Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле - Драгунский Виктор Юзефович (книги онлайн полные .TXT) 📗
Потом они с дедушкой Васей поженились. Потом случилась революция. Он стал правительственным шофером – и им дали жилье в этом самом доме. Правда, всего одну комнату.
В подвале.
То есть мечты сбываются. Но – наполовину.
Мы с ребятами сначала катались на великах, а потом садились на скамеечки вокруг фонтана, отдохнуть и поговорить.
Разговаривали про всё на свете. Но в ос новном про войну (какой маршал был главнее) и про девчонок (какие они все дуры).
И еще, конечно, про почтовые марки. Тогда почти каждый мальчишка собирал коллекцию марок. Ребята все время менялись марками. Марки далеких заморских стран считались самыми ценными. В рассказе «Он живой и светится»
Мишка говорит Дениске, что за игрушечный самосвал даст ему «одну Гватемалу и два Барбадоса». Это значит – марки этих стран.
Про девчонок и про марки – это нормальный разговор, а про маршалов – это было, наверное, только в нашем дворе. Потому что у нас в доме жило самое маленькое шесть маршалов. А может, и больше.
Когда мы только приехали в этот дом и я в первый раз вышел во двор, ко мне подошел какой-то мальчик. Мы познакомились, и он спросил:
– А у тебя дедушка кто?
– Шофер, – сказал я.
– А у меня маршал, – сказал он.
Я подумал – почему он спросил про дедушку? Ведь ребята всегда хвастаются папами. Потом я понял. Потому что папа у него, наверное, был обыкновенный. Инженер или врач, а если военный, то – вполне возможно – майор или подполковник, всего-навсего. А мой папа тогда еще не был писателем, а был артистом эстрады.
Вот, например, сказал бы он про своего папу: «Мой папа инженер».
А я бы сказал: «А мой папа артист!»
Вот это да! То есть мой папа оказался бы главнее. Поэтому он решил бить без промаха – дедушкой-маршалом. Один-ноль.
Я несколько раз приходил в гости к моим дворовым товарищам, которые были внуками маршалов.
Там были бескрайние квартиры со стеклянными дверями. С мраморными каминами и малиновыми коврами, на которых хватало места для игрушечной железной дороги. В углу стояли большие часы с маятником и гирями.
– А гири золотые? – спросил я один раз.
– А ты как думал! – ответил мой приятель.
Я сразу понял, что гири в крайнем случае позолоченные.
Но странное дело, я совсем не завидовал ребятам, которые жили на верхних этажах нашего дома.
Смешно сказать, один раз они мне позавидовали.
Папа купил машину, голубую «Волгу» самого первого выпуска, со звездой на радиаторе и оленем на капоте.
Все маршальско-министерские внуки собрались вокруг и цокали языками: «Это ваша машина? Уй-ты! Собственная? Здо?ровская какая!»
Их дедушек возили служебные «ЗИСы» и «ЗИМы» – это как сейчас «Роллс-ройсы» и «Бентли». Огромные, черные, сверкающие никелем, с дополнительными желтыми фарами, которые были привинчены к переднему бамперу. Номера были в серебристой рамке. Это были особые знаки: номер в рамке и желтые фары – значит, машина «правительственная», и милиционеры на улице отдавали ей честь.
Так что легковая машина не могла удивить ребят с нашего двора. Но – собственная! «Во дает! – повторяли они. – Собственная!» Наверное, они чувствовали разницу со служебной машиной. Выгонят с работы и машину отберут, а собственная – совсем другое дело.
Машина правда была здоровская. Светло-голубая. С серыми дерматиновыми сиденьями. Отовсюду торчали бежевые пластмассовые ручки, как на радиоприемнике. Приемник тоже был, кстати. С пятью клавишами – чтобы сразу включить любимую радиостанцию. А какой спидометр! Не то что на «Победе», где-то сбоку, круглый, как будильник. Нет, на «Волге» спидометр был полупрозрачный и стоял прямо перед глазами водителя. Колеса были с никелированными колпаками, в них отражался наш двор и я посередине компании ребят.
