Пуговица, или серебряные часы с ключиком - Вельм Альфред (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Вечер за вечером они говорили об этом. А Орлик равномерно пережевывал солому, и они слушали бег времени.
— Дедушка Комарек, пекарю сегодня муку привезли.
— Ну?
— Женщины говорили.
— Спи. Завтра узнаем.
— Спокойной ночи, дедушка Комарек.
— Когда, говоришь, ему муку привезли?
— Вечером. Говорят, всю ночь будет хлеб печь.
— Увидим.
— Спокойной ночи, дедушка Комарек.
Где Генрих? Генрих опять с Орликом. Любит он, когда лошадь поглубже засовывает голову в ведро, чтобы допить всю воду, даже на самом донышке. И слушать, как Орлик дышит, он любит. А какая силища в такой вот ноге! Не шелохнется Орлик, терпит, пока все копыто не вычистишь. Запах седла будил в Генрихе воспоминания, и он испытывал робкую нежность к лошади. Порою он негромко произносил какое-нибудь русское слово. Лошадь затихала, и Генриху казалось, что она поняла его и что вообще это очень умная лошадь…
Не привезли, оказывается, муки. Не напек пекарь хлеба.
— Здравствуйте, матушка Грипш. Я только так забежал — поглядеть, как вы тут.
А матушка Грипш дает ему бутылочку козьего молока и разрешает сбегать на огород — выдернуть десяток морковок.
Поблагодарив, Генрих уже снова мчится к дедушке Комареку…
Но вообще-то его теперь чаще можно видеть у дома пекаря. Дети там играли весь день напролет. Или убегали купаться. Или рыскали по лесу — искали фаустпатроны. А вечером — обязательно прятки!
Генрих стоял и смотрел, как они в сумерках выскакивали из-за сарая и неслись к дому, чтобы успеть выручиться. Он знал все потайные места, где они прятались. И стишки знал, которые надо говорить в таких случаях. Однако виду не показывал, что ему ужасно хочется играть вместе со всеми.
— Палочка-выручалочка, выручи меня!
Тепло. С полей доносятся запахи цветущих трав. То слышатся визг, смех, крики, то наступает необыкновенная тишина. Уже совсем стемнело, а Генрих все еще слышит топот ребячьих ног. В промежутках кто-то, запыхавшись, барабанит стишок:
В следующий вечер Генрих сказал Комареку:
— Схожу еще разок к пекарю. Может, сегодня муку привезли.
На этот раз он твердо решил: «Подойду к ребятам. Спрячусь, как и все, а потом, когда будут искать, попадусь. Придет моя очередь водить, я сделаю вид, что никак не найду никого, — ребята и останутся довольны».
— Ну как, Лузар? — подойдя, спросил он… и все вышло совсем по-другому.
Должно быть, ребята только что повздорили. Лузар стоял на одной ноге, прислонившись к забору и стараясь вытащить занозу из пятки.
— Здорово парит! Наверное, скоро дождь пойдет, — сказал Генрих.
Лузар поднял голову и посмотрел в сторону ребят, потом снова занялся своей пяткой.
— Заноза попала или колючка?
Генрих не обратил внимания, что спор у ребят утих. Он заметил это, только когда кто-то подошел сзади и сбил у него фуражку с головы. Это был Петрус. Он стоял, держась одной рукой за штакетник, а другую засунув глубоко в карман. Генрих засмеялся, показывая, что шутку он понимает. Потом нагнулся, поднял фуражку, смахнул пыль.
— Ты кто будешь? — спросил Петрус, небрежно привалившись к загородке. — Русский или кто? — Рубашка у него была спереди разорвана.
— Я… разве не все равно? — сказал Генрих.
Вокруг них уже толпились ребята.
— Ничего не все равно!
Генрих заметил, что Петрус меряет его взглядом, и все еще надеялся, что дело обернется к лучшему.
— Скажи, что ты немец!
— Я и есть немец, — сказал Генрих, надевая фуражку, и все же заметил, что Петрус задумался.
— Скажи, что ты плевал на русских!
Кругом все притихли.
— Считаю до трех! — сказал Петрус. У него были красивые курчавые волосы. Через разорванную рубашку виднелась загорелая грудь.
Генрих покачал головой.
Петрус снова сбил с него фуражку.
