Там, вдали, за рекой (с илл.) - Коринец Юрий Иосифович (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
— А как он рассказывает о Полярном человеке? А? А об этой штуке? А про этвас? Да что там говорить! Подробности не имеют значения! Хотя всё дело именно в них! Именно в них! Я никогда не умел так рассказывать…
— Но ты рассказал прекрасно! — Мама подняла руку. — Давайте споём!
— Давайте споём! — крикнул папа. — И выпьем! За великого рассказчика! И за курорт!
No pasaran!
Итак, мы остались одни… Дядя уехал! Мы проводили его до платформы в Мамонтовке. До Москвы он поехал вместе с друзьями, а уж дальше — в Испанию — он поехал один. Как он там дальше поехал, я не знаю — об этом он ничего не сказал.
Провожали мы его хорошо. Поздно ночью шли мы лесом на станцию к последнему поезду. По дороге мы пели старые революционные песни: «Смело, товарищи, в ногу!», и «Беснуйтесь, тираны!», и «Наш паровоз, вперёд лети!», и «Колодники»… И ещё другие песни.
А ещё мы стреляли. Все стреляли. Даже мама. И я тоже стрелял. Только бабушка не стреляла, потому что она старенькая и не умеет стрелять. И потому, что она не ходила на станцию.
А стреляли мы вот как.
Когда мы шли через лес на станцию, светила луна, было очень светло и тихо. Мы шли по безлюдной дороге и пели, и смотрели на звёзды и на луну, и вдруг я увидел на дереве змея. Маленького бумажного змея на дереве! Я его первый увидел. Он висел высоко-высоко, над самой дорогой, на верхушке сухого дерева. Со мной была винтовка, и я сказал:
— Надо этого змея сшибить!
И дядя сказал:
— Сшиби!
Я прицелился и выстрелил. Но в змея я не попал. Чего уж там врать — не попал, да и всё! Мне просто не повезло.
А Ломидзе сказал:
— Сейчас я его тебе сшибу! — и достал из кармана револьвер.
Мама сказала:
— Бросьте! Как вам не стыдно! Действительно, дети!
А Ломидзе сказал:
— Тряхнём стариной! Становись!
И папа тоже сказал:
— Тряхнём! Подробности не имеют значения!
И тут все достали оружие и стали палить в этого змея. Такая пальба поднялась! Как на войне! Вот было здорово! Змей так и дёргался от каждого выстрела на верёвке — на своём хвосте, — но не падал.
— Ну-ка, Мария, теперь ты! — сказал дядя.
И мама сказала:
— Ну, так и быть! Чтобы вы успокоились!
Дядя дал маме свой браунинг, мама прицелилась и выстрелила — и змей слетел! Потому что мама попала прямо в хвост — в тоненький верёвочный хвостик — и срезала его пулей.
— Вот как надо стрелять! — сказала мама.
Дядя обнял маму и сказал:
— Раскрасавица ты моя! Ворошиловский стрелок!
А Ломидзе поцеловал маме руку.
Я радовался больше всех. Я никогда не думал, что мама так хорошо стреляет! Вот это мама! Молодец моя мама!
Я поднял этого змея, всего изрешеченного пулями, и взял его с собой на память.
Вот как я провожал дядю. Эти проводы я запомнил на всю жизнь. Я вообще хорошо запомнил всё это лето. Потому что оно было особенное.
Жили мы в это лето спокойно. Когда дяди долго не было, у нас всегда было спокойно. Никаких приключений не было. Всё шло своим чередом. Но это только так, внешне. А внутренне мы все чувствовали себя очень неспокойно. Даже Чанг. Чанг стал нервным, он плохо слушался, а иногда принимался выть по ночам, как настоящий волк. Он переживал разлуку с дядей. Мы все переживали эту разлуку.
