Самолет по имени Сережка - Крапивин Владислав Петрович (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Конец лета
Ну а дальше началась сплошная медицина. Через час у нас дома была куча докторов. Это в нынешние-то времена, когда обычно «скорой помощи» и участкового врача не дозовешься!
Главным был профессор Воробьев (настоящий профессор, в очках, с седой бородкой и вежливыми манерами). Он утверждал, что случай феноменальный.
– Да-да, бывало такое и раньше, в итоге сильнейшего стресса, но чтобы вот так сразу восстановились все функции…
С ним одни соглашались, другие почтительно спорили. Всякие научные слова сыпались. Меня ощупывали, простукивали, заставляли двигать ногами и рассказывать, как это случилось.
– Не знаю, как… Вдруг толкнуло что-то. И я встал…
Я не говорил про самолетик.
Среди медицинских лиц (вернее, позади них) мелькало бледное перепуганно-счастливое мамино лицо.
– Коллеги, здесь необходим комплекс исследований. Ваша гипотеза, уважаемый Эдуард Афанасьевич, весьма оригинальна, но требует проверки.
– Анна Гавриловна, позаботьтесь, чтобы полный рентген…
– Коллеги, а не даст ли облучение нежелательный эффект?..
«Не даст! – смеялся я про себя. – Потому что Сережка меня не забыл! А законы Туманных лугов и Заоблачного города теперь действуют и здесь!..»
Вечером я оказался в госпитале при филиале Медицинской академии (есть у нас в городе такой, научный). В маленькой, но совершенно отдельной палате – будто генерал или депутат какой-нибудь. Это профессор Воробьев позаботился. Не ради меня самого, конечно, а чтобы удобнее было исследовать и наблюдать.
И наблюдали, исследовали, всякие анализы брали. Наконец доктор Анна Гавриловна сказала, что «ребенка совершенно замучили» и что «так и у здорового человека ноги могут отняться».
Но я не чувствовал себя замученным. Я просто не обращал на все медицинские дела внимания, словно это не со мной происходит. Я был окутан облаком счастья и ждал ночи. Потому что не сомневался нисколечко: Сережка отыщет меня, придет.
В девять вечера мне дали стакан кефира и велели «ни о чем не думать и спать». Я послушно улегся. Палата была на первом этаже, окно выходило в сад. Там сперва золотились от заката листья, потом загустели сумерки. И тогда из кустов появилась темная гибкая фигурка…
Окно не открывалось, но в нем была широкая форточка, я ее распахнул. Сережка скользнул в палату без единого шороха. Мы сели на кровать, обняли друг друга за плечи и сидели молча минут пять.
Наконец я спросил:
– Ты тогда сильно обиделся, да?
– Обиделся… А главное, испугался.
– Чего?
– Что тебе больше не разрешат дружить со мной…
– С какой стати?!
– Тише… Мне так подумалось. Ну, и вот такая смесь… обиды и страха. Я ушел на пустырь за разбитой домной. Помнишь? И превратился в самолет. И взлетел оттуда среди бела дня… И летал, летал, пока не измучился. А потом чувствую – обратно превратиться не могу. Будто закостенел от всего от этого…
Ну, какая же я скотина! Горевал, терзался – и все из-за себя! Из-за того, что Сережка покинул меня! И даже в голову не пришло, что с ним, с Сережей, может случиться беда!
– Ты меня прости… – выдавил я.
– За что?! Ведь это ты меня спас! Взял в руки и будто согрел! Я оттаял. Вылетел из окна, и почти сразу… Потом прибежал тебе, а у тебя там… целый медицинский симпозиум…
– Сережка… Не я тебя, а ты меня спас. Когда я рванулся, чтобы тебя подхватить…
Он посопел, повозился рядом со мной.
– Когда-нибудь все равно это должно было случиться…
– Почему?
– Это была главная цель.
– Какая цель? – почему-то испугался я. – Чья?
Он молчал.
– Сережка! – Меня наконец осенило. И тряхнуло нервным ознобом. – А ты… ты ведь нарочно поехал по столу! Чтобы я бросился на помощь! Да?
Он тихонько дышал рядом.
– Да?! – повторил я.
– Да…
– А если бы я не успел? Ты смог бы взлететь?.. Говори.
Я почувствовал, что он качнул головой: не смог бы…
– А там… когда штопор… ты это тоже нарочно? Орал: «Жми на педаль!»
