Нарисованные герои - Крапивин Владислав Петрович (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
– Никак невозможно, – ответил старик. – Вчера один просил за двенадцать, я и то не отдал. Копите еще.
В магазине была очередь. Простояв минут двадцать, мы добрались наконец до прилавка. Хлебные карточки были у меня, и я отдал их продавцу. Деньги были у Павлика, однако он растерянно шарил в кармане брюк.
– Нет денег, – сказал он испуганным шепотом. Потом снова стал шарить в карманах.
– Нет?
– Нет…
Продавщица нетерпеливо смотрела на нас, женщины в очереди заворчали:
– Чего копаются, народ держат?
– Ишь, по карманам шарит, потерял, видать. Посылай таких…
– Да-а, «потерял». На курево истратил, а теперь…
Нам ничего не оставалось, как заплатить из своих заветных сбережений. Они хранились у меня во внутреннем кармане пальтишка и были целы. Мать давала Павлику на хлеб как раз десятку, и всю сдачу мы отдавали дома.
Накопить нужную сумму второй раз мы даже и не пытались, а за хлебом ходили другим путем, чтобы не встречаться со стариком.
Прошло полмесяца. Мы решили, что старик уже забыл про нас, и однажды рискнули снова пойти через рынок. Все было по-старому: и торговец, и его товар на серой тряпке, и компас… Как ни старались мы скорее пройти мимо, но на секунду задержали шаг. Старик внезапно поднял голову и взглянул на меня в упор. Я увидел его светлые глаза с белками, покрытыми сеткой красных прожилок. Он вдруг взял компас и, резко качнувшись вперед, протянул его мне.
– На.
Это было так неожиданно, что я не сразу понял.
– На, – не то сказал, не то всхлипнул старик.
– Но… денег у нас… Мы потеряли… – забормотал я.
– Мы потом, – решительно сказал Павлик. – Пойдем, Андрейка.
– На, – повторил старик и сунул компас мне в руки. Его красноватые белки вдруг тонкой пленкой застлала слеза.
– Сынка у меня убили, – хрипло проговорил он. – Вчера похоронку получил. Так вы уж, значит, играйтесь…
Он опустил голову и больше не смотрел на нас, словно забыл. Мы немного простояли перед ним, потом, нерешительно отошли. Я осторожно нес компас в вытянутых руках, изредка оглядываясь. Старик сидел не двигаясь
– Сын у него погиб, – сказал Павлик, будто объясняя кому-то.
– Павлик, давай все-таки накопим деньги и отдадим ему, – предложил я.
– На кой черт ему теперь твои деньги, – грубо ответил он.
Я взглянул на компас. Круглая шкала дрогнула, метнулась и стала кружиться, словно не знала, где отыскать север и юг.
Последние дни апреля были теплыми, но дождливыми. Серое небо нависало низкими облаками над блестящими от дождя крышами. Моросило с утра до вечера, словно октябрь стоял на дворе. О том, чтобы пойти погулять, нечего было и думать.
Я снова по вечерам приходил к Павлику. Прибегала и Галя, закутанная в отцовское клеенчатое пальто.
Нам ничего не оставалось, как вспомнить свою игру. И подводная лодка «Победа» снова отправлялась навстречу тайнам и приключениям.
В окнах сгущались серые сумерки, и капли дождя неслышно скатывались по стеклам. А перед нами мерцал голубой глазок перископа, и светлый зайчик от зеркальца метался по карте полушарий. Я очень соскучился по таким вечерам и был даже рад, что на улице не прекращаются дожди.
Но почему-то во мне шевелилось непонятное беспокойство. Все было по-старому: темный вечер, короткие команды, необычайные приключения и записи о них в корабельном журнале. И все-таки что-то не клеилось в нашей игре. Я видел, что Павлик и Галя уже не очень-то интересуются ей. Но разве это тревожило меня? Ведь, если говорить откровенно, мне тоже иногда хотелось зевать во время самых опасных «рейсов». Мерцающий свет камешка с морского берега действовал усыпляюще.
