Дети теней - Грипе Мария (первая книга .txt) 📗
Сейчас ровно одиннадцать утра. Улицы по – воскресному безлюдны. Полоска солнечного света пробивается сквозь окно, у которого я сижу, падает на лист бумаги и мою руку, пишущую эти неровные строки. Я слышу, как тикают карманные часы. Так же бьется и мое сердце.
Берта! Пожалуйста, не считай себя обязанной читать все, что я напишу! Остановись, если вдруг тебе станет неприятно! И главное: забудь это письмо, если все же прочтешь его до конца!
Честно говоря, я в сомнениях. Как найти слова, чтобы передать то, что я чувствую? Смогу ли я быть откровенным до конца? И как много ты сможешь понять?
Сначала я просто хотел рассказать тебе о Париже. Но теперь собираюсь написать о своих самых сокровенных мыслях – как смогу.
Итак, завтра мы покидаем «город вечной юности» и возвращаемся в наш старый замок в стране снегов. Уезжать отсюда мне не хочется по разным причинам. Я взрослый человек и мог бы сам решить, оставаться мне здесь или нет, но я чувствую себя беспомощным, как птица со сломанными крыльями, – если говорить поэтически или, скорей, высокопарно. Все, что я могу сделать, – это вцепиться когтями в ускользающее мгновение. Ведь каждое мгновение таит в себе вечность, от которой я так далек в своей жалкой, бесполезной жизни.
Все это время я вряд ли был по-настоящему счастлив и, возможно, ни разу не испытал того, что называют блаженством, но я чувствовал, как во мне растет страстное желание радости и человеческого счастья. Оно пробудилось этим летом, во многом благодаря твоему брату Карлу, но тогда я ощутил его лишь как смутный намек. А потом оно расцвело и стало ясным, вызвав во мне сильную потребность любить и быть любимым. Я не отдавал себе отчета в том, насколько серьезными становятся мои переживания. А теперь не проходит ни дня без того, чтобы я о них не думал…
Пишу эти слова и краснею. Я слишком хорошо знаю, до чего я смешной и нелепый человек. А в таком прекрасном, полном жизни городе это еще очевидней. В Замке Роз, где мы с сестрой жили как пленники – во всяком случае, до тех пор, пока вы с Карлом не освободили нас, – меня это не так волновало. Но здесь, в Париже… Даже не представляю, что было бы, не будь с нами Карла. Когда он рядом, все легко и просто. Я сам становлюсь легкомысленней и вдруг обнаруживаю в себе такие способности, о которых раньше не подозревал. Веришь или нет, но иногда – к собственному удивлению – я даже могу пошутить. Спасибо Карлу! Ты ведь знаешь, Берта, чувство юмора – не самая сильная моя сторона.
Но острей всего я ощущаю свою нелепость рядом с отцом, которого очень люблю. Я всегда восхищался им, но никогда не был на него похож: у него есть то, чего мне, увы, так не хватает. Он сильный, жизнерадостный и открытый. Я же слаб, угрюм и замкнут. С ним я часто стесняюсь самого себя, но это вовсе не означает, что он меня стыдится. Нет, ты не должна так думать. Для этого он слишком великодушен.
Впрочем, благодаря Карлу я почти научился справляться со своей неуверенностью – даже в отношениях с отцом. И я понимаю, что перемены произошли не сами по себе. Это целиком заслуга Карла.
Иногда ему даже удается пробудить во мне «дух противоречия», особенно в том, что касается тети Софии, которая следит за каждым нашим шагом. Эта женщина может подчинить себе кого угодно, но только не Карла. Вместе мы успешно отражаем ее атаки. Это радует моего отца. У бедного брата Вольфганга, говорит он, это никогда не получалось. И знаешь, что сказал однажды Карл? Что дяде Вольфгангу повезло утонуть вместе с «Титаником», а не с тетей Софией! Я не смог удержаться от смеха. Наверное, это жестоко, но, знаешь ли, тетя порой действительно бывает невыносима. Думаю, твой брат попал в самую точку. Он, конечно, сказал это так, чтобы тетя не слышала. Но отец слышал – и тоже смеялся. Карл ему нравится, чему я очень рад.
