Неприятное положение - Чарская Лидия Алексеевна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Со стесненным сердцем Наташа ухватилась за последнее… Робко, глухо запрыгали одна за другой бессмысленные фразы о том, что Петр был очень знаменитый человек, потому что он провел новые знаменитые реформы, преобразившие вконец старую дореформенную Русь, и эти знаменитые реформы как бы предвидела даже Софья Правительница и, чтобы помешать знаменитому своему брату стать царем, она и подговорила стрельцов к бунту и…
Тут Наташа сбилась окончательно. Хотела прибавить что-то о знаменитых стрельцах, раз уже слово «знаменитый» пересыпалось ею как кусок хлеба солью, но, встретив новый насмешливый взгляд учителя, осеклась сразу и смолкла. Историк уже не считал нужным маскировать своей презрительной усмешки. Кое-кто из гимназисток фыркнул под сурдинку. Более расположенные к Наташе подруги уныло-сочувственно поглядывали на нее.
Минуты тянулись, как вечность, а Сомов, уязвленный дерзостью ответа ничего не готовившей ученицы, казалось, умышленно затягивал паузу молчания.
Измученная этим молчанием, Наташа стояла перед кафедрой, готовая разреветься навзрыд слезами горя, обиды и злости. Теперь она уже совсем не походила на поэтичную Толстовскую героиню Наташу Ростову с ее злыми и смущенными в одно и то же время глазами и надутым, обиженным лицом. Наконец Сомов, казалось, сжалился над нею.
— Садитесь, госпожа Дернова, — произнес он так спокойно, точно ровно ничего не случилось сию минуту, — а за ваш «знаменитый» ответ я вам поставлю не менее знаменитую единицу.
И легким, почти незаметным движением провел пером вертикальную линию как раз против фамилии Наташи.
Единица! О, это было уже слишком!
Вне себя от охватившего ее припадка отчаяния, Наташа порывисто, не кланяясь учителю, бросилась на свое место и, почувствовав под собой скамейку, угрюмо насупившись, уставилась немигающим взглядом в угол класса, поверх черной классной доски. Непреодолимо хотелось упасть головой на пюпитр и завыть. Не заплакать, нет, а именно завыть, как выли на дворе, она слышала часто, обиженные более сильными товарищами маленькие, жалкие дворовые ребятишки.
Как прошел урок истории, как прошли следом за ним остальные уроки, этого Наташа не помнила вовсе. В переменку она смутно, как сквозь сон, слышала утешающие слова Нины Соболевой и Жуковой, и добренькой Мышки… Она улыбалась им, стараясь казаться спокойной, но лишь только они отходили от нее, прежний приступ отчаяния накидывался как лютый зверь на Наташу. В душе не оставалось ни одного светлого пятнышка, точно в ней твердо и прочно поселилась темная, злая, ненастная осенняя ночь.
Единица!
Если бы «пара» — это… еще, далеко не так обидно! А то почти взрослая шестнадцатилетняя барышня, которой в будущем году предстоит закончить семь гимназических классов, и вдруг… Нате-ка, единица! Что скажет папа, как отнесется мама, когда оба они узнают что их Сандрильона, их Кошечка, их живое воплощение Наташи Ростовой так непозволительно осрамилась с реформами Петра?!
Эти угрюмо-безнадежные мысли так тревожат Наташу, что, шагая по тротуарам, залитым редким осенним солнцем, о бок с madame Люси, она вовсе и не замечает начала бабьего лета. Как всегда, из гимназии по раз заведенному порядку гувернантка ведет свою взрослую воспитанницу в Летний сад, где в эту пору года стоят в пышном багряно-золотом наряде вековые деревья. Но сегодня на предложение француженки сделать обычную прогулку по саду Наташа бурчит себе под нос что-то по поводу головной боли и, ни мало не заботясь о своей спутнице, решительно направляет свои стопы домой. Ей хочется попасть туда обязательно до возвращения отца с его ежедневных визитов по больным, лишь бы не столкнуться с ним в подъезде и не дать возможность увидеть ее расстроенное лицо.
Судьба на этот раз благоприятствует Наташе. Отец еще не вернулся. А может статься, что не вернется и к обеду, а только вечером, когда она уже будет спать. Что же касается мамы, то девочка неожиданно вспоминает, что сегодня бал у баронессы Клейст, и мама со старшими сестрами поедет туда. Бал! Вот оно — спасенье для Наташи! За обедом Мими и Зоя будут, по всей вероятности, безостановочно трещать о туфлях, перчатках, чулках и цвете их вечерних туалетов и не дадут маме задать Наташе ее обычный ежедневный вопрос: «Ну что, каковы твои уроки сегодня?»
