Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич (читать книги бесплатно TXT) 📗
Она решила сначала пойти в город, осмотреться, выбрать подходящую для этого дела улицу, а потом действовать. Оделась и собралась уходить.
— Поздно уже, вечереет, — возразила было Лидия Леопольдовна.
— Я ненадолго, бабуся. Спрошу только у подруги, когда назначен спектакль в клубе, да и назад.
Девушка вышла на крыльцо, секунду подумала и снова вернулась к себе в комнату. Ей показалось, что она излишне осторожна: ведь, идя на разведку, можно взять с собой несколько листовок. Это так просто: пройдется по улице, осмотрится и, если никого не будет, на обратном пути опустит листовки в ящики на дверях.
Конвертов у нее оказалось немного — всего три. Подумав, Нина решила адресовать их тем своим и маминым знакомым, чьи родственники были угнаны на работу в Германию.
Раньше всего, конечно, Груне Виноградовой. Этой женщине фашисты принесли так много горя. Пусть почитает и другим расскажет, что делается на свете. Быть может, ее утешит весть о том, что народ наш не складывает оружия, идет в леса и борется в партизанских отрядах. Она не из тех, кто промолчит, обязательно пойдет и расскажет соседям, родственникам, знакомым.
Прогулявшись по улице, Нина опустила конверты в три почтовых ящика, потом вернулась домой и сказала бабушке, что в клуб на концерт нужно идти сегодня же. Аккуратно уложила в объемистую сумку свой балетный костюм, под него листовки и маленькую баночку клея с кисточкой.
В клубе она поговорила с девчатами, с Тиной Яковлевной и, когда стемнело, сослалась на усталость и пошла домой. Никто не провожал ее — все были заняты в концерте.
За час Нина обошла Почтовую и Базарную улицы, подошла даже совсем близко к базару, потом повернула к кладбищу. Быстро и ловко, мазнув клеем уголки, она прикрепила листовки к заборам и вернулась домой, никого не встретив по дороге.
Бабушка еще не спала.
— Почему ты так скоро вернулась? Я ждала тебя часам к одиннадцати.
— А я, бабуся, сразу же после первого отделения концерта отправилась домой. Лучше пораньше лягу спать.
— Вот и хорошо, моя девонька. Давай поешь и ложись. Сон после болезни — великое лекарство.
Нина охотно поела вареной картошки, попила чай. Слушая воркотню бабушки, она как-то смутно улавливала смысл ее слов. Странным казалось, что она не испытывает ни страха, ни волнения. Ее начала одолевать сонливость. Не противясь ей, Нина разделась, забралась под одеяло, с наслаждением вытянулась и мгновенно заснула.
На другой день она решила написать еще десяток листовок. Ей не терпелось тотчас же заняться этим. Но отвлекли домашние дела: нужно было помочь бабушке по хозяйству, наносить дров и воды, затопить печь, убрать комнаты, готовить еду, мыть посуду. Домашние хлопоты заняли почти весь день. Странным и необычным было и то, что, беспрерывно работая, она не ощущала усталости. Наоборот, непрестанная работа облегчала ноющую тяжесть в сердце.
Покормив детей, Нина хотела пойти к себе в комнату и взяться за листовки, но в это время в наружную дверь на крылечке кто-то постучал. Нина вышла в сени, подошла к двери, быстро настежь распахнула ее, как это делают перед желанным гостем, но, открыв, застыла на месте: на крыльце стояли два немца в форме офицеров гестапо. Один из них, высокий, тощий блондин, близоруко щурился, другой, низенький, коренастый крепыш, стоял чуть-чуть позади.
— Вы балерина Нина Сагайдак? — спросил один из немцев, когда они вошли в комнату и сели на предложенные стулья.
— Какая я балерина… — смутилась девушка, — просто танцую.
— Мы видели, — отозвался высокий, — фрейлейн прекрасно танцует. Очень красиво.
Второй заговорил на какой-то малопонятной смеси из немецких и украинских слов.
— О-о, у фрейлейн прекрасная библиотека!
Немцы подошли к этажерке и, не спрашивая разрешения, начали перелистывать книжки, бросая их после просмотра на пол.
