Месяц как взрослая - Труу Сильвия (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Интересно, о чем он сейчас думает? Может, тоже рассуждает, не спросить ли и ему о чем-то? Или вспоминает вечер в темном лесу, когда он сказал: «Силле, знаешь… ты…»
— Скажи, что за человек эта Мерле?
Силле перестала перекатывать камешек и быстро вскинула голову. Неужели это спросил Индрек?
Он смотрел на нее, дожидаясь ответа.
Силле пожала плечами: что она знает о Мерле! Хийе и Мерле только год назад, после слияния параллельных классов, стали учиться с ними.
— Обычная. И нее есть хорошая подружка — Тийю, она уехала с родителями в Карпаты. С другими Мерле водится мало.
— Не знаешь, какие у нее отношения с родителями?
— Никогда не спрашивала, и сама она тоже не говорила. А что?
— Ничего. Не пойму, зачем ей врезать замок в свою комнату. За этим должно стоять что-то серьезное. Ты была у нее дома?
— Нет.
— Жаль. Тогда ты ничего не можешь сказать. Ну ладно, придется выполнить ее просьбу. Если ты и Нийда свободны сегодня, давайте зайдем к ней. Хорошо? Воотеле уже обещал.
Значит, все-таки Мерле не врала. Значит, Индрек действительно подошел к столу из-за Мерле, хотел поговорить с ней, но постеснялся девочек и прежде всего ее, Силле. А потом остановил Мерле на лестнице, и Мерле задавала свои глупые вопросы из чистого торжества. Сперва разрушила квартет, а теперь…
— Ой, ветер дует. Холодно! — вздрогнула Силле. — Забыла кофточку в гардеробе.
Она бросила Индрека на углу улицы и бегом кинулась назад. Нийда и Воотеле следили за божьей коровкой, которая наконец-то взлетела, и не заметили пробежавшую Силле.
26
Силле бежала так, будто за ней гналась нечистая сила.
«Ну вот, получила теперь? — ругала она себя. — Фантазерка. Невесть чего намечтаешь, а потом распускаешь нюни».
Ну, слез-то, конечно, не будет. А жалко. Страшно жалко.
Только вот ведь какое дело: жалко тебе, а другим — радость. Но почему именно другим должно быть больно, а тебе хорошо?
Кое-кто еще и эгоист, оказывается. Ясно! Мама и папа хотели поехать в Крым вместе с дочерью. А ты? Твое желание было для тебя важнее всего, и оно должно было взять верх.
Эгоистка ты. Эгоцентрик.
С Индреком живешь в одном доме с самого рождения. Он твой сосед. Одноклассник. Но тебе, эгоистке, конечно, этого мало. Надо, чтобы он, кроме тебя, ни с каким другим человеком не имел дела.
Как это «ни с каким другим человеком», если речь идет о твоем кровном враге, который рушит все твои начинания, все мечты?
Ну вот, уже и «кровный враг»! Да ты набита эгоизмом! Человек сразу становится для тебя кровным врагом, если он хочет вести свою, а не твою линию. Вот-вот — твоя линия лучше. Вы — первые, передовые. Но — будь честной! — вышла бы ты одна в передовые? Мерле смогла бы. Сегодня она обошла третий квартет, а Лууле и подавно. Но Хийе не смогла бы в одиночку стать первой. Да и Нийда, наверное, тоже… Но все вместе смогли. Вот! В этом и есть смысл твоего квартета. Вместе вы сделаете больше.
Ах, какая новость! Великое дело — Америку открыла.
Но это совсем другое. Душа-то болит не поэтому.
Так тебе и надо! Привыкла, чтобы все было по-твоему. И если что не так, сразу бежать. Ребята ждут сейчас тебя на улице, а ты несешься со всех ног. Выставляешь себя на посмешище.
Силле с ходу остановилась. Надо же, какую грубую ложь сморозила! За кофточкой ринулась! Даже соврать как следует не можешь. Ничего не поделаешь, надо возвращаться, пока Индрек не догадался, что она солгала.
Силле повернулась и медленно пошла назад.
«Ну и странная же, — думала она про себя, качая головой. — Честное слово, странная. Врешь, убегаешь, потом начинаешь выговаривать себе».
Разве ты неженка? Это неважно, что ты единственный ребенок в семье. Ты уже с четвертого класса убираешь свою комнату и моешь полы, а с шестого класса, когда мама зашивалась с работой, готовишь еду. Какая же ты после этого неженка!
