Притворяясь мертвым - Каста Стефан (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗

Иногда по ночам в моих мечтах — только Туве. Я всегда вижу ее на каменном крыльце в потоке солнечных лучей. Подхожу ближе — и вижу, что это не Туве. Это лиса.

Зверь в мягкой рыжей шубе лежит на камне, освещенном солнцем. Кажется, что лиса спит. Тело вытянуто в расслабленной позе, так иногда любят спать кошки. Словно лиса расплескала свой огненный мех по камню.

Я осторожно приближаюсь. Я не хочу разбудить ее. Не раньше, чем я подойду.

Глаза лисы закрыты. Я рассматриваю уши, торчащие треугольными парусами. Прислушиваюсь, действительно ли она спит. Мне известно, что лисы — крайне бдительные животные.

Я осторожно переставляю ногу, затем повторяю движение другой ногой. Жду, рассматриваю спящее животное.

Странно, неужели это ты? Впрочем, если бы это была не ты, я бы не находился здесь. Я узнаю твой аромат, твою волшебную притягательность. Ты все так же недостижима, самостоятельна и независима, как и рыжая лиса в лучах солнечного света. Не то что я: вечно смотрю на тебя, спрашиваю, что ты любишь, стараюсь сделать для тебя все, что ты хочешь. Ты никогда не спрашиваешь, что люблю я.

Я подхожу совсем близко. Присаживаюсь на корточки рядом с лисой, спящей на теплом камне. Она все так же не двигается. Я медлю. Набираюсь мужества. Рано или поздно это должно произойти.

— Туве, — шепчу я. — Это я, Ким.

Лиса не реагирует. Я повторяю свои слова немного громче. Никакой реакции. Кажется, до нее не достучаться.

Я поднимаю руку и осторожно провожу ладонью по меху: по спине и по густому хвосту. Чувствую, как меня бросает в пот, тело словно коченеет, потому что моя рука стирает лису. Она исчезает, словно была тенью, созданной солнцем. Я смотрю на пустой камень перед собой.

Опускаю взгляд на свою руку. Та словно краснеет изнутри. Да, теперь я ясно вижу, как огненно-рыжий лисий цвет распространяется по руке. Красный цвет!

Филип, мой друг!

Теперь я знаю, что ты сказал правду. Мир — лишь отражение, все, что мы делаем, — лишь игра света. Цвета — это фальшивое преломление солнечных лучей, отражение в зеркале земной жизни.

Что же движет всем этим, что заставляет зеркало работать? Какая сила собирает нас по винтику и заставляет двигаться, думать, говорить и делать разные вещи? (Иногда очень жестокие вещи, Филип, если винтики закручены слишком туго!)

Я не знаю. Интересно, а знаешь ли ты? Ответил ли ты на мои вопросы? Одно время я думал, что ты ответил. Раньше я верил всему, что ты говорил.

Теперь я не знаю. Это больше не важно.

Теперь все иначе. Жизнь продолжается, так и должно быть. Иного не дано. Пока мы отражаемся, мы должны играть в эту игру.

Моя роль трудна. Слишком трудна. Потребуется время, чтобы отыскать способ разобраться в ней. Чтобы жить дальше. Мне нужно усвоить пережитое. Это должно меня закалить.

Возможно, я должен дать сдачи. Мне известно, что ты знаешь это. Вы все это понимаете. Так и должно быть. Поскольку я живу, я должен реагировать. Я не знаю как.

Я пробую различные способы.

Как бы ты поступил на моем месте, Филип?

Я доедаю остатки мороженого. Выпрямляю спину и оглядываюсь. В зале действительно много народа. Подростки и отдельные взрослые с детьми. Некоторых я узнаю, но никого не знаю. Я оставляю салфетки и коробку от картофеля фри на подносе на столе, поскольку бак для мусора переполнен.

Замечаю, что за мной наблюдают. Темноволосый парень за прилавком пялился на меня с тех пор, как я вошел. Я вырываю исписанный листок из блокнота. Комкаю бумагу в шар и достаю красную зажигалку. Бумага вспыхивает, и я кладу ее в пустую вазочку из-под мороженого. Поднимаюсь со своего места и, держа вазочку с горящей бумагой в руке, направляюсь к выходу. Слышу, как парень выскакивает из-за стойки. Позади него хлопает крышка прилавка.

Я ускоряю шаг, подхожу к мусорному баку. Нажимаю на крышку, открываю его и бросаю внутрь горящую вазочку.

