Мы в пятом классе - Матвеева Людмила Григорьевна (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Ну почему нельзя стать простой и лёгкой? Прийти к нему, непринуждённо улыбнуться, смело сказать: «Вот я пришла тебя навестить». Нет, не может. Легко улыбаться умеет Людка. Смело говорить всё, что придёт в голову, умеет Оля. Таня не может. Преграды внутри характера — самые непреодолимые, они покрепче толстых стен.
У подъезда телефонная будка. Позвонить? Это кажется гораздо легче. Таня входит в будку. Она ещё не знает, что скажет ему. Она переписала из классного журнала номер его телефона, а он и не знает об этом. Она набирает номер. Что будет, то и будет. Таня зажмуривается и ждёт. Гудит один долгий гудок, второй… пятый — никто не отзывается. Если ответят, она, скорее всего, ничего не скажет, только послушает его голос и повесит на рычаг холодную тяжёлую трубку. Гудят гудки, звонит телефон в пустой квартире. Таня уже поняла: никого нет дома. Не нужно Максиму ни тёплого молока, ни аспирина, ни градусника. Таня ему не нужна, он и не ждёт её, его нет дома.
От телефонной трубки озябло ухо. Она вешает трубку, выходит из будки.
Таня медленно идёт по улице, так ходят люди, которых нигде не ждут. Бабушка не в счёт. Снег опять пошёл, щекочет лицо, застревает в ресницах, тает и течёт по щекам. Вдруг Таня останавливается, неожиданно приходит мысль: а вдруг он заболел совсем сильно? Разве только простуда может случиться с человеком? Вдруг его отвезли в больницу? Мало ли что могло с ним случиться, он такой отчаянный и смелый. Свалился с крыши двенадцатиэтажки. Гиена, про которую он рассказывал в классе, откусила ему палец, и он бредёт по парку, истекая кровью. Утонул подо льдом на пруду. Там никто не катается на коньках, но он вполне мог там кататься. Что же делать? Что теперь делать?
Навстречу Тане быстро идёт красивая женщина в распахнутой шубе. Лицо у неё заплаканное, она ничего не видит перед собой. Вот и у неё беда, а она такая красивая.
Женщина проходит мимо, а Тане вдруг кажется, что она где-то видела эту женщину. И было это совсем недавно. И связано это с Ниной Алексеевной, со школой. И с Максимом! Да ведь это его мама! Ну конечно, она приходила в школу и разговаривала с учительницей, и Максим стоял с ними, расстроенный и виноватый. А потом Колбасник смеялся:
«Максим! Теперь тебе врежут дома-то!»
«Это тебе врежут, — ответил Максим, и не дома, а сейчас».
И треснул Колбасника по шее.
Таня вертит головой, мама Максима уже далеко, сейчас свернёт за угол. Таня, не раздумывая, бросается вслед. Мама Максима идёт очень быстро, но Таня бежит ещё быстрее, и вот догнала, пошла рядом. Запыхавшись, спросила:
— Здравствуйте, вы мама Максима? А что с ним?
Мама остановилась, смотрит на Таню, не соображая. Почему подошла на улице незнакомая девочка? Почему задаёт вопросы? Кто она такая? И почему у неё такое встревоженное лицо?
— Я учусь с ним в одном классе, — говорит быстро Таня. — Мы беспокоимся.
Его мама снова быстро пошла, Таня мелкими шагами бежит за ней.
— Раньше надо было беспокоиться! — резко говорит мама. — Он в милиции! Мне позвонил на работу капитан милиции! Он сказал: «Ваш сын у нас, зайдите, пожалуйста».
Таня перевела дух. В милиции. Всего-навсего. Живой. Не истекает кровью, не утонул и не свалился с крыши. В милиции, и всё.
— Не расстраивайтесь. Вы знаете, это ничего. У нас в доме живёт один мальчик, его чуть не каждый день в милицию забирают, и ничего.
— Замолчи, пожалуйста! Это ужасно. Мой сын в милиции!
Она входит в дверь под стеклянной вывеской: «Милиция». Таня входит следом.
Скамейка, два стула. Деревянный барьер, за ним сидит милиционер с очень строгим лицом.
— Мой сын у вас, — говорит мама Максима и вытирает платком слёзы.
Таня стоит в стороне.
— Ваш сын у нас. Смотреть надо за сыном, мамаша. Бегает, понимаете. Сам по себе. Нет бы делом заняться.