Каждое утро я бегал на станцию за газетами. Никогда я не читал столько газет! Читал я их, в основном, с бабушкой. Бабушка всегда любила читать газеты, а с тех пор как дядя уехал в Испанию, бабушка читала их день и ночь. Мы всё искали с бабушкой что-нибудь про дядю. Но про дядю ничего не писали. А про других писали — про бойцов Интернациональных бригад. Про таких же революционеров, как мой дядя и его друзья. Это были настоящие герои. До сих пор я помню их имена — Листер, Лукач, Миаха. Бойцы Интербригад приехали в Испанию со всего мира — помогать испанскому народу. Многие из них пробирались в Испанию на свой страх и риск, в одиночку. Они добирались тайком до Франции — кто в пароходном трюме, кто в товарном вагоне, кто как, — а из Франции уже переходили в Испанию через границу. Но всё-таки их было мало. И оружия им не хватало. А фашистов было больше. И оружия у них было больше. Фашистам помогали Гитлер и Муссолини — они посылали в Испанию войска, танки, самолёты. Всё больше самолётов, всё больше танков, всё больше войск. Они делали это сначала тайком, а потом и открыто. Они совсем обнаглели! Они заливали кровью испанские города, убивали мирных жителей и детей. Они рвались к столице Испании — Мадриду. Обстановка в Испании была очень тревожной. «NO PASARAN!» — говорили в Испании. Это такой лозунг. Это значит: «Они не пройдут!» Не только в Испании так говорили — так весь мир говорил. Все честные люди.
И всё же им удалось пройти. В те годы им удалось. Им удалось в Испании и в других странах. Потому что многие им помогали. А многие, которые не помогали, смотрели на них сквозь пальцы, то есть не вмешивались. Они до тех пор не вмешивались, пока фашисты не заняли почти всю Европу. Это было всё очень страшно!
Они даже к нам сунулись! Даже к нам! Но у нас фашисты нашли свой конец! Мы им дали, этим фашистам! Мы им так дали, что они не собрали костей! И тогда настал День Победы.
Когда я сейчас вспоминаю День Победы, я всегда думаю: как жаль, что дядя не дожил до этого дня! Вот бы он обрадовался! Мало сказать — обрадовался! Это было бы для него нечто большее, чем просто радость. Это было бы этвас, настоящее этвас! Но мой дядя не дожил. Уж так получилось.
Дальние поезда
Я сидел в комнате и рисовал. Ветви яблонь скребли в окна дачи, дул ветер, и было холодно. А ещё было слышно, как падали яблоки — они глухо ударялись о землю и звонко о крышу. Бабушка грелась у печки и вязала носки, мама писала статью, а Чанг спал, свернувшись клубком на подстилке. А я рисовал. Я всегда рисовал в плохую погоду.
Я рисовал Испанию: яркое солнце, яркое небо, яркие горы и яркие апельсиновые рощи с оранжевыми апельсинами. И войну. Я рисовал атаку республиканских войск, и бегущих фашистов, и воздушный бой в синем безоблачном небе. Всё у меня получалось неплохо, только не получался дядя. Я хотел нарисовать дядю, но дядя не получался похожим… Немножко был он похожим, но всё же не очень похожим…
В печке трещали дрова, а в трубе завывал ветер. Вся дача гудела от ветра.
— Пойди посмотри… — сказала мама. — Там кто-то пришёл…
— Это ветер, — сказала бабушка.
— Там кто-то вытирает ноги! — сказала мама.
— Это ветер вытирает ноги! — засмеялся я. — Осень…
И вдруг меня осенило:
— Дом слышит шум и шорох на пороге, ах, это осень вытирает ноги… Ну как? — спросил я. — Это стихи!
— Прекрасно! — сказала мама. — Ты запиши…
Я взял чистый листок, но тут вскочил и залаял Чанг. В дверь постучали.
— Да, да! — сказала мама. — Войдите!
Я схватил Чанга за ошейник, дверь открылась, и в комнату вошёл человек.
Человек был похож на лётчика. В те годы лётчики были очень популярны. В газетах писали не только про Испанию — много писали про лётчиков. Про Чкалова, про Громова, про Коккинаки. Они летали через Северный полюс в Америку. И поднимались в стратосферу. Выше всех! Они гремели на весь мир, наши лётчики.
Я сразу узнал в этом человеке лётчика. Он был в обыкновенной кепке, но в кожаной куртке с «молниями» и в сапогах… Он был похож на Чкалова: такое же суровое лицо с глубокими складками возле рта, с прямым носом и крутым подбородком. Он сразу понравился мне своей улыбкой.
— Поди отыщи вас! — сказал он. — Я от Феденко, Петра Ивановича! По-моему, я не ошибся?
— Боже мой! — прошептала мама.
Она вскочила и стояла бледная как полотно, прижимая руки к груди. Бабушка тоже вскочила, выронив спицы…
— Боже мой! — повторила мама. — Но вы садитесь, садитесь… Хотите чаю?
— Прошу меня извинить! — сказал человек. — Я очень спешу… Я вас так долго искал. Я привёз письмо. — Он сел, достал из куртки письмо.
