Необычайные похождения Севы Котлова. Повести - Алексин Анатолий Георгиевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
— Ага, очень даже понятно, — усмехнулся милиционер. — Правила нарушать вы не забыли, а бумажник, значит, забыли.
— Значит, забыл…
И зачем меня понесло сюда, на середину улицы? Забыл про свои шестнадцать лет! Вот удрать бы сейчас. Но удирать было нельзя: паспорт был в руках у милиционера. Он разглядывал его так внимательно, словно хотел наизусть выучить все, что было выведено на водяных знаках густой черной тушью.
А в это самое время пешеходы у него за спиной перебегали улицу, где хотели.
«Хоть бы спасибо сказали! — со злостью думал я. — А то бегут — и никакого внимания!» Вид у меня, наверно, был очень расстроенный, потому что милиционер поспешил меня успокоить:
— Не беспокойтесь, молодой человек. Мы вам повесточку домой подошлем. Тогда уж, правда, побольше заплатить придется. Но ничего не поделаешь, раз бумажник забыли. Вот и ваш адресочек сейчас перепишу.
И он переписал мой «адресочек» в какой-то растрепанный блокнот, состоявший из отдельных листиков. Потом протянул мне паспорт, снова козырнул и зашагал себе как ни в чем не бывало посредине улицы.
А я вернулся на тротуар.
— Ну что? О чем ты с ним разговаривал? — набросился на меня Витька.
— «О чем, о чем»! — огрызнулся я в ответ. — Хорошо вам, молокососам, без паспорта!…
Попался!
В кассе остались только самые дорогие билеты. Значит, нужно было ждать, пока начнется очередной сеанс и кассирша начнет продавать билеты на следующий. А ведь до этого она еще закроет свое окошко и будет минут двадцать стучать деревянным штампиком по синей билетной книжке, словно азбуку Морзе выстукивать.
В нашем распоряжении было часа полтора. Что же делать?
Я сразу вспомнил про взрослую читальню. Она была совсем рядом, на углу, но попасть туда я раньше никак не мог: записывали только по паспорту. «Вот пойду сейчас и попрошу книжку про великого комбинатора. Надо же узнать в конце концов, с кем сравнивает меня Дима!» Я много раз слышал, как Димины приятели читали эту книжку вслух и хохотали так, что однажды даже дворничиха снизу пришла: «Надо, молодые люди, и совесть знать!» А мне бывало не до смеха: меня каждый раз выставляли в другую комнату. Я, конечно, прилипал ухом к замочной скважине, но из-за их дурацкого хохота ничего толком не мог понять. Чаще всего Димины приятели читали главу про какой-то шахматный турнир. Дима ее прямо всю наизусть знал.
«Сейчас вот и про турнир почитаю и вообще посмотрю, что уж там такого смешного», — думал я, с трудом открывая тяжелую дверь читальни, всю увешанную объявлениями о разных читательских конференциях и обсуждениях.
— А я-я?… — заныл Витька. — Ты будешь смеяться, а я буду здесь ходить как дурак. Да-а?…
— Если можешь, ходи как умный. Мне не жалко.
— Сам ты уж больно умный. Хи-итрый ты! Вот!… — Витька опустил голову и обиженно заколесил по прохладному и темному вестибюлю.
— Можешь объявления почитать! Тоже интересно! — крикнул я ему уже сверху.
И тут меня кто-то схватил за руку.
— Вы что, молодой человек, на бульвар пришли? Седая полная женщина в синем халате была очень возмущена, вся покраснела и даже руками размахивала, а говорила еле слышным шепотом.
Мне, между прочим, всегда казалось, что у библиотекарш какие-то особые голосовые связки. «Это у них чисто профессиональное, — объяснил мне как-то Дима. — Знаешь, от вечной темноты можно ослепнуть, а от вечной тишины — потерять половину своего голоса».
— И вообще мы детей не обслуживаем, — произнесла библиотекарша так тихо, словно рядом спал тяжелобольной человек и она очень боялась его разбудить.
— Мы только по паспорту записываем.
— Вот и прекрасно! — шепотом воскликнул я. — Нечего здесь всяким несовершеннолетним слоняться. Пожалуйста!…
Я протянул паспорт — и вдруг мне показалось, что на библиотекарше не синий халат, а синяя милицейская форма и что в руке у нее не толстый граненый карандаш, а полосатый орудовский жезл. Точь-в-точь как мой ласковый знакомый милиционер, только шепотом, она сказала:
— Так у вас, оказывается, паспорт есть? А вести себя в читальне не научились? Были бы вы каким-нибудь там шестиклассником, тогда другое дело.