— Какого черта ты тут придумал? — кричит парень и бросается к баку.

В дверях я оборачиваюсь. Из бака валит черный дым. Кто-то подбегает к нему с огнетушителем.

Я ухожу.

Я пытаюсь обобщить, разобраться в том, что мне известно. Обдумываю произошедшее. Взвешиваю на разных чашах весов, чтобы понять, как соотносятся разные вещи. Что жизненно важно, а что — ерунда. Я предварительно сортирую, подчищаю. От этого я не становлюсь умнее, во всяком случае, не намного. Наконец я замечаю, что кто-то настойчиво требует моего внимания. Это Кристин.

— Съешь еще одного рака, Ким, — повторяет она, подвигая ко мне большую миску. Я возвращаюсь к действительности, к тихому празднику открытия сезона ловли раков на троих в нашем пряничном домике. Смотрю на красных животных, плавающих в коричневом отваре среди веточек укропа. Качаю головой. Больше не могу. На моей тарелке — гора очистков. В голове крутится навязчивая мысль о съеденных мною раках. Недавно они были целыми: с тонкими ножками, длинными изящными усиками, мощными клешнями и мускулистыми хвостами. Теперь от них осталось безнадежное месиво из разгрызенных лапок, раздробленных спинок и выеденных хвостов.

Как же легко разрушить жизнь! Разломать нечто живое. И насколько невозможно снова собрать его! Никому не под силу собрать из этих кусочков нового рака. Мы можем построить модели корабля, самолета или автомобилей. Но мы не в состоянии собрать нечто живое. Кто же создал живых существ, с самого начала?

Я не знаю. Как мне узнать об этом?

Джим склоняется над столом. Он изучает содержимое миски в поисках добычи, вылавливает рака, переворачивает его и смотрит под хвост.

— Самец, — говорит он разочарованно. — Что ему теперь делать со всеми этими самками?

— Может, отпустить их обратно в Миссисипи? — предлагаю я.

Джим подносит рака ко рту, как губную гармошку, и резко всасывает отвар. Булькающий звук волной проносится по кухне. Мы с Кристин переглядываемся и смеемся.

— Вряд ли еще кто-то кроме тебя, Джим, так душевно ест раков, — говорю я.

Он кивает. Кладет рака на тарелку и разламывает клешню.

— Знаешь, что означает «Миссисипи»? — спрашивает он.

— Понятия не имею.

— Это сердитая тетка — Миссис Сипи.

— Кто-нибудь желает еще тостов?

Мы с Джимом качаем головами.

Кристин начинает убирать со стола. Я замечаю, что она в хорошем настроении.

— Это правда? — спрашиваю я.

Джим хохочет. Отхлебывает пива и насмешливо смотрит на меня.

— Вот ты и попался!

Я киваю. Миссис Сипи заставляет меня вспомнить то, о чем я давно собирался спросить Джима.

— Та девочка во Вьетнаме, которую зовут как меня, ну ту, которую обожгло напалмом, что случилось с ней потом?

Джим смотрит на меня, словно удивившись ассоциациям в моем мозгу.

— Сейчас она живет в Канаде, вышла замуж и имеет много детей.

— Да, я знаю. Ты рассказывал. Но как она справилась со своими воспоминаниями о войне и смогла жить дальше?

Некоторое время Джим сидит молча. Задумчиво грызет раковую лапку.

— Она всех простила. Она даже встречалась с офицером, отдавшим приказ бомбить ее деревню, и обняла его. Эта фотография обошла все газеты.

— Неужели правда? — удивляется Кристин.

— Ну да, — отвечает Джим. — Нам трудно понять. Вернувшись во Вьетнам, я никогда не сталкивался с ненавистью. Наоборот. Люди подходили и здоровались со мной: «Привет, Джим!» — говорили они, и казалось, они очень рады снова меня видеть. Я знаю, что это не вся правда. Во Вьетнаме также много ненависти. Но я считаю, нам есть чему у них поучиться. Нужно помириться со своими врагами.

Я слушаю. Джим продолжает.

— Я думаю, если ты настолько силен, что можешь простить врагов, ты способен заставить их развернуть свое оружие. Прощение — это очень активное действие. Только ты решаешь, что их нужно простить. Ким вот решила.

Становится тихо. Кристин смотрит на меня.

— Примерно тому же мы учим в садике, — говорит она.