Друзья Мамеда - Гаджиев Меджид Джирасович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
— А я чью-нибудь шинель надену сверху. Стану в середине, и вы меня прикроете. Только до дому добраться, а там все…
— Никуда ты не пойдешь, — решительно сказала Валя.
В последнее время она разговаривает с Леней так, как будто он маленький, а она его старшая сестра. И Леня подчиняется ей. И сейчас он тоже глядит на нее виновато и бормочет:
— Ну что ты, что ты, Валя… Ведь я уже здоров. Ну, хочешь, докажу? Ребята, у кого ремень есть? — спрашивает он, и мы все смеемся, вспомнив его прежнюю забаву.
К Лене мы ходим часто. Теперь хорошо: можно прийти всей гурьбой. Леня выходит в больничный садик, и мы сидим на скамейке и разговариваем. Раньше, когда он лежал в палате, к нему пускали только по одному человеку. Да и то ненадолго, чтобы не утомлять его. Мы все приходили по очереди. Только Валю пускали без очереди. Все не сговариваясь говорили ей: «Ну, ты иди первая, а потом я». И сидела Валя у Лени дольше, чем мы. Кровь свою Лене нам давать не пришлось. В ту ночь в больнице нашлась нужная ему кровь. Я жалел об этом. Очень мне хотелось, чтобы Леня стал моим старшим братом. Но раз уж так получилось, то все равно хорошо, что Леня мой друг. Каждый раз, как я прихожу к нему, он радостно улыбается и говорит:
— Ну, как дела, комиссар? Рассказывай.
И я рассказываю. Потому что новостей много. И все новости хорошие. А от радостных вестей человек скорей поправляется. Это давно уже известно.
— Придешь, не узнаешь нашего корпуса, — говорю я Лене. — Его уже остеклили. Установили вентиляторы. Воздух свежий, прохладный. Не надо подставлять лицо под струю кислорода. — Я рассказал Лене, как тогда Петрович заметил нас за этим занятием и как нам влетело. Теперь кажется, что это все было давным-давно.
Леня смеется:
— Представляю себе Ису и Гамида. Подышать, значит, захотели? Вот умора! А Петрович, значит, всыпал им по первое число? Представляю.
В следующее свое посещение я опять сообщаю Лене:
— Идут побелочные работы. Белят и красят стены. Котел-барабан оделся в белый известковый покров. Он теперь будто в гипсовой рубахе.
Леня кивает головой. Ему понятно. И я теперь тоже знаю, что означает слово «гипс». На соседних с Леней кроватях лежат другие больные. У кого рука в гипсе, у кого нога. Вот прыгает на костылях молодой парень. Нога у него согнута в колене и кажется, что он с трудом таскает ее за собой — громоздкую и неуклюжую. Но врач обещает, что все заживет и парень будет ходить по-прежнему.
— Даже танцевать буду, — говорит он мне, подмигивая.
У его соседа-старика на повязке прибинтованная к груди гипсовая рука.
Наконец я сообщаю Лене самую радостную весть: уже устанавливают станки. Скоро новый цех войдет в строй. Везде чисто. Рабочие площадки похожи на красивые балконы. В цехе светло. А вентиляторы такие сильные, что кажется, внутри прохладней и лучше воздух, чем на улице.
Над корпусом поднялась новая труба. Пятая по счету, та самая, о которой когда-то говорил Петрович.
На заводе был митинг. Все собрались во дворе. Выступал Петрович. Он сказал, что вместе с местными рабочими трудились и эвакуированные, и трудились на совесть. Назвал он и нас. А еще он сказал, что теперь мы можем вернуться к своим прежним профессиям. Пока поработать здесь на заводе, а потом если захотим, то и вовсе остаться. Ну, а те, кто решил быть строителем — газорезчики, сварщики, монтажники, — могут ехать с ним на новое большое строительство. Он с удовольствием возьмет их. «Старые кадры», — сказал Петрович. Нам было очень приятно услышать, что «старые кадры» — это мы. А еще приятно, что мы и в самом деле что-то сделали для страны, хотя и не выпускали в это время оружия для фронта.
В общежитии теперь обсуждается вопрос, кто кем будет. Одни ребята решили вернуться к старым профессиям, которым выучились в училище. А другие думают стать строителями. Например, Гамид. Он хочет уехать на большую стройку с Петровичем. И Салимат уговаривает тоже ехать.
— Они, наверное, поженятся, — сказала мне Зина. — И комнату на стройке скорей получат.