А то — взрослый человек!
Библиотекарша обвела меня сердитым взглядом, как говорится, с головы до ног, и вдруг какая-то жалость появилась у нее в глазах. Казалось, она хотела сказать: «И какой же ты маленький для своего возраста! И какой же ты щупленький!» — Ладно уж, запишу вас, так и быть.
Она направилась к своему столику, по краям которого стояли длинные узкие ящики с карточками. И тут я с ужасом вспомнил, что ведь Дима давно уже записан в этой самой читальне.
— Не надо меня записывать, — схватил я библиотекаршу прямо за синий рукав.
— Не надо… Я уже и так… давно к вам хожу…
— Где же ваш читательский билет?
— Билет?… Ах, билет?! Билет я дома забыл.
— Тогда придется паспорт в залог оставить.
— Конечно! — обрадовался я, нацепляя на нос мамины очки. — Возьмите себе на здоровье!
Библиотекарша удивленно подняла на меня глаза, но ничего не сказала.
— Мне бы «Двенадцать стульев», — попросил я уж таким тихим шепотом, что она даже и не расслышала толком.
— Стулья? Да, да, стулья для читателей имеются, конечно. Пожалуйста, садитесь, — сказала она, все так же жалостливо разглядывая меня. — Садитесь. Вы что-то слегка побледнели.
Да, я, конечно, побледнел, когда она заговорила про читательский билет. Но теперь уж опасность миновала.
Седая библиотекарша была похожа на старую добрую учительницу, и ей, наверно, очень трудно было сердиться.
— Мне бы книжку «Двенадцать стульев»… Книжку… — уже громче попросил я.
Она довольно ловко для своих лет поднялась по деревянной приставной лестнице и с трудом вытащила потрепанную книжку, плотно зажатую соседними томами. Книжный ряд тут же сомкнулся, и даже никакой щелочки не осталось.
Библиотекарша медленно погладила потрепанную книжку, потом погладила корешки других книг, будто утешая их: «Ничего, мол, ваша соседка скоро вернется на свое место». Спускалась она с лестницы гораздо медленней, чем поднималась, нежно прижимая книжку к груди.
Книга эта сразу, уже одним своим видом, мне очень поправилась. Я любил зачитанные книжки с пожелтевшими страницами и зубчатыми, потрепанными краями. У таких книг даже запах какой-то особенный: понюхаешь — и сразу читать захочется.
Я вошел в читальный зал, весь уставленный очень солидными и важными столами. Я еще ни разу в жизни нигде не заседал, но мне всегда казалось, что именно за такими вот длинными столами происходят всякие длинные и скучные заседания, против которых статьи в газетах помещают. В зале была мертвая тишина. И только сами книги, которые чувствовали себя здесь полными хозяевами, чуть-чуть нарушали ее: они осторожно переговаривались, шелестя страницами. Все сидели с опущенными головами, словно провинились в чем-нибудь.
Я пошел к самому дальнему столу, за которым сидел один только человек — пожилой, лысый дядя. На улице стоял конец апреля, а дядя был в белых полотняных брюках и белой рубашке с отложным воротником. Словом, одет он был до того по-летнему, что мне показалось, будто в читальном зале очень жарко и душно. На столе возле пего лежали белая панама и палка с толстой гнутой ручкой.
Читая журнал, лысый дядя все время улыбался и согласно покачивал головой.
Я стал перелистывать «Двенадцать стульев» и вскоре понял, что Дима сравнивает меня с самым настоящим жуликом. «Ну ладно! — подумал я. — Вот прочту побольше книг и найду, с кем тебя самого сравнить!… Найду какого-нибудь злодея!» Но вскоре я перестал злиться и начал потихоньку хихикать, что почему-то доставило лысому дяде большую радость. Можно было подумать, что он вместе со мной читает книгу и ему тоже очень смешно.
Наконец я добрался до главы о шахматном турнире и уж захохотал прямо во все горло. В дверях сразу появилась старая библиотекарша. Вид у нее был такой, словно в доме начался пожар и пламя уже пожирало самые ценные книги.