И опять он кивнул, будто признавался в какой-то вине.
– А если бы я не нажал… ты сумел бы выйти из штопора?
Он проговорил еле слышно:
– Не… Но ты не бойся, с тобой ничего не случилось бы.
– А с тобой?! С тобой-то что было бы?
Тогда он сказал жестковато, будто отодвинулся:
– А что бывает, когда разбивается самолет…
Я впервые в жизни почувствовал злость на Сережку. Сильную. Смешанную со страхом:
– Какое ты имел право?! Так рисковать!..
– А как без риска? Иначе тебя на ноги было не поставить…
Я чуть не разревелся.
– Дурак! А зачем мне ноги, если бы тебя не стало?!
– Ну-у… – Сережка опять словно отодвинулся. Сказал, будто взрослый ребенку: – Это не страшно, ты привык бы… Вспоминал бы иногда, а потом стало бы казаться, что я тебе просто приснился в детстве. По сути дела, так оно и есть…
Я хотел возмутиться, а вместо этого – новый страх:
– Почему… «так оно и есть»? Ты с ума сошел?
– Ничуть… – грустно усмехнулся в сумерках Сережка. – Ты потом поразмышляешь как следует и поймешь, что сам меня выдумал. Специально, чтобы спастись от болезни.
Я молчал. А душа моя барахталась в тоскливом страхе, как утопающий в холодной воде.
И все же я выцарапался, выбрался из этой глубины.
– Ну-ка, повернись… – И дал кулаком по Сережкиной шее.
– Ой!.. Ты что, балда! Спятил?
– Больно? – сказал я с сумрачным удовольствием.
– А ты думал!..
– А разве придуманному бывает больно?
Сережка неловко засмеялся, потирая шею.
– Ненормальный… Я же не в этом смысле.
– А ты скажи, в каком! Я снова дам. В том самом…
– Сразу видно, выздоровел, – пробурчал он.
– Ага…
– Ну, ладно. Просто я хотел тебе сказать…
– Что?
– Понимаешь, какое дело… Теперь нам придется видеться не так часто. Все реже и реже…
– Почему?!
– Потому что… дело сделано. Ты на ногах, у тебя начнется другая жизнь. Как у всех. Школа, новые друзья… Станешь учиться на художника…
– С чего ты взял?
– Знаю… Я же видел твоих голубков. Они залетали в Безлюдные пространства. У тебя талант живописца…
– Сережка! Но я не хочу… жизни как у всех. Не хочу без Пространств. И без тебя…
– Пространства никуда от тебя не денутся. Они… появятся на твоих картинах. И ты сквозь картины сможешь попадать в них!
– А ты? Ты-то куда денешься?! – спросил я отчаянно.
– Да никуда. Просто… буду улетать все дальше. И возвращаться реже.
– Я понимаю… – Это вырвалось у меня с новой тоской. С беспомощной. – Конечно… Я эгоист, нытик, маменькин сынок. Зачем тебе такой друг… Ты не мог меня бросить, пока я был инвалид. А теперь… совесть у тебя будет чиста.
Он опять вздохнул по-взрослому:
– Глупенький. Разве в этом дело…
– А в чем? В чем?!
– Тише… Просто жизнь идет по своим законам. И в Безлюдных пространствах, и на обычной земле.
– На кой черт мне такие законы!.. Тогда я не хочу… быть с ногами. Хочу… обратно! Лишь бы вместе: я и ты!
Я тут же замер: вдруг и правда ноги онемеют снова? Но они оставались живыми.
Но если бы и онемели… то… Я сквозь зубы повторил:
– Пусть все будет, как раньше. Не хочу, чтобы мы с тобой «все реже и реже…»
Очень тихо и поспешно, как бы соглашаясь с капризными малышом, Сережка проговорил:
– Хорошо, хорошо, будем как раньше. А с ногами твоими ничего не случится.
– Ты… это правда?
– Правда, правда… – Он погладил меня по плечу.
– Не уйдешь насовсем?
– Не уйду, не бойся… Думаешь, мне самому хочется?
– А тогда зачем ты…
Он не ответил и змейкой скользнул под кровать. А откуда:
– Ложись…
Я услыхал за дверью шаги. Дежурная медсестра шла проверять: в порядке ли «необычный» больной? Я юркнул под одеяло, задышал, как спящий. Она постояла на пороге, притворила дверь.
Сережка выбрался. И теперь это был прежний Сережка.