И этот Ромео… Ты ему так не говорила. Никому ты не говорила о нем так. Только себе. Но мало ли что человек говорит себе. Неужели нельзя помечтать? Рассказать себе сказку?
Ладно, сказки сказками, но что касается Мерле, то… она самый настоящий враг…
Силле увидела Индрека, который вместе с Нийдой и Воотеле шел ей навстречу. Ноги задрожали, и снова появилось желание убежать. Но она не сделала этого. Даже прибавила шагу. Заметив, что Индрек очень внимательно и пытливо смотрит на нее, она улыбнулась. И еще издали крикнула:
— Вы только подумайте, какая рассеянная! У меня сегодня кофточки-то и не было. Хорошо, а то бы до самой фабрики добежала.
— Ребята хотят пойти к Мерле, — сказала Нийда.
— Счастливого пути! — бросила Силле через плечо ребятам и спросила у Нийды: — Ты рассказала об утренней истории с газетой и о том, как Мерле чуть было не перессорила весь наш квартет?
— Говорила.
Силле взяла Нийду под руку и сказала Индреку и Воотеле:
— Уж простите, но не можем пойти с вами к Мерле.
— Я пойду, — нерешительно проговорила Нийда. — Я обещала Воотеле.
Силле отпустила руку подруги.
— Если так, то конечно, — произнесла она, — идите.
— Может, ты все же передумаешь? — спросил Индрек. — Как же мы без тебя? Всюду вчетвером… Не пойти вроде неудобно, человек же просит помочь. Другого времени у меня просто не будет, ты же знаешь, Силле… А потом можно было бы что-нибудь придумать. Скажем, в кино пойти или в кафе-мороженое…
— Меня Мерле не приглашала, — сказала Силле. — До свидания!
Торопливо, не оглядываясь, она заспешила прочь.
Только в дверях Дома искусств Силле оглянулась. Индрек и Нийда с Воотеле не пошли за ней.
Вошедшему с улицы выставочный зал казался полутемным. В нем, кроме группы грузинских туристов, было всего несколько посетителей: какой-то бородатый молодой человек в очках, женщина с девочкой и престарелая пара.
Силле освободилась от напряжения и направилась к задней стене зала. Тут висели картины Рейбаса «Тихое море» и «Излучина реки». Уже третий раз приходила Силле на эту выставку из-за этих двух акварелей.
Какая необычная вода! Просвечивает до самого дна. Даже песок виден, если вглядеться. Никакой ряби. Хотя вон там вода вроде бы колыхнулась от крыла пролетевшей чайки. Тишина. Безмолвная, безветренная тишина. Покой.
Забыв обо всем, Силле разглядывала в едва различимых желтовато-серых и беловато-голубых тонах море и зеленоватую речную воду. И как же удается человеку нарисовать так воду — всего лишь кисточкой, мокрой акварельной кисточкой. С помощью какого волшебства художник создал эту воду и это небо? Глянешь на этот светящийся простор и кружится голова — такая беспредельность. Хотя знаешь: тут, под этим едва видимым слоем краски, всего-навсего бумага, непросвечивающаяся, плотная белая бумага.
Какой великолепный мастер этот Рейбас! Вот если бы так уметь! Хотя бы только малую малость!
Тогда бы помчалась домой и нашла бы краски. Тогда на первом же занятии художественного кружка сама разложила бы свои работы перед Пророком Муз, без вопросов и напоминаний…
Но для этого надо родиться художником.
Экскурсия подошла к акварелям Рейбаса. Силле повернулась, чтобы уйти, но оказалась лицом к лицу с фабричной художницей.
Юта Пу?рье еще в дверях заметила Силле в глубине зала и подумала, что надо будет отдать ей часть только что купленного в киоске рисовального угля. Но Силле стояла перед картиной как завороженная, и художница тогда не стала мешать ей.
— Нравится Рейбас? — спросила Юта Пурье.
— Особенно вода и небо.
— А самой удается море?
— Мне? — покраснела Силле. — Ну что вы, я бы не смогла, — пробормотала она.
— Надо попытаться. Интереса ради. Не море, так деревья, лес, природу надо писать.
Юта Пурье разрезала ногтем коробку с углем, взяла оттуда несколько палочек, завернула их в бумагу и протянула Силле.
— Можно было бы попробовать что-нибудь ими нарисовать, — сказала она и добавила: — Просто так. А когда будет готово, вместе посмотрим, что получилось.