Генрих нагнулся, но кто-то наподдал фуражку ногой. Она откатилась. Генрих побежал за ней. И вдруг все сзади закричали, зашикали. Он подумал, что они бегут за ним, побежал быстрей и остановился под каштанами. Отсюда он увидел, что ребята остались около пекарни. Слышно было, как они смеялись, что-то кричали ему. Но что это они кричат? Теперь даже хором… И тогда он разобрал, что они кричали:
— Пу-го-ви-ца! Пу-го-ви-ца!
Немного погодя все стихло. Генрих медленно побрел прочь.
Он шел и слышал, как ребята снова стали играть в прятки.
«Откуда они знают?» — думал он. Никогда ему не бывало обидно, что Мишка называл его Пуговицей. Но сейчас, когда ему кричали это вдогонку ребята, он решил, что это ужасное прозвище. «И откуда они знают?» — все спрашивал он себя.
Старый Комарек сразу заметил, что с мальчонкой что-то не так.
— Лошадь я напоил, — сказал он.
Хорошо понимая, что Генриху очень хочется играть с ребятами, Комарек думал, что мальчонка вернется гораздо позднее.
— Я недавно ее загнал. Хорошая лошадь. Ест хорошо, — добавил он, видя, что Генрих подошел к чемодану и спрятал в него солдатскую фуражку.
— Хочешь, на озеро еще раз сходим? Беда, что они с домом рыбака творят.
Ему было жаль мальчонку, и он уже подумывал о том, не перебраться ли нм в другую деревню. Причину можно ведь любую придумать. Правда, ведь мальчишке лучше будет, если они в другую деревню переберутся. Однако спешить с этим нельзя. Да и озеро здесь!
Сколько раз старый Комарек выходил на берег! А то и вокруг обойдет. Очень уж это озеро пришлось ему по душе.
На следующее утро Генрих долго чистил стремена. Не успокоился до тех пор, пока они ярко не засверкали на солнце. Потом оседлал Орлика и поехал в деревню. Он решил: проедет мимо и не удостоит их даже взглядом! Поводок он подобрал покороче, прищелкнул языком, чтобы Орлик пританцовывал.
На этот раз ребята собрались у кузницы. Только заметили его — перебежали дорогу и наломали прутьев.
А Генрих замешкался, слишком поздно повернул лошадь. Теперь они уже кричали с двух сторон и так хлестали лошадь прутьями, что она поднялась на дыбы и галопом поскакала прочь. Генриху удалось справиться с ней только у барской риги. Выбежал Комарек.
— Ничего, ничего, дедушка Комарек!
Но старик видел — что-то случилось!
Кучер Готлиб подарил Генриху старую шлею, а позднее и скребницу. Мальчишка холит и нежит свою лошадь. Теперь часто можно видеть, как он верхом едет по лугам и полям.
Как-то он добрался до моста через Хавель. На обратном пути он встретил фрау Сагорайт.
— Вы в Шабернак собрались? — спросил он.
За спиной у нее был туго набитый рюкзак, в руках — большая желтая сумка. Поезда уже снова ходили, и фрау Сагорайт, оказывается, собралась к сестре, которая жила в Вуппертале. Но Генрих заметил, что фрау Сагорайт почему-то испугалась, увидев его верхом.
— В Вуппертале она живет? — переспросил Генрих. — Вот ведь какое совпадение. И надо ж!
— А ты что, кого-нибудь знаешь в Вуппертале?
— Знаю. Знаю одного человека, который тоже собирался ехать в Вупперталь, — ответил Генрих. — Барон фон Ошкенат. Он мне хотел даже озеро в наследство оставить.
— Барон фон Ошкенат?
— Да, да. Озеро хотел мне в наследство оставить.
— Он родственник твой?
— Нет.
— Значит, очень хорошо к тебе относился?
— Да, хорошо.
Фрау Сагорайт поставила желтую сумку на землю и неожиданно сказала:
— Послушай, Генрих… Не то чтобы я хотела тебя уговорить, но послушай меня… У тебя ни отца, ни матери. Я бы на твоем месте сразу решилась…
Фрау Сагорайт подошла поближе, стала рядом, погладила лошадь.
— Давай с тобой забудем все, что было раньше, — сказала она.
А Генрих сразу представил себе, как Ошкенат встретит его в Вуппертале. Должно быть, опять будет учить его французскому. И в коляске по лесу они опять поедут, и он, Генрих, будет кричать: «Это лес барона фон Ошкената! Это лес барона фон Ошкената!..»