Но шутки в сторону. Здесь есть одна девушка, ее зовут Леони. По рекомендации Софии она едет с нами в Швецию. Ей можно только посочувствовать: София вцепилась в нее, как ястреб в беззащитного голубя. Она полностью в тетиной власти.
Как ты понимаешь, это время было наполнено разными событиями. Но когда мы вернемся в замок, все пойдет по-старому. Не знаю, переживает ли Розильда это так же тяжело, как я. Но вероятно, да. Во всяком случае, расставаться с отцом ей было больно. Но у Розильды есть ее живопись. И еще то, чего нет у меня, – талант, который помогает жить.
У Розильды невероятно сильная воля. Когда обследование у врача, на которое мы все так надеялись, не принесло никаких результатов, она сразу нашла для себя новую цель. Хотя мы приехали сюда в первую очередь для того, чтобы побыть с нашим отцом, она решила, что должна иметь какое-то занятие, – и начала учиться живописи. Она все время рисовала, брала уроки, ходила в музеи, на выставки… Карл поощрял ее увлечение, и для Розильды это было важно, но, полагаю, она бы делала это и без его поддержки.
Она не может говорить, но с отцом ей удалось сблизиться больше, чем мне. Иногда меня это терзало, и в то же время я радовался за нее. Возможно, Розильда нуждается в отце даже сильней, чем я.
Знаешь, Берта, я думаю, моя сестренка сможет многого добиться в жизни, даже если так и останется немой. А вот со мной все гораздо хуже. Я обречен до самой смерти бродить по нашему старому замку. А когда умру, то стану призраком. Я говорю это не для того, чтобы ты меня пожалела. Вообще-то я хотел пошутить. Просто иногда я чувствую, что мне, наверное, суждено превратиться в какое-то жуткое привидение.
Но хватит об этом! Я не хочу перед тобой паясничать. На самом деле мне сейчас совсем не до шуток. Мне очень грустно. Я ужасно растерян, невероятно смущен и лишь чуточку счастлив.
Не знаю, как много я осмелюсь тебе сказать, но, во всяком случае лгать я не буду.
Знаешь, Берта, на что я надеялся?
Нет, конечно, – этого никто не может знать.
Но с тех самых пор, как вы с Карлом появились в Замке Роз, мне так рисовалась моя жизнь: однажды я сумею почувствовать к Берте то же, что чувствую к Карлу. Иными словами, влюблюсь в нее. (И поверь мне, я много раз был к этому близок.) И Берта, втайне питавшая ко мне такие же нежные чувства, пойдет мне навстречу, ответит на мой призыв. Мы соединим наши судьбы и будем жить в любви и согласии до конца наших дней.
Но теперь я потерял надежду на это счастье.
Напротив, я оказался на дне преисподней и должен навсегда забыть о любви. Я расскажу тебе, почему.
Это случилось несколько дней назад.
Вышло так, что я – совершенно не намеренно! – поцеловал запястье у человека, которого люблю. Клянусь, я не собирался этого делать. Это было выражением братской нежности, не более того. Мы, Стеншерна, по-старомодному сентиментальны. И меня всегда умиляли эти изящные запястья с голубыми прожилками вен, которые так редко видны у мужчин.
Но когда я почувствовал биение пульса под этой кожей, гладкой, как шелк, в моих губах словно зажегся огонь, и поцелуй превратился в страстное признание в любви. Я испугался и тотчас отпрянул. Не думаю, что тот, кого я поцеловал, что-либо заметил. Это длилось всего лишь мгновение.
Но в это мгновение решилась моя судьба.
Я понял, что никогда не смогу просить твоей руки. Я уже отдал свое сердце, безвозвратно и безнадежно. Однако не женщине – а Карлу, твоему брату. Но не волнуйся, Карл ничего об этом не знает. И не должен узнать. Ни от меня, ни от тебя. Я целиком полагаюсь на твою деликатность.
Наверное, в своей откровенности я слишком эгоистичен и жесток. Может, я должен был пощадить тебя и сохранить все в тайне? Не знаю, правильно ли я поступил. Только ты можешь это решить.
Но ты совсем не обязана мне отвечать. Если тебе это тяжело – не пиши. Забудь обо всем. Я тебя пойму. Я никому не хочу причинять страданий, да и сам не смог бы ответить на подобное признание.
