишка, то ли показалось, и нет никого. Мишка просто заболевает, когда Таня так на него смотрит. На Пучкова она так никогда не смотрит, ни во дворе, ни в классе.
Мишке грустно.
— Дураки, — говорит он печально, — дурачки бестолковые. Буква «М» — это совсем не «Мишка». Буква «М» — это «метро».
— Метро? — Сашка перестал ухмыляться.
— Метро-о? — Леденчик переспрашивает недоверчиво.
— Метро, вот оно что… — задумчиво повторяет Таня.
— Метро, — говорит после всех Борис с чужого двора и качает своей тяжёлой, большой головой.
— А откуда у тебя такая буква? — спрашивает Сашка Пучков. Думает, что и он там же достанет.
— Где ты её взял? — Таня заглядывает Мишке в глаза.
Мишка молчит. Сказать? Он оглядывает их лица. Длинное — Сашки Пучкова. Танино — с нежными розовыми щеками. У Леденчика от любопытства немного косят глаза.
— Так я вам и сказал, — говорит Мишка.
Он идёт к воротам. Не хочет уже играть ни в салочки, ни в футбол.
Уйдёт на улицу и будет гулять один. А может быть, повстречает того самого человека на том самом углу.
Таня говорит вслед Мишке:
— Воображала хвост поджала.
С грохотом ударяется о стену консервная банка. Мишкина бабушка кричит в форточку:
— Перестаньте шуметь, несчастные беспризорники!
В Долгом переулке
В тот вечер Мишка сидел вместе с Леденчиком на зелёной скамейке и смотрел, как Леденчик строгает саблю. Сабля получалась кривая и немного похожая на мамину вешалку для платьев. Но Леденчик, кажется, не замечал этого. Он строгал сосредоточенно и ворчал себе под нос:
— Чапаев. Ещё посмотрим, кто из нас будет настоящий Чапаев. У меня сабля, а у него что? А кричит: «Я — Чапаев».
И тут открылось над их головами окно, и Танина мама крикнула:
— Таня! Где ты? Возьми бидон и сходи за молоком!
— Иду! — откликнулась Таня издалека. Наверное, играла в мяч за воротами.
Таня побежала наверх за бидоном. Мишка сказал Леденчику:
— Сижу тут с тобой и совсем забыл. Бабушка велела иголку для примуса купить.
— Тогда иди скорей, — ответил Леденчик, продолжая строгать свою саблю. — Скоро керосинную закроют. У меня тоже один раз так было: прибежал с бидоном, как балда, смотрю — закрыто. Я стучать, а там нет никого. Они в керосинной не ночуют. И пошёл с пустым бидоном домой.
Мишка быстро шёл по Плющихе, ему хотелось оказаться у молочной раньше Тани. Это было очень важно, чтобы Таня подумала, будто они встретились совершенно случайно.
И вот он стоит у молочной, на углу Долгого переулка. Внутри светло, женщина с ребёнком на руках протянула продавщице зелёный бидон. А продавщица наливает молоко большим половником. Молоко льётся холодное, чуть желтоватое. А стены в молочной из белых прохладных квадратиков. И лежат круглые сыры с красной корочкой и с жёлтой корочкой.
С красной Мишка никогда не пробовал, вкусно, наверное. Интересно, а корку тоже едят или выбрасывают, такую красивую?
Таня всё не шла. Почему она так долго не идёт? А может быть, она давно уже купила молоко в другой молочной? Та ближе, напротив кино «Кадр», маленькая и тесная. Почему-то ему казалось, что Таня придёт сюда, в красивую, прохладную молочную.
Прошёл мимо красноармеец в длинной шинели и в шлеме с матерчатой звездой. Уши у шлема были опущены, и Мишка заметил, что стало холодно. Весна началась недавно, и вечерами ещё возвращалась зима.
Таня не приходила. Мишка понял, что напрасно стоит здесь, около этой дурацкой молочной. Но почему-то стоял и не уходил.
И тут к нему подошёл этот человек. Худой, с весёлыми глазами и лохматой головой. Волосы приподнимали кепку, и она вздрагивала от шагов.