Действительно, все случилось так, как и предполагала Наташа. Папа не вернулся к обеду. Прислал записку с посыльным, чтобы не ждали его и обедали одни. Мими и Зоя трещали, как сороки, madame Люси хранила свой обычный степенный вид, мама… Ах, мама раз пять, по крайней мере, поднимала глаза на свою младшую дочку, но Мими и Зоя подоспевали, помимо их собственной воли, на выручку сестре, осыпая мать целым градом вопросов, относящихся к предстоящему вечеру. Сердце Наташи, находившейся все время настороже, мало-помалу стало биться ровнее, и обычное спокойствие водворялось постепенно в ее уставшую от целой бездны переживаний за сегодняшний день душу.
В комнате барышень зажгли сегодня, кроме обычной голубой лампы, и электрические рожки над письменным столом, по обе стороны трюмо и над туалетом. Благодаря такому освещению хорошенькая уютная комнатка сестер казалась еще более нарядной. Сидя в своей неосвещенной «детской», Наташа злыми, завистливыми глазами следила за приготовлением к балу «старших». Переживание полученной единицы сменилось новым, едва ли не более острым, в душе девочки. Наташа мучительно завидовала сестрам. Она видела их сосредоточенные личики, видела тщательные приготовления, всю длинную процедуру причесывания и одевания, видела, наконец, как нарядные, хорошенькие, Мими и Зоя вертелись перед зеркалом, сияя молодыми, радостными улыбками.
«Очень хороши! Нечего сказать! — мысленно ворчала Наташа, — очень хороши! Тоже воображают, что красавицы! Подумаешь! Как же! У Зайки родинка с жука величиной на подбородке, а Мими точно муха в молоке, такая черная в белом платье! Воображают о себе, точно принцессы. Будут прыгать на балу, и горя мало, что их младшая сестра умирает от скуки! Что у нее такое большое горе сегодня… И мама тоже! Изменила Наташе ее мама. Небось, не останется дома со своей Наташей, а едет „вывозить“ в свет своих старших дочерей, как будто этого не может сделать madame Люси. Скажите, пожалуйста! Никто меня не любит, никто, никто! Ни мама, ни папа, ни эти две бездушные большие куклы, что вертятся больше часа перед зеркалами!». Девочка зажимает уши, зажмуривает глаза, чтобы не видеть и не слышать того, что происходит вокруг нее, и валится ничком на свою беленькую, еще полудетскую кроватку.
— Натали! Натали! Хочешь взглянуть на нас! Иди сюда скорее! — весело зовет Зоя и как белая воздушная фея мелькает на пороге двух смежных комнат. Несмотря на заткнутые уши, Наташа слышит призыв сестры, но не отзывается на него, притворяясь спящей.
«Ну да, очень нужно смотреть на вас, невидаль тоже! Нарядились и думают, что красавицами стали!» — проносится раздраженно в голове Наташи сердитая мысль.
— Тише! Она, кажется, уснула! — говорит Мими Зое и прибавляет шепотом: — Бедная детка утомилась за день. Уж скорее бы она кончала свою гимназию, право, а то, я думаю, ей немножко завидно смотреть, как мы выезжаем в театры и на вечера!
— О, это бывает не так часто! В таком случае Наташа, пожалуй, может и должна более завидовать нам, что мы посещаем лекции на курсах, — с улыбкой говорит Зоя.
И обе скрываются как видения, стараясь как можно меньше производить шуму. На смену им приходит мама. Она уже в теплых ботинках, ротонде и вязаном шарфе на голове.
— Ты спишь, Наташок? — осведомляется она осторожно, и, не получая ответа, тихонько на цыпочках приближается к постели, наклоняется и крестит темный затылок уткнувшейся лицом в подушку, дочурки.
Наташа молчит. Затаила дыхание, притворяясь спящей. Мама целует голову Наташи и маленькое разгоревшееся ушко. Потом уходит так тихо и осторожно, как вошла.
— Анюта, — слышится в соседней комнате мягкий ласковый мамин голос, — когда проснется барышня, попроси madame сделать ей чай. Да не забудь сказать, что я купила для Наталии Павловны ее любимый английский кекс и земляничные паты. Возьмешь в буфете.