Затем высокий что-то сказал второму гестаповцу, и тот, подойдя к кровати Нины, быстро сдернул одеяло и простыню, аккуратно прощупал подушки и матрац, свалил все в кучу на пол. Потом тщательно простучал стены комнаты, сорвал застекленные фотографии отца Нины и учащихся, сделанные, когда Нина была еще в пятом классе. Кряхтя, стал срывать с них подклейку, чтобы отделить стекло от фотографии, но в это время его окликнул высокий. Он держал в поднятой руке вытянутую из книги листовку, которую накануне Володя Янченко передал Нине.
Вдвоем гестаповцы стали рассматривать листовку.
— Она! — коротко бросил высокий.
— Да? Это очень хорошо, — ответил другой.
— Итак, милая фрейлейн балерина Сагайдак, — снова заговорил высокий, — я вижу, что вы занимаетесь не только танцами.
Нина молчала.
— Где еще имеются у вас такие же листовки? Вам стоит сказать об этом, чтобы не пришлось переворачивать весь дом. Подумайте, какие неудобства это повлечет для вашей бабушки и ее младших внуков.
— Нет у меня больше никаких листовок, — угрюмо и очень спокойно ответила Нина.
— А где вы взяли эту?
— Нашла на улице.
— Где именно на улице?
— Не помню.
— Ну, это не так важно сейчас. Выясним потом, — сказал высокий офицер.
Он уселся на стул, закурил сигарету и улыбнулся. Видно, был доволен результатами обыска, что-то быстро сказал коренастому. Тот прошел в комнату, где находились Лидия Леопольдовна, Толя и Ляля. Сноровисто, ловко он перетряхнул матрацы, подушки, постельное белье, открыл шкаф, выдвинул ящики комода и выбросил оттуда все на пол, простучал пальцами стены, осмотрел доски пола. Затем засветил электрический фонарик и спустился в подпол.
— Ничего нет, кроме картофеля, — сказал он, вылезая оттуда.
Высокий поднялся.
— Собирайтесь, балерина, — сказал он, саркастически улыбаясь, — вы пойдете с нами и там расскажете о своих занятиях, вероятно очень далеких от балета.
Нина накинула свое старое пальтишко. Какое-то мгновение она смотрела на бабушку, застывшую от потрясения. Лидия Леопольдовна сидела на стуле, прижимая к себе Лялю. За спиной ее стоял Толя, глядел на сестру не по-детски серьезными, широко открытыми глазами.
«Как хорошо, что они не плачут», — неожиданно подумала Нина. И вдруг к горлу подкатился тяжелый ком. Она с трудом перевела дыхание, шагнула к бабушке и детям, поцеловала их, резко повернулась и пошла к двери.
Первым вышел высокий гестаповец, за ним Нина, последним тот, что перевернул все вверх дном в маленькой квартире Сагайдаков.
Лидия Леопольдовна продолжала безмолвно смотреть перед собой, застывшая, окаменевшая от горя…
XIII
Нина сидела на грубо сколоченных нарах в тесной, донельзя переполненной камере.
Как ни странно, но из всех находившихся здесь не было ни одного жителя Щорса. Вероятно, именно поэтому к новенькой отнеслись довольно сдержанно. Похоже, что удивились ее появлению. В глазах был один и тот же вопрос: «Кто ты? Как и за что попала сюда?»
И девушка поняла эти молчаливые вопросы. Она мучительно покраснела, увидев, что через несколько минут женщины стали шептаться. «Обо мне, наверно», — подумала Нина и опустила глаза. Потом кто-то подошел. Нина подняла голову и увидела перед собой девушку года на два-три старше ее.
«Неужели наша, городская?» — мелькнула мысль, но память ничего не подсказала.
— Не узнаешь? — Девушка приветливо улыбнулась. — А я узнала тебя.
— Правда? — удивилась Нина. — Я не могу тебя припомнить.
— В Рудне ты была в позапрошлом году?
— А как же! Мы там недели две жили.
— Вот видишь! А я из Рудни. Про Луданник Софию, может, слышала?
Нина хотела сказать, что в Рудне она за ворота почти не выходила и знакомств там не заводила, но промолчала, а потом ответила:
— Это было так давно. Может, и слышала, да забыла. А как там бабушка Оксана? Здорова? Как она живет?
