Лесные тайнички (сборник) (с илл.) - Сладков Николай Иванович (лучшие книги TXT) 📗
– Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы!
– Э-э, Сорока, всё равно плохо…
– Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги!
– Э-э, Сорока, невелико счастье…
– Вот бы тебе, косой, да рысьи когти!
– Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
– Мы, Сова, с тобой во всём одинаковые: ты серая, и я серый, у тебя когти, и я хищник. Почему же встречают нас люди по-разному? Тебя хвалят-расхваливают, меня клянут-проклинают.
– А ты, Волк, что ешь-то?
– Да всё больше жирных барашков, да козлят, да телят…
– Ну вот видишь! А я всё мышей вредных. Похожи мы с тобой по одёжке, да разные по делам!
– Я, Ласочка, к зиме беленькой стала – как берёзка!
– А я, Белочка, серенькой – как осинка!
– Ну а я, Медведище, как ёлочки, – зимой и летом одним цветом!
– Здравствуй, Тетерев! Со вчерашнего дня не виделись. Где летал, где спал?
– Летал я «над», спал «под».
– Что это за ребус такой: то «над», то «под»?
– Это не ребус, а снег. Летал над снегом, ночевал под снегом.
– Ишь какая у тебя жизнь развесёлая! А я, горемыка, всё «в» да «в». Летаю в лесу, прыгаю в ёлках, ночую в дупле. Ску-учно!
Февраль
Свистит косая метель – белая метла дороги метёт. Дымятся сугробы и крыши. Рушатся с сосен белые водопады. Скользит по застругам яростная позёмка. Февраль летит на всех парусах!
Гонятся вихри за санями, машинами, кружат хороводы вокруг домов, заметают пути-дороги.
Тонут в белые волнах заборы. За каждым столбом – снеговорот. Над каждой елью – белые флаги.
Завевает, кружит, заносит. Свистит, скулит, воет. Лепит в глаза, в спину толкает, дышать не даёт.
Тучи-снегосыпы сыплют снег сверху. Сугробы-снеговеи веют снег снизу. Солнце запуталось в вихрях, как золотая рыба в белой сети.
Круговерть от земли и до неба!
БЮРО ЛЕСНЫХ УСЛУГ
Нагрянул в лес холодный февраль. На кусты сугробы намёл, деревья инеем опушил. А солнышко хоть и светит, да не греет.
Пригорюнились птицы и звери: как дальше жить?
Хорёк говорит:
– Спасайтесь кто как может!
А Сорока стрекочет:
– Опять всяк сам за себя? Опять поодиночке? Нет чтобы нас сообща против общей беды! И так уж все про нас говорят, что мы в лесу только клюёмся да грызёмся. Даже обидно…
Тут Заяц ввязался:
– Правильно Сорока стрекочет. Один в поле не воин. Предлагаю создать Бюро лесных услуг. Я вот, к примеру, куропаткам помочь могу. Я снег на озимях каждый день до земли разрываю, пусть они после меня там семена и зелень клюют – мне не жалко. Пиши меня, Сорока, в Бюро под номером первым!
– Есть-таки умная голова и в нашем лесу! – обрадовалась Сорока. – Кто следующий?
– Мы следующие! – закричали клесты. – Мы шишки на ёлках шелушим, половину шишек целыми вниз роняем. Пользуйтесь, полёвки и мыши, не жалко!
«Заяц – копатель, клесты – бросатели», – записала Сорока.
– Кто следующий?
– Нас запиши, – проворчали бобры из своей хатки. – Мы осенью столько осин навалили – на всех хватит. Приходите к нам, лоси, косули, зайцы, сочную осиновую кору да ветки глодать!
И пошло, и пошло!
Дятлы дупла свои предлагают для ночлега, во?роны приглашают на падаль, воро?ны свалки показать обещают. Сорока еле записывать успевает.
Притрусил на шум и Волк. Ушами попрядал, глазами позыркал и говорит:
– Запиши и меня в Бюро!
– Тебя, Волка, в Бюро услуг? Что же ты в нём хочешь делать?
– Сторожем буду служить, – отвечает Волк.
– Кого же ты сторожить можешь?
– Всех сторожить могу! Зайцев, лосей и косуль у осинок, куропаток на зеленях, бобров в хатках. Я сторож опытный. Овец сторожил в овчарне, кур в курятнике…
– Разбойник ты с лесной дороги, а не сторож! – закричала Сорока. – Проходи, проходимец, мимо! Знаем мы тебя. Это я, Сорока, буду всех в лесу от тебя сторожить: как увижу, так крик подниму! Не тебя, а себя сторожем в Бюро запишу: «Сорока – сторожиха». Что я, хуже других, что ли?