— Ты не знаешь, который час? — спросил человек, а сам не торопился и стоял.
— Уже поздно, — ответил Мишка грустно.
— Точное время, — засмеялся человек. — Именно так и есть: проверьте ваши часы. Уже поздно. Ты чего такой печальный? Как будто тебя никто не любит?
— Почему никто? — ответил Мишка. Ему сразу понравился этот человек. — Мама любит, и папа любит. Бабушка тоже любит, только она ругается. А вас?
— Меня? Со мной сложнее, — сказал человек и закурил. Он прикрывал спичку ладонями, и сквозь ладони просвечивал красный огонь. Мишке показалось, что стало теплее. — Со мной, брат, сложнее. Я её жду, а она не приходит. Я опять жду, а она не приходит. Ты ещё маленький, тебе этого не понять.
— Конечно, — сказал Мишка, — конечно, конечно.
Он увидел, что по другой стороне улицы идёт Таня Амелькина и несёт серые ветки тополя. А Пучков идёт рядом и размахивает пустым Таниным бидоном. Наверное, это Сашка наломал Тане прутиков, и дома в банке с водой на этих прутиках появятся лакированные листья. А про молоко они забыли, забыли даже перейти на эту сторону.
Таня разговаривает с Пучковым, и они не замечают, что Мишка стоит у молочной.
— У тебя очень красивая шапка, — говорит лохматый.
— Это берет. А буква «М» — не «Мишка», буква «М» — «метро».
— Я так и подумал. Ты в каком классе?
— В пятом.
— Самый лучший класс — пятый.
— Почему?
— Сам не знаю. Что ты всё — почему, почему? Поверь, и всё.
— Ладно, — сказал Мишка и вздохнул.
— Не грусти. Меня зовут Мельниченко. А тебя?
— Мишка. Холодно что-то. Пойду.
— Иди. Да ты в тапках! Совсем сдурел. Беги, беги скорее.
— До свидания! — крикнул Мишка и побежал. Потом оглянулся: человек всё стоял у молочной, свет из витрины падал на его лохматую голову.
Возьмём и напишем историю
Кончился последний урок, и Антонина Васильевна сказала:
— Весна-то какая, ребята!
И все закричали:
— Весна! Я вчера с Леденчиком кораблики пускал! У нас в Ростовском переулке самый быстрый ручей на всю Москву! А может, и на весь свет!
— Хвальба! Самый быстрый у нас, где каланча!
— Нет, у нас, за керосинной лавкой!
— Не ссорьтесь! Что за новая мода — ссориться?
— А чего же он? Сам пионер, а у самих чайник золотой! Богатые! Его отец целый день деньги считает. В голове не пересчитать, так он — на счётах. Конечно, богатые!
— Саша Пучков! Не болтай глупости! — Антонина Васильевна постучала карандашом по столу. — Какой чайник золотой? Что ты такое говоришь? Миша, у вас, правда, золотой чайник?
— Никелированный, — сказал Мишка. — Папе на заводе премию дали — чайник с подносом. Он бухгалтер, он государственные деньги считает, а себе ни одной копейки взять нельзя. Сашка всегда на людей говорит. «Золотой»! Что мы, буржуи?
— Что они, буржуи? — налетает на Пучкова Катя Катаманова. — Скажет тоже — чайник золотой!
— Блестит, — оправдывается Сашка. — Я к ним в окно посмотрел: блестит, чуть не ослеп.
— И нечего в окна заглядывать! — сказал Мишка. — Я к тебе не заглядываю.
— Интересно, как ты дотянешься? Мы на втором этаже живём.
— Не ссорьтесь, — сказала Антонина Васильевна. — Весна не для того, чтобы ссориться, весна для того, чтобы радоваться. Читали сегодня газету? На метрострое начали проходку щитом! Знаете, что такое щит? Кто скажет? Скажи ты, Катя.
Катя поправила круглую гребёнку на затылке:
— Щит проходческий — это подземный комбайн. Механические ножи сами роют породу, а огромная металлическая коробка не даёт породе осыпаться, и проходчики прокладывают подземный коридор.
— Умница, Катя, — похвалила учительница. Она прошлась по классу и погладила Катю по голове.
