Богатырские фамилии. Красные и белые (Сборники рассказов) - Алексеев Сергей Петрович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Воронеж стоит на высоком месте. Подходы к нему открыты. Понимает Будённый: расстреляют с воронежских высот белые красную конницу на подходах к городу.
Видит Будённый успех не в штурме Воронежа, а в открытом бою с конницей белых. Надо, чтобы вышел Шкуро из Воронежа. Надо выждать, решает Будённый. Уверен — не усидит долго Шкуро в Воронеже. Выйдет из города, попытается снять осаду, разбить красных. Вот тут-то и не зевай.
Ждут будёновцы.
День ждут. Не выходит Шкуро.
Два ждут. Не выходит Шкуро.
Три ждут. По-прежнему в городе всё спокойно.
Снова идут разговоры:
— Подумаешь — больше!
— А мы их с ходу!
— Как же так, на войне — без риска?!
Не поддаётся Будённый. Ждёт.
Дождался Будённый. Вышел Шкуро из Воронежа. Как раз на четвёртый день.
— Ну, теперь проявляй геройство! — крикнул бойцам Будённый.
Проявили геройство красные.
Хоть и больше числом тех было. Однако сила не вровень силе. Меньше будёновцев. Да, видно, точней удар.
Разбили генерала Шкуро будёновцы. Ворвались они в Воронеж.
Едет Будённый, глаза сверкают. Выдержка в битве исход решает.
Олеко Дундич — герой, человек-легенда. Таким вошёл он в историю гражданской войны. Красный Дундич его назвали.
По национальности Дундич хорват. Родился в Долмации, в нынешней Югославии.
Немало боевых подвигов на счету у Красного Дундича. Вот лишь один из них. Было это в те дни, когда стояли будёновцы под Воронежем, всё пытались солдат Шкуро из города в поле выманить. То промчатся верхом перед самым городом, то подкрадутся ночью, снимут в темноте неприятельские караулы, а то и вовсе лихим наскоком потревожат заставы белых.
— Что бы ещё придумать?
Решили письмо написать Шкуро. Вспомнили, как запорожские казаки турецкому султану когда-то письмо писали. Есть знаменитая картина художника Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Вот и будёновцы решили написать письмо генералу Шкуро.
Собрались в круг. Сочиняли вместе. В выражениях не стеснялись. Называли генерала разными крепкими словами. Обещали на телеграфном столбе повесить. Но главное было в том — писали, что завтра ворвутся они в Воронеж. Приказ отдавали белым — приготовиться всем к параду. Письмо подписал Будённый.
Как же переправить письмо Шкуро?
Проникали не раз в Воронеж красные разведчики. Знают, где штаб Шкуро.
Доставить письмо вызвался Олеко Дундич.
— Доставлю в самый штаб, — говорил Дундич. — В руки дежурному передам.
Выполнил Дундич своё обещание. Офицерскую форму надел, прикрепил погоны, офицерский ремень поправил. Проник сквозь заставы белых. Вот он в Воронеже. Вот и штаб генерала Шкуро.
Поднялся по лестнице. Честь по дороге кому-то отдал. От кого-то принял. Постучал к дежурному офицеру. Вошёл, представился, сказал:
— Пакет для генерала Шкуро. Срочный.
Вручил… Козырнул. Повернулся. И след пропал.
Вышел Дундич на улицу, подумал: тихо, спокойно, нигде ни тревоги, ни паники. Встряхнуть, что ли, белых?
Достал две гранаты. Бросил в открытые окна штаба.
Выбежали офицеры:
— Держи! Лови!
И Дундич вместе со всеми:
— Лови! Держи!
Бегают все, суетятся. Кого хватать, не знают.
Насладился будёновец паникой. Надоело бегать ему со всеми, в сторонку, бочком, шажком — и тихо ушёл из штаба.
Благополучно вернулся Дундич.
А Шкуро?
Прочитал он письмо Будённого. Жарко пришлось офицерам. Чуть не лопнул Шкуро от генеральского гнева.
Конный корпус Будённого шёл на Касторную. После взятия Воронежа получил он приказ пробиться в тылы к Деникину.
Ворвались будёновцы на станцию Суковкино. Захватили в плен отряд белых. В том числе и офицера из штаба генерала Постовского. Генерал Постовский командовал всей касторненской группировкой белых.