Я очень удивился. Ну правда, что это они выдумали? Зачем им нужно жениться, зачем им нужна комната, когда так весело жить вместе в общежитии.
А Зина засмеялась и сказала:
— Какой ты еще глупый, Мамед!
Я обиделся и ответил:
— Не глупей других. Меня тоже Петрович называл, когда перечислял тех, кто хорошо работал. Значит, неглупый.
Зина не стала спорить. Только посмотрела на меня и засмеялась. И чего смеется? Просто так, наверное. Она вообще-то хохотушка.
— А ты куда? — спросил я однажды Леню.
— Мы с Валей поедем домой. То есть вернемся, — поправил он сам себя. — Подождем, пока придет с фронта Валин отец. Чтобы Зину одну не оставлять. А потом посмотрим, может, тоже куда-нибудь уедем. Только я не хочу быть строителем. Я буду работать на заводе, в кузнечном. А потом пойду учиться. У меня ведь девять классов. Кончу в вечерней школе десятый. Валя говорит, чтобы я поступал в институт.
В институт — это, конечно, хорошо. И я одобрял Лёнино решение. Не нравилось мне только, что он каждый раз повторял: «Валя считает, Валя сказала». Как будто у него своей головы нет. А еще мне было обидно, что Леня вроде бы забыл про меня. Не интересуется, что думаю делать я. Но Леня, словно угадав мои мысли, сказал:
— Ты, по-моему, правильно решил — возвращаться. Будешь фрезеровщиком. Очень хорошая специальность.
Я удивился, откуда он знает.
— А вот знаю. Умею читать мысли на расстоянии, — отшучивался Леня. Потом он признался: — Зина говорила. Мы с Валей подумали и решили, что ты поступаешь правильно. И учиться тебе тоже надо.
«Опять «мы с Валей»!» — подумал я. Но все же мне было приятно, что Леня помнил обо мне, что они с Валей и Зиной говорили о моих делах.
— А Коля здесь хочет остаться, — сказал я Лене. — Говорит: «Приятно работать на заводе, который сам строил». Правда, он хотел сначала в армию — ему уже восемнадцать. Но его не взяли. Заводу нужны квалифицированные рабочие. Да скоро и война кончится.
— Кончится, — кивнул Леня, — Гитлеру капут, это ясно. Но я еще успею. Мне скоро тоже восемнадцать.
Мы замолчали. Несмотря на то что все выходило правильно и хорошо, мне было грустно. Жили столько времени вместе. А теперь надо расставаться. Все разъедутся по разным городам.
— Ну, мы с тобой будем жить недалеко друг от друга, — сказал Леня. — И видеться будем. Ты ведь будешь приходить в гости?
— К кому, — спросил я, — к тебе?
— К Зине, — смеясь отвечал Леня. — Ну и ко мне, конечно, — поспешно добавил он, заметив, что я нахмурился.
Когда я вернулся в общежитие, там было пусто. Даже свет не горел. Вечер был на редкость теплый и тихий, и те, кто не работали в вечернюю смену, наверное, пошли гулять. Я подошел к своей постели, не раздеваясь прилег на нее. Лежал и думал, сам не знаю, о чем, обо всем сразу: и о том, что говорил Леня, и о доме. Вот мама обрадуется, когда я приеду! И братишка тоже. Мама пишет, что он очень вырос и стал теперь почти таким, каким был я, когда уехал в училище. Но я никак не мог представить себе Ахмеда большим. Вдруг я услышал вздох. Кто-то заворочался в постели.
— Кто там? — спросил я, поднимаясь.
— Это я, — отвечал голос Исы. Оказывается, он был дома, только света не стал зажигать.
— Ты чего сидишь в темноте? — спросил я его.
— Так просто, — отвечал Иса.
Но я понял: грустно ему. Гамид ушел с Салимат в кино. Валя отправилась к Лене. Коля собрался в гости к девушке, которую мы часто видели с ним. Она не из нашего училища, местная. Работает на заводе, откуда на фронт ушел ее отец. Так все разбрелись кто куда, а Ису с собой не позвали.
— Знаешь что, — сказал я Исе, — поедем ко мне в аул. Поживем у нас, а потом вернемся в город — на завод.
— Поедем, — сказал Иса. — Только тогда и к моей маме заедем. Она в Ставрополе живет. У меня хорошая мама.
— Поедем, — сказал я. — А потом будем жить в общежитии. И жениться не будем, — добавил я.