— Мой сын очень занят делом — бассейн, фехтование, рисование.
— Однако он выбрал время — утащил гиену.
— Максим? — Мама опускается на скамейку. Она смотрит растерянно и не знает, что сказать.
И тогда Таня вдруг выступает вперёд. Она говорит громко и сердито:
— Как вы можете так говорить про Максима? Максим очень честный, он не может так сделать! Он не вор и не преступник! Он очень хороший!
Они оба уставились на Таню удивлённо. Она говорила горячо, она больше не была робкой и застенчивой. Горели щёки, смело смотрели глаза.
— Ты кто такая? — устало спросил капитан милиции. — Здесь кричать не положено.
— Я с ним в одном классе учусь. Он очень хороший. Он активный.
— Вот это точно — активный. А ты знаешь, что этот активист сотворил? Не знаешь? Вот видишь — не знаешь, а выступаешь, кричишь на всё отделение.
— Я не кричу. Я рассказываю. А что он сделал?
— Он утащил гиену из внешкольного учреждения. Он увёл это имущество станции юных натуралистов в неизвестном направлении. Ночью нам позвонила сторож, — капитан заглянул в бумагу, которая лежала перед ним на столике, — сторож Азаренкова позвонила и сообщила: похищена гиена, кличка Генриетта, привезена на станцию три года назад из Средней Азии. Из Средней Азии, понимаешь, везли, довольно, между прочим, далеко. И зачем? Чтобы юннаты изучали редкое животное. А не затем, чтобы твой драгоценный одноклассник устраивал такие номера.
Мама Максима сказала:
— Я сойду с ума. Зачем ему гиена? Куда он её дел? И потом — она же может искусать, это совершенно дикий зверь.
— А он не побоялся, — сказала Таня. — Видите?
— Я-то вижу. Но правонарушение совершено.
Таня не знала, что значит это слово — правонарушение. Она знала другое: раз Максим взял гиену, значит, так было почему-то нужно Максиму. И больше обсуждать было нечего.
— Отпустите его, пожалуйста, — сказала Таня.
Она подошла вплотную к деревянному барьеру. Её глаза смотрели на капитана милиции с таким доверием к его доброте и справедливости, что он опустил взгляд в бумагу, которая называлась скучным словом «протокол». Он собрался ответить этой девочке служебным словом «не положено». Она ребёнок и не понимает, что государственная собственность есть государственная собственность. Пусть это даже гиена Генриетта. А хищение есть хищение. Пусть даже оно совершено по детской дурости. Такими вещами не шутят, вот что хотел сказать капитан девочке с необыкновенными лучистыми глазами. На мамашу он вообще старался не смотреть, мамаша ревела и обещала сойти с ума.
Он ничего не успел сказать. На столе резко зазвонил телефон.
— Дежурный слушает. Кто? Сторож Азаренкова? Что? Нашлась? Как нашлась? Сидит в своей клетке? — Капитан вытер пот со лба и сказал расслабленным голосом: — Я сейчас сойду с ума, — А потом без всякого перехода закричал: — Так что же вы нам голову морочите? Нервы людям треплете?
Он бросил трубку и уставился на Таню. А она смотрела на него так, как смотрят люди, когда хотят сказать: «Я же говорила!» Мама Максима достала из сумочки коробочку и положила под язык таблетку. В милиции запахло валерьянкой.
— Всё-таки я сойду с ума, — настойчиво пообещала мама.
— Нет уж! Это я сойду с ума, — объявил капитан. — Забирайте своего Максима! Немедленно! И пусть только попробует!..
Мама вела Максима за руку. Она боялась выпустить его руку и никак не давала ему вырваться. Ей казалось сегодня, что если она его отпустит хоть на секунду, он немедленно исчезнет. А он пытался вытянуть свою ладонь из маминой — ещё не хватало, чтобы кто-нибудь из класса встретил его с мамой за ручку. Только этого недоставало!
Но никаких одноклассников поблизости не было.
— Подожди-ка, — вдруг спохватилась мама, — где же эта девочка? Таня. Ну конечно, её зовут Таня. Куда она девалась?
— Таня? Какая Таня? — невинно спрашивает Максим, и щёки становятся горячими. Хорошо, что на улице синие сумерки и мама не может увидеть, как её сын вдруг стал красным, как свёкла.
