Далеко ли до Сайгатки? - Перфильева Анастасия Витальевна (чтение книг TXT) 📗
«Крышу бы над площадкой навесить, можно будет хранить дрова…» — подумала Ольга Васильевна.
Мимо пробежали две девочки с деревянными шайками и полотенцами.
— Разве первые вы? — окликнула их Ольга Васильевна.
— Нет, мы Валентине Ивановне помогать. Там мальчишки вёдра растаскали, а воды не несут!
Ольга Васильевна вышла на улицу. На темнеющих за домами огородах кто-то ухал и взвизгивал. За оградой вдруг взлетела круглая ушанка и пронзительно заверещала коза. Придерживая пальто, Ольга Васильевна перескочила лужу и свернула в проулок. Оттуда тотчас стрельнули к колодцу двое мальчишек с пустыми вёдрами. Через ограду перемахнул третий и, чуть не сбив Ольгу Васильевну с ног, швырнул в небо кепку.
— Голиков! Что с тобой?
Мальчишка встал как вкопанный, пригнув бычком лохматую, давно не стриженную голову.
— А чего?
— Не чего, а что. Что вы здесь делали?
— Сенники в сарае набивали!
— Вам же велели таскать воду.
— А Валентина Ивановна из бани выгнала!
— За что? Видно, не зря тебя Мамаем зовут.
Мальчишка довольно хмыкнул.
— Я Лёшку Красильникова ведром огрел…
— Ну, за это и будешь мыться после всех, один. А за то, что не носишь воду, притащишь пять вёдер лишних и сольёшь в бочку у ворот. Теперь покажи, где и какие вы сенники набивали!
Мамай охотно шмыгнул к сеновалу. Там на земляном полу и правда стояли в ряд большие холщовые мешки. Он подхватил один, тряхнул так, что сено посыпалось из незашитого края.
— Во, видали?
— Видала. Только это не ты набивал. Ты же только что прибежал из огорода.
— А я тоже могу!
— Вот и отлично. Набьёшь как следует все оставшиеся пустые мешки. Понял?
— Вы же велели воду, пять вёдер?.. — растерянно протянул Мамай.
— Да, и воду, и мешки. Мало того: когда сделаешь всё, сходишь с моим поручением в сельпо, по записке возьмёшь мыла и принесёшь мне.
— Уй ты, в сельпо, я мигом! Мне мать на дорогу полсотни отвалила… Давайте записку!
— Нет, сперва натаскай воду и набей мешки. А полсотни сегодня же сдашь мне на хранение, копейка в копейку. Понятно?
Лицо у Мамая сразу вытянулось.
Ольга Васильевна хотела уже повернуться и уйти, как в воротах сеновала появилась вихрастая голова и восторженный мальчишеский голос сообщил:
— Мамай, там дядёк верхом приехал, ух мировой! Сапожищи до колен, сумка на ремне, молоток длиннющий…
Голова скрылась, Мамай ринулся было к воротам. Но Ольга Васильевна проворно загородила ему дорогу.
— Будь любезен, сначала потрудись выполнить назначенное, — сказала не без ехидства.
— А я… и не любезен вовсе! — выпалил ошарашенный Мамай, не найдя более подходящих слов.
— Всего доброго, желаю успеха!
И Ольга Васильевна быстро вышла из сеновала, плотно притворив за собой ворота. Мамай тотчас демонстративно уселся на поваленный пинком ноги сенник. А Ольга Васильевна повернула обратно к школе, на вытоптанной площадке перед которой — она увидела издали — стоял Борис Матвеевич; он держал за поводья Пегого и говорил что-то сбившимся вокруг с полотенцами и узелками девочкам.
— Приехал? — сказала Ольга Васильевна, подходя. — Ну, здравствуй! Как видишь, мы все к вам, на Каму… И вероятно, надолго. Ничего не поделаешь, время такое… — Она сердито и притворно закашляла. — Здоров? Вера Аркадьевна, Варвара?.. Девочки, ступайте мыться, вас там ждут…
Она взяла Бориса Матвеевича за руку и сильно тряхнула её.
— Вера Аркадьевна сейчас в Сарапуле. А Варвара… Вы-то как тут устроились? Не надо ли помочь?
— Пойдём поговорим.
Из бани за школой выскочила распаренная женщина и отчаянно закричала:
— Вода кипит! Чурки кончились! Малыши отмыты! Прикажете приглашать?
— Девочки, мыться! — повторила Ольга Васильевна. — Так вот, дела обстоят так…
Борис Матвеевич привязал Пегого к ограде, и они с Ольгой Васильевной медленно зашагали вдоль улицы.
