Приемная мать - Раннамаа Сильвия (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
В этом было что-то очень тревожное. Что-то настолько необычное, что просто перехватывало дыхание. Когда дежурная учительница стала взволнованно ходить взад и вперед среди столов, предвещая этим возможные неприятности, меня охватило какое-то двойственное чувство. Конечно, не было ничего привлекательного в мысли о том, что я, как не соответствующая требованиям школы-интерната, вскоре опять могу оказаться дома и предстать перед удивленными глазами мачехи, но именно эта грозная опасность укрепляла мою решимость. Будь что будет. Мы так решили. Вместе.
Честно говоря, сам по себе молочный суп не имел для меня никакого значения. В своей жизни я много лет питалась очень скромно, и молочный суп, нередко гораздо жиже здешнего, часто бывал у нас на столе — хорошо, если и его хватало — но то, как мы все вдруг сплотились, очень меня радовало. И плохое оборачивалось хорошим.
Я оглянулась. Анне и Лики стояли у стены и держали в поднятых руках какой-то лоскут, на котором несколько нетвердыми буквами было выведено:
«Просим давать нам калории не в виде молочного супа».
Потом я узнала, что больше всего времени отняло первое слово, потому что в тексте Анне, конечно, было «требуем», а две другие девочки настаивали на «просим». Анне несомненно и одна могла бы справиться с целой группой, не говоря уже о Марелле, но вступилась Лики. Так они и стояли теперь у стены, две наши самые решительные девочки.
Общее дело и такое разное выражение лиц. На лице Анне — гордый вызов и радость победы. А в чуть раскосых глазах Лики едва заметная легкая тень ее обычной естественной улыбки. Но почему-то я ясно чувствовала, что именно эта едва заметная улыбка лучше всего сплачивала нас. Лики стояла на своем месте, и мы все тоже.
И вдруг ко всеобщему удивлению посреди зала появилась наша Сиймсон. Кто и что привело ее сюда, хотя у нее сегодня должен был быть выходной день — никому не известно. Но она была тут.
Даже у Анне дрогнули ресницы. Но тут же ее взгляд стал еще более вызывающим и упрямым. Атмосфера накалялась, как это всегда бывает перед тем, как разразиться грозе.
И тут произошло нечто необычайное. Воспитательница не стала кричать. Она даже не повысила голоса. Наоборот, она говорила тихо, почти шепотом, когда, переходя от стола к столу, время от времени обращалась к девочкам с вопросами. Не получая ответа, она слегка качала головой, словно чего-то не понимала и удивлялась. Так она приблизилась к нашему столу и тихо, как это могла бы сделать мать, обеспокоенная отсутствием аппетита у своего ребенка, спросила, обращаясь к Марью:
— Марью, почему ты не ешь?
До чего мне было жаль мою маленькую, беспомощную подружку. Она не смогла овладеть собой настолько, чтобы ответить хоть что-нибудь. Я ясно видела, как она старалась, как судорожно глотала и как украдкой потянулась дрожащей ручонкой к ложке. Но едва она успела погрузить ложку в суп, как Сассь быстрым движением толкнула ее под локоть так, что обрызгала их обеих.
— Вытри, — только и сказала воспитательница тихим, каким-то очень слабым голосом. Мне показалось, что она больна. Настолько странно она выглядела.
В том же необычном тоне она обратилась и к Весте:
— Почему же ты не кушаешь?
Веста ответила ей как всегда спокойно:
— Говорят, суп сегодня опять пригорел.
Воспитательница подняла брови:
— Говорят? А может быть, и не пригорел. Значит, ты сама в этом не убедилась.
— В этом каждого убеждает его собственный нос, — вставила Анне.
Но воспитательница прервала ее на этот раз тоном, не допускающим возражений:
— Анне Ундла, у т е б я я сейчас ничего не спрашивала. Спокойно дождись своей очереди.
Я заметила, как густо покраснели у Анне лицо и шея, что было для нее совершенно необычным. Воспитательница опять обратилась к Весте:
— Веста Паю, ты мне можешь ответить на один вопрос? Предположим, что кому-то из вашего класса не нравится какой-то предмет, ну, скажем, химия (химию в нашем классе ненавидят все девочки, в особенности Веста). И случилось, что по этому предмету несколько раз подряд получена плохая отметка. Как, по-твоему, быть? Может быть, следует исключить этот предмет из программы, как ты считаешь?