Так вот и живут птицы-звери в лесу. Бывает, конечно, так живут, что только пух да перья летят. Но бывает, и выручают друг друга.
Всякое в лесу бывает.
ПЕСЕНКИ ПОДО ЛЬДОМ
Это случилось зимой: у меня запели лыжи! Я бежал на лыжах по озеру, а лыжи пели. Хорошо пели, как птицы.
А вокруг снег и мороз. Слипаются ноздри и стынут зубы.
Лес молчит, озеро молчит. Петухи в деревне молчат. А лыжи поют!
И песенка их – как ручеёк, так и льётся, так и звенит. Но ведь не лыжи же, в самом деле, поют, где уж им, деревянным. Подо льдом кто-то поёт, прямо у меня под ногами.
Уйди я тогда, и подлёдная песенка осталась бы чудесной лесной загадкой. Но я не ушёл…
Я лёг на лёд и свесил голову в чёрный провал.
За зиму вода в озере усохла, и лёд навис над водой, как лазоревый потолок. Где навис, а где обрушился, и из тёмных провалов курчавится пар. Но ведь не рыбы же поют там птичьими голосами? Может, и вправду там ручеёк? Или, может, звенят рождённые из пара сосульки?
А песня звенит. Живая она и чистая, такую ни ручью, ни рыбам, ни сосулькам не спеть. Такую только одно существо на свете может спеть – птица…
Я стукнул лыжей по льду – песенка смолкла. Я постоял тихо – песенка зазвенела опять.
Тогда я что есть силы стукнул лыжей об лёд. И сейчас же из тёмного провала выпорхнула чудо-птица. Села она на край полыньи и трижды мне поклонилась.
– Здравствуй, подлёдная певунья!
Птичка опять кивнула и спела на виду подлёдную песню.
– А я ведь знаю тебя! – сказал я. – Ты оляпка – водяной воробей!
Оляпка ничего не ответил: он умел только кланяться и кивать. Снова юркнул он под лёд, и оттуда загремела его песня. Ну и что, что зима? Подо льдом ведь ни ветра, ни мороза, ни ястреба. Подо льдом чёрная вода и таинственный зелёный полумрак. Там, если погромче свистнуть, всё зазвенит: эхо помчится, стукаясь о ледяной потолок, увешанный звонкими сосульками. Чего бы оляпке не петь!
А нам чего бы его не послушать.
ЦЕНА ПЕСЕНКИ
Чижа я купил за рубль. Продавец сунул его в бумажный кулёк и подал мне.
Я посадил чижа в клетку и стал разглядывать. Зеленоватенький, шустрый, с хитрым чёрным глазком. Словом, чижик-пыжик!
Кормил я чижа спелыми берёзовыми серёжками да изредка просовывал в клетку свежие веточки вербы. Была зима, но дома в тепле на прутиках вербы, стоящих в банке с водой, появились барашки. Как белые заячьи хвостики.
Чиж любил трепать клювом эти заячьи хвосты. Треплет, треплет, а растреплет – и запоёт. За окном зимняя тишина, холодина, а дома птица поёт! Юлит на жёрдочке, и из клювика её так и брызжут, так и брызжут весёлые посвисты!
Поёт по всем птичьим правилам. У людей ведь как – поели и запели. А у птиц наоборот – попели и заели. Весной в утренних сутёмках, когда ещё и не видно ничего, гремит мощный птичий хор. А как развидится – притихнет. Увидали, значит, разных там жучков и паучков.
Прожил чиж у меня год. Совсем обжился. Вскочит, бывало, на палец, устроится половчее, горлышко у него задрожит – и полетели из клюва звонкие брызги!
Привык я к чижу.
И вдруг приходит тот самый продавец, у которого купил я чижа, и говорит:
– Продай чижа назад! Завтра на ловлю, а мой манный чиж околел. Продай твоего.
Я даже не поверил – как так продать?
– Да так, – говорит, – продай!
Я совсем растерялся:
– Как же я его продам, если…
– Что если, – жмёт продавец, – что если? Потратился на него? Ну так вот: платил ты за него целковый, корма за год извёл на трёшку. Вот тебе четыре целковых и давай чижа.