— Положение под Москвой тяжёлое, знаешь сам из сводок. Часть заводов и учреждений уже эвакуированы. У нас дома пока без перемен. Маруся остаётся в Москве, её институт на месте. Наташа с матерью. Старшеклассники, возможно, всё-таки будут учиться…
— А здесь как, в интернате?
— Поселились в школе. У тебя просим: пришли из Сайгатки всё, что можешь, из хозяйственного инвентаря. Кухню, столовую налаживаем. Начнём занятия, думаю, с пятнадцатого октября, до этого будем помогать колхозу убирать картофель. Теперь дальше. Варваре передашь от матери два письма… Она здорова, надеюсь?
— Мама, видишь ли, Варвара…
— Борис, что с ней?
— Её… Мама, её нет здесь, в Сайгатке!
— Как — нет? — Ольга Васильевна остановилась, побледнев. — Борис, в чём дело?
— Видишь ли, мы решили пока не извещать Марусю. Тебе писать было уже поздно. Пять дней назад Варвара убежала из Сайгатки.
— Убежала?
— Да. Меры все принял. Думаю, что её уже задержали в пути. Вообразила, будто её место в Москве, с Наташей, и сбежала. Ты же её знаешь!
— Знаю. Приятный сюрприз. Весело.
Ольга Васильевна зашагала опять.
— У Сергея Никаноровича тоже… Вадим в Горьком отстал, — помедлив, тихо сказала она. — Весело! Как только что-нибудь узнаешь, немедленно сообщи. Значит, Варвара… Этого ещё нам недоставало! — Ольга Васильевна сгорбилась, но тотчас вскинула плечи. — Ну, Борис, я спешу. Надо ещё в сельсовете побывать, на огородах… Ступай! — Она снова тряхнула ему руку и стремительно пошла вперёд. Седые непокрытые её волосы упрямо разлетались в стороны.
— Мама, спокойнее, я убеждён, Варвара скоро найдётся! — крикнул Борис Матвеевич.
— А ты меня не утешай.
Они возвращаются
Сарапульский банк, сберкасса и почтовое отделение помещались в одном каменном здании недалеко от базарной площади.
Вера Аркадьевна подошла к окошку, подождала, пока телеграфистка допишет квитанцию.
— Будьте так добры, я опять из Сайгатки… Всё ещё не поступало никаких сведений о пропавшей девочке Бурнаевой? — спросила, сдерживая волнение.
— Нету пока ничего. Как сообщат, сразу в сельсовет вам позвоню! — сочувственно ответила телеграфистка.
Вера Аркадьевна устало повернулась, вышла на площадь. Возвращаться в Сайгатку было тяжело. Неужели Варя успела добраться до Москвы? Или случилось что-нибудь?
Вера Аркадьевна стегнула себя кнутом по голенищам грязных, мокрых сапог.
Боярыня стояла у привязи, опустив шею, жевала из торбы овёс. Сыпался мелкий дождь. По пустым базарным лоткам прогуливались вороны. Чей-то громкий голос заставил Веру Аркадьевну поднять голову.
Через площадь, хромая и не разбирая дороги, шагал высокий мужчина в кожаном пальто. Он яростно жевал бороду. За ним по лужам подпрыгивал толстый человечек.
— Хоть зарежьте! — крикнул бородатый и выплюнул бороду. — Хоть зарежьте, не могу. Без аккордеониста — невозможно. А у него тридцать девять и восемь! В госпиталь везти впору. Пианиста бы какого-нибудь достать…
— Товарищ! Дорогой! — лепетал толстяк. — У нас же фронтовики! Концерт — лучшее лекарство!
— Хоть зарежьте!
Оба прошли мимо Веры Аркадьевны, и бородатый, оступившись, окатил её брызгами.
— Поосторожнее, знаете ли… — сказала она, отряхиваясь.
— Гражданочка, извиняемся. — И толстяк снова заскулил: — Для раненых же концерт, поймите вы наконец!
— Хоть зарежьте! — крикнул бородатый и вдруг ударил себя по лбу: — Впрочем, идея! Ваш госпиталь в районе? О деревне Сайгатке что-нибудь слышали? С нами девчушка одна туда пробирается. У неё в Сайгатке дядя, геолог, что ли, и, главное, му-зы-кант! Вот если её к нему доставить и если его упросить… Идея!
Вера Аркадьевна замерла на месте.
— Доставим, — обрадовался толстяк. — И дядю выкопаем! Из-под земли! Украдём! Если надо дедушку, прабабку!.. Говорите, в Сайгатