Битвы по средам - Шмидт Гэри (читать книги онлайн без txt) 📗
За три секунды.
Сам я всего не видел, потому что снег пошёл гуще и лепил прямо в лицо.
Но, как мне потом рассказали, выглядело это так.
Я дошёл до перекрёстка. Брат Дуга Свитека и другие кандидаты в колонию ждали на другой стороне улицы. Стояли плотно, по-военному, сомкнув ряды. Они уже прицелились: левая рука вытянута вперёд и указывает на цель, то есть на меня, а в правой руке у каждого снежок — огромный, как шар для боулинга. Фонари на улице уже горели, их желтоватый свет прорезал серую сумеречную мглу и падал на блестящие, обледенелые бока снежков.
Во всяком случае, надеюсь, что снежки казались жёлтыми именно из-за фонарей.
Думаю, на оценку ситуации у меня ушла секунда.
В следующую секунду допотопный двигатель школьного автобуса затрещал, точно пулемёт, и автобус боком заскользил к перекрёстку. На красный свет. Его зад проехал мимо меня, вертясь то так, то эдак, я успел заметить в окне лицо Данни. Испуганное, но счастливое. На следующий день он мне рассказал, что в жизни не слышал, чтоб водитель школьного автобуса так матерился.
Подтверждаю, я тоже краем уха кое-что расслышал. Хотя водитель — женщина, между прочим.
Тут наступила третья секунда. Я отвернулся от автобуса — посмотреть, что делают брат Дуга Свитека и его преступная шайка. Но не успел. Потому что автобус вынесло на зебру, а по ней, уже посреди улицы, ни на кого не глядя, замотав шарфом уши и голову, потому что берегла от влаги свои южнокалифорнийские волосы, шла моя сестра.
Шла на час позже, потому что тоже сдавала тесты.
Я бросился вперёд.
Помню, заскрежетали тормоза, кто-то закричал: «Мистер Вудвуд!», а сестра закричала: «Ой!», потому что я врезался в неё с разбегу и успел отпихнуть в сторону из-под скользящей махины автобуса.
Помню, как она откатилась в сугроб у тротуара, но это я видел уже не боковым зрением, а сверху, метров с полутора, так как в этот миг меня задел задний бампер автобуса — задел как раз то место, на котором Ариэль носил перья, — и дальше я пересекал Ли-авеню уже по воздуху.
Приземлился я в сугроб возле булочной Гольдмана.
Открыв глаза, я увидел лицо сестры. Лицо мистера Гольдмана. И, чуть дальше, лица брата Дуга Свитека и его дружков. Ещё лицо женщины — водителя автобуса. И лицо Данни. Лицо мистера Гвареччи. Ближе всего — лицо миссис Бейкер. Она приподняла мою голову.
— Холлинг, болит что-нибудь? — спросила она.
— Другая часть тела. Не та, которую вы держите.
Сестра заплакала.
Да-да, по-настоящему.
— Холлинг, — сказала она, — ты спас мне жизнь.
— Не драматизируйте, это лишнее, — остановила её миссис Бейкер. — Подставьте руки, чтобы голова у него не лежала на снегу, а я подгоню машину.
Становилось холодно. Мой пот в утеплённом бельё постепенно превращался в лёд. Я заёрзал.
— Вроде ничего, двигаюсь.
— Срочно надо в больницу, — сказал мистер Гвареччи. — Нас отвезёт миссис Бейкер. А пальцами на ногах шевелить можешь?
Ну разумеется, нет! Как шевелить пальцами в толстенных шерстяных носках?
— Нет. Но со мной всё в порядке.
Подъехала миссис Бейкер.
— Помогите ему сесть в машину, — велела она брату Дуга Свитека. — И вы помогайте, — скомандовала она остальным малолетним кандидатам в колонию.
Они окружили меня плотным кольцом.
— Миссис Бейкер! — взмолился я.
— Спокойствие, — произнесла она.
И брат Дуга Свитека со товарищи дружно подняли меня из сугроба и, аккуратно пройдя по льду, уложили на заднее сиденье машины. Рядом со мной сел мистер Гвареччи. Он придерживал мою голову, хотя болело у меня совсем в другом месте.