Веста только сощурилась и еще не успела ответить, как опять вмешалась Анне:
— Но это же совсем не то...
— Я уже сказала — подожди своей очереди. Твое мнение я могу прочесть над твоей головой.
И тут же она обратилась ко мне.
— Кадри Ялакас, ты можешь мне сказать, что было у вас на обед вчера?
— Гороховый суп и блинчики с вареньем.
— Вкусные?
— Да...
— А позавчера?
— Картошка, мясной соус, салат из капусты и компот, — вспомнила я.
— Ну и как? Есть можно?
— Да-а. Я... мне...
Я опустила глаза. Не хватало еще, чтобы я призналась, что больше всего люблю ягодные кисели и компоты. Ведь упомянуть об этом именно сейчас было совершенно невозможно.
— А в воскресенье вечером у вас была ватрушка, а днем почти каждая из вас попросила вторую порцию мусса, — продолжала воспитательница. — Интересно, почему тогда вы не выступили с лозунгами и демонстрациями. Думаю, что нашей поварихе, пожилому человеку, у которой от постоянного стояния у плиты опухают ноги, а от кухонного чада развилась астма, было приятно, если бы вы хоть раз, в полном составе, вот как сейчас, пришли в кухню и поблагодарили за вкусную пищу.
В этих словах ни разу не прозвучали обычные для нее насмешливые нотки, а, наоборот, словно бы удивление и раздумье...
Вдруг она наклонилась к Сассь:
— Тийна Сассь! — Пожалуй, впервые в жизни Сассь назвали так официально, полным именем. Сассь надула губы еще до того, как воспитательница заговорила с ней. — Скажи, почему ты сама не ешь и другим не разрешаешь? Ведь у тебя обычно прекрасный аппетит.
Но прежде чем упрямая Сассь успела что-либо ответить, в разговор неожиданно вмешалась Марью.
— А Сассь и не запрещала. Я с а м а не хочу есть. Я вообще никогда не ем молочный суп. И дома не ела.
Ох ты маленький, храбрый друг! Как мужественно ты умеешь сдерживать слезы, хотя они вот-вот готовы затопить тебя! Воспитательница, явно желая успокоить Марью, погладила ее по голове, и сказала:
— Тогда нам с тобой придется сходить к врачу. Если ребенок по утрам не хочет есть и именно молочный суп, значит, с ним что-то не в порядке. Как ты думаешь, Сассь, не сходить ли и тебе к врачу? Может быть, у вас глисты?
Сассь стояла отвернувшись, так что мы видели только ее затылок и мочку маленького уха. Она явно решилась на что-то необыкновенное. А именно — молчать. Но это оказалось свыше ее сил. И она пробормотала:
— Глисты бывают от молока! А у нас тут как в тикесовском работном доме!
И тут произошло сверхнеожиданное. Воспитательница неудержимо засмеялась. Засмеялась, как человек, долго сдерживавший смех. Я заметила усмешку и на лице дежурной учительницы — глядя на Сассь, действительно, трудно было удержаться от смеха. Было что-то невозможно забавное в том, как она стояла, маленькая упрямица, самоуверенная и сердитая, и поглядывала на воспитательницу с таким видом, словно вот-вот готова сказать свое обычное: «чего вы, дураки, смеетесь, ведь я-то знаю...».
Смех воспитательницы, казалось, отразился на всех лицах. Словно теплая вода журчала вокруг нас и понемногу смягчала нашу скованность. Неловкость, царившая во время вопросов учительницы, сменилась чувством облегчения. Послышался шепот и голоса. Воспитательница перестала смеяться и, энергично хлопнув в ладоши, сказала:
— Ну, хорошо! Кто хочет продолжать голодовку — пожалуйста! Только тогда вставайте и уходите. Я не препятствую. Но во всяком случае, от первого до пятого класса все будут кушать. Сейчас же. По крайней мере, хлеб с маслом. Я не могу позволить, чтобы дети начинали рабочий день голодными. Старшие пусть поступают, как находят нужным. Только быстро, мальчики уже ждут у дверей. Может быть, и они задумали забастовку. Когда же мы тогда сможем начать занятия? Ну, марш, марш!