Папа с мамой вышли из подъезда. Папа сел за руль, мама рядом. А я устроился сзади. Там были такие мягкие поручни, приделанные к спинке переднего сиденья. Я стоял, держась за эти поручни, как яхтсмен за канаты. Машина тронулась, мы выехали со двора.
Какой был прекрасный запах у новой машины – свежая краска, дерматин, резина – до сих пор помню. Запах новизны и силы. Даже номер машины помню, представьте себе – «ЭК 90–18».
Значит, мы сидели на лавочках и рассуждали о маршалах. Выходило, что всех главнее маршал Жуков.
Это никому не было обидно. Тем более что маршал Жуков тоже когда-то жил в этом доме, а потом уехал. То есть «его уехали, понял?» – сказал один мальчик. Я понял.
И вот один раз мы так сидели, побросав велосипеды на землю, – и вдруг кто-то из ребят сказал:
– Уй-ты! Жуков приехал!
– Где?
– Да вон, вон! У подъезда!
Жуков был в обыкновенном пальто. Стоял и разговаривал с каким-то человеком в генеральской шинели. А может быть, и в маршальской.
Мы тут же сели на велики и стали кататься вокруг. Доезжали до него, делали разворот, отъезжали и возвращались снова. А сами смотрели на него во все глаза.
Потом он ушел. Мы снова сели на лавочку.
– А почему он в штатском? – спросил я.
– Ты что, не знаешь? – ответил мне кто-то из ребят. – Его Хрущ из армии выгнал! – и шепотом: – Хрущ его забоялся.
Хрущ – это Никита Сергеевич Хрущёв, премьер-министр и руководитель коммунистической партии. То есть самый главный человек в СССР.
Хрущев тоже был прописан в нашем доме. Но жил, конечно, на даче. То есть в загородной резиденции.
Его жена, Нина Петровна Хрущёва, тоже была прописана здесь. И состояла на учете в домовой партийной организации – как домохозяйка. Вместе с работниками домоуправления – то есть дворниками, водопроводчиками, электриками. А также вместе с пенсионерами и другими домохозяйками.
Жена премьер-министра ведь не работала, не ходила на службу. Но она была членом коммунистической партии, а каждый коммунист должен состоять в партийной организации. А в партийной организации у каждого было партийное поручение. У Нины Петровны поручение было – политинформация. То есть рассказывать работникам домоуправления о важных событиях в стране и в мире.
И вот примерно два раза в месяц она приезжала к нам в дом.
Ее машина останавливалась на улице, хотя обычно машины въезжали во двор – и черные служебные машины маршалов и министров, и голубая «Волга» моего папы. Но Нина Петровна оставляла машину и пешком шла через двор в небольшую пристройку, где было домоуправление. Там была большая комната с плакатами и портретами, которая называлась «красный уголок». В этом «красном уголке» Нина Петровна выступала перед электриками и пенсионерами.
Я отлично ее помню – седую, в синем платье в цветочек, как она идет по двору с сумкой, а из сумки торчит газета «Пра вда».
Домработниц во дворе звали по именам хозяев. Были Надька Конева, Машка Рокоссовская, Нинка Косыгина и так далее.
Они выходили на черный ход полузгать семечки и порассказать о капризах хозяек. Капризы были, например, такие:
– Я ей ночные рубашки постирала, погладила, несу. А она мне говорит: «Безобразие! Только грязь развела! Перестирать немедленно!» Я молча забираю, в кухню несу, часа через два водичкой сверху побрызгаю, подглажу. Принесу. Она довольна я такая: «Вот! Теперь другое дело!» Все подруги-домработницы начинали хохотать и что-то такое же рассказывать. Было похоже на народную сказку – про глупую барыню и хитрую служанку.