На переднее сиденье села сестра, и мы — лёд не лёд — помчались по Ли-авеню к больнице. Притормозили только раз: высадили сестру около нашего дома, чтобы она сообщила маме, куда меня везут. Перекрёстки миссис Бейкер проезжала, не останавливаясь на светофорах, просто непрерывно гудела, и все расступались. Поворачивала резко, и под конец машину всё-таки занесло, так что мы едва не задели крылом подъезд приёмного покоя.
Туда я, прихрамывая, вошёл сам, но мистер Гвареччи вёл меня под руку.
Объясняя, где у меня травма, миссис Бейкер испытывала явные затруднения. Тут ей и Шекспир не помог. В конце концов она сказала «мягкое место», и медсестра понимающе кивнула.
— Вы — отец? — спросила она мистера Гвареччи.
— Я — директор школы.
— А вы, должно быть, его мама? — Медсестра перевела взгляд на миссис Бейкер.
— Я его учительница. Наверно, для точного диагноза нужен рентген таза?
— Я сообщу врачам о ваших диагностических планах, — ответила медсестра. Она явно пошутила. У них ведь свои шутки, похлеще учительских. — В любом случае, прежде чем что-либо предпринять, мы должны пообщаться с его родителями.
Мистер Гвареччи отвёл меня обратно в зал, где люди ждали приёма. Там миссис Бейкер составила рядком три стула и уложила меня со словами:
— Лежите на боку и не шевелитесь. Я позвоню вашему отцу.
Пока она ходила, мистер Гвареччи стянул с меня обувь, чтобы я смог шевелить пальцами, и даже — Бог его ведает где — нашёл одеяло.
Миссис Бейкер вернулась мрачная.
— Ваш отец поговорил с регистрационной сестрой по телефону и дал согласие на все необходимые обследования и процедуры. Он сказал, что, поскольку тут всё под контролем, он не видит необходимости в своём присутствии. Он подъедет, как только освободится.
Поправив на мне одеяло, она села рядом с мистером Гвареччи.
Мы ждали, ждали, ждали… Судя по всему, травма «мягкого места» не требует особо скорой помощи. В приёмный покой привозили куда более серьёзные случаи. Уже совсем стемнело, а мы всё ждали. Пришла медсестра, включила стоявший в углу переносной телевизор. Сначала по экрану побежали полосы, а потом появилось лицо Роберта Кеннеди, который объявил, что непременно выставит свою кандидатуру против действующего президента Линдона Джонсона, потому что военную политику нынешнего правительства терпеть дольше невозможно. Потом заговорил Уолтер Кронкайт, с лицом — серьёзнее некуда, и доложил о последних событиях во Вьетнаме. Показали фотографии: американские солдаты прорубают путь сквозь джунгли; американские солдаты поймали вьетнамского шпиона; американские солдаты стоят возле запасов провианта.
В зале было очень тепло, даже душно, к тому же я лежал под тяжёлым одеялом. Термобельё на мне оттаяло и снова начало греть. Я зевнул.
— Наверно, я сейчас засну, — пробормотал я, чтобы слышала миссис Бейкер.
Но она не ответила. Странно. Я с трудом повернулся — вы когда-нибудь поворачивались только верхней частью тела, потому что с травмой задницы иначе нельзя? — и увидел, что миссис Бейкер стоит у телевизора, прижав руки к лицу Она вглядывалась в картинки, словно искала кого-то знакомого.
Того, о ком тревожится. За кого боится.
Кого любит.
И мы с мистером Гвареччи не стали её больше окликать.
Вскоре за мной пришла медсестра и действительно отвела на рентген таза. Ужасно неудобное и стыдное мероприятие. Вам такое делали? Потом мы снова ждали, и наконец вышел доктор. Он сообщил, что с костями всё в порядке. Что ягодичные мышцы — вот оказывается, как это по-научному называется! — поболят ещё недельку, что синяк сначала побагровеет, потом позеленеет, но это не страшно, потому что там только мягкие ткани. Миссис Бейкер осталась подписывать какие-то бумаги, а мистер Гвареччи сам надел на меня обувь, довёл до машины, уложил на заднее сиденье и укрыл одеялом, которое взял с собой. Чтобы я не простыл. Потом вышла миссис Бейкер. Мистер Гвареччи сел с ней рядом, впереди, и мы поехали домой. Они вместе проводили меня до двери Идеального дома.
— Спасибо большое, что довезли его, — сказала мама. — В такую погоду так трудно вести машину.
И я похромал на кухню, ужинать. Ужинал я теперь стоя.