От пленённого офицера будёновцы узнали, сколько белых солдат обороняет Касторную, сколько пушек, сколько бронеавтомобилей у генерала Постовского. Узнали и о том, что у белых в Касторной имеется четыре бронепоезда.
— Ого!
— Четыре!
— Поделиться бы не мешало!
— А что — хорошая мысль, — сказал Будённый.
Подошёл Будённый к телефонному аппарату, приказал белому офицеру соединить его со штабом генерала Постовского.
Соединили.
Докладывает Будённый, словно бы он не красный командир, а белый офицер, что рядом со станцией Суковкино появились разъезды красных. Просит для защиты станции прислать бронепоезд.
Посоветовались в штабе генерала Постовского, ответили, что пришлют.
И верно. Прибыл поезд на станцию Суковкино. Прибыл и прямо в руки к будёновцам. Командир бронепоезда Будённому, приняв его за белого генерала, даже рапорт отдал:
— Ваше превосходительство, бронепоезд в ваше распоряжение прибыл.
Довольны будёновцы. И всё же. Идут разговоры:
— У белых три бронепоезда. У нас один. Несправедливо.
Усмехнулся Будённый. Согласился:
— Несправедливо.
Снова приказывает он белому офицеру соединить его со штабом генерала Постовского.
Соединили.
Снова разговаривает Будённый. Благодарит за первый бронепоезд. За «помощь». И тут же докладывает, что ещё в одном направлении обнаружены красные. Что было бы хорошо получить и второй бронепоезд.
Посоветовались в штабе генерала Постовского. Вскоре сообщили:
— Высылаем второй бронепоезд.
Достался и этот будёновцам.
— Чудеса! — смеются будёновцы. — Вот теперь поровну. Два на два.
Начал корпус Будённого штурм Касторной. Не удержались белые. Генерал Постовский бросил свой штаб. Бежал.
Взяли будёновцы Касторную, как и конники Примакова, устремились в тылы к белым.
Затрещали тылы Деникина.
Когда наступал, когда продвигался вперёд Деникин, вслед за Деникиным, так же как вслед за Колчаком, за Юденичем, возвращались в свои имения помещики.
— Всё вернуть, возместить, по-старому восстановить, — таков был приказ Деникина.
Прибыл в своё имение и помещик Ряжский. Вернули помещику землю, дом, конюшню, коней. Всё до иголки собрал помещик.
— Ну, кажется, всё собрал, — успокоились на селе.
— Нет, не всё, — заявляет Ряжский. — А зеркало!
Оказалось разбитым помещичье зеркало.
— А стенные часы!
Оказалось, почему-то перестали ходить часы.
— А флюгер! — не унимается Ряжский.
Стоял флюгер на крыше барского дома. Свалился почему-то, помялся флюгер.
— За всё это, — заявил Ряжский, — полагается компенсация.
Пришлось крестьянам рассчитаться с помещиком за флюгер, часы и зеркало.
Понравилась Ряжскому компенсация.
Вспомнил про свой помещичий луг. Пока был в бегах помещик, крестьяне на луг выгоняли крестьянский скот.
— Мою траву ваши коровы съели! — стал бушевать помещик.
Потребовал Ряжский за траву компенсацию. Повздыхали крестьяне, поохали. Потащили рубли помещику.
Вспомнил Ряжский про свой помещичий лес. Лес как лес. Ведь на то и лес. Брали, конечно, крестьяне в лесу и брёвна для починки и кладки изб и для печей собирали хворост.
— Лес погубили, лес погубили! — кричал помещик.
И хотя лесу никакого урона не было, потребовал Ряжский и тут компенсацию.
Вздыхают крестьяне, охают. Нет у них денег. Обчистил их Ряжский, как заяц липку, как кошка миску.
— А вы — натурой, натурой! — кричит помещик.
Потащили крестьяне Ряжскому поросят и гусят, утят и цыплят.
Нравится Ряжскому компенсация. За то, что подгнили столбы у ворот в имение, почему-то с крестьян — компенсация. За то, что дождями размыло у этих ворот дорогу, — компенсация. Даже за то, что берёзу у господского дома разбило громом, всё так же с крестьян компенсация.
Думает Ряжский, что бы ещё придумать. Придумал.