Часто, забыв про то, что подводная лодка запуталась в водорослях Саргасова моря или зажата в арктических льдах, Павлик и Галя заговаривали о совсем других вещах, непонятных мне. Они болтали об экзаменах, которые будут сдавать первый раз, об уроках, о школьных товарищах. Особенно часто они разговаривали о школьном туристическом кружке. Галя и Павлик недавно записались в него и мечтали о летних походах. Я слушал с тайной завистью. Я не вмешивался в разговор, и про меня забывали. На столе обиженно мигал светлый глазок забытого перископа.
Каждый вечер, ложась спать, я думал, что все у нас как-то расклеилось, и не мог понять, отчего это. Я засыпал, и наутро оставалась только смутная обида.
Теплые дожди шумели за окнами, изредка переходя в ливни. Тогда ветер сердился, рвал на части дождевые струи и швырял в оконные стекла горсти крупных капель.
Однажды Павлик заболел и не пошел в школу. После уроков к нам забежала Галя и стала рассказывать Павлику, что сегодня интересного было в школе.
Я сидел на кровати и листал надоевшую подшивку «Всемирного следопыта». В журнале мне попалось незнакомое слово.
– Павлик, что такое «томагавк»? – спросил я. Павлик не обратил внимания. Тогда я наклонился и потянул его за рукав. Галка замолчала, а Павлик дернул рукой и раздраженно сказал:
– Отцепись ты, Андрей. Поговорить не даешь…
Вот как! Я заморгал от обиды. Вспомнил вдруг темный чердак, прыжок в сугроб. Тогда Павлик называл меня другом. «Как на фронте». А теперь плевать на друга? Связался с девчонкой…
Молча я положил на стол журналы и взглянул на бывшего друга. «Эх ты, капитан!» По-моему, я не сказал вслух этих слов. Просто повернулся и быстро пошел из комнаты. За спиной стало очень тихо.
Павлик догнал меня в коридоре.
– Андрейка, ты куда? – окликнул он.
И тогда я не выдержал и заплакал, прислонившись головой к дверному косяку. Вышла Галка и стала спрашивать в чем дело.
– Отстань, – всхлипнул я и дернул плечом, чтобы сбросить ее руку.
– Галка, иди в комнату, – велел Павлик. Она ушла.
– Что с тобой, ну чего ты плачешь? – начал допытываться он.
– Вы на меня… внимания… не обращаете. Ну и не надо, – всхлипывал я. – А еще друзья… Ладно. Скоро пойду в школу, у меня будет много друзей и товарищей!
– Андрейка, ты что? Мы же всегда были вместе, – растерянно бормотал Павлик.
– Больше не будем вместе, – мрачно изрек я и ушел в свою комнату, заперев за собой дверь. Я решил быть твердым.
Прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрел, как пузырятся под дождем лужи. По грязной дороге тянулась колонна пленных немцев. Они шли, ссутулившись, натянув на уши мокрые пилотки.
– Довоевались. Так вам и надо, – пробормотал я, но злости почему-то не почувствовал.
Апрельские дожди сделали свое дело. Накануне Первомая зеленый туман окутал тополя. Ветер согнал с неба все тучи и высушил улицы.
Помню первомайское утро. Словно узкие алые паруса, надувались ветром натянутые поперек улиц лозунги. Солнце горело на громадных оркестровых трубах.
Лена взяла меня на демонстрацию. Едва поспевая за восьмиклассниками, я тащил на длинной палке вырезанного из фанеры фашиста с воткнутым в него красным штыком.
Колонна проходила мимо нашего дома, и у ворот я заметил Павлика. Он помахал мне рукой, но я не собирался мириться и гордо отвернулся.
После демонстрации мы направились домой, но в двух кварталах от дома Лену остановил какой-то незнакомый парень в гимнастерке. Они о чем-то начали спорить. Парень повторял все время: «Мы же договаривались!» В конце концов Лена сказала мне:
– Иди один, Андрейка. Дорогу знаешь, не маленький.
Один так один. Это даже лучше. Я направился к дому, но передумал, решил сходить к оврагу, узнать, сильно ли разлился ручей. На берегу я увидел мальчишку одинакового со мной роста, в матросском костюме. Такой костюм с синим воротником и якорем на рукаве был моей страстной мечтой.
С тайной завистью я разглядывал мальчишку, а тот, не обращая на меня внимания, швырял камни в овраг. Он старался попасть в ручей, но не мог добросить.
– Эх ты. Моряком нарядился, а камни кидать не умеешь, – не выдержал я.
Он сразу обернулся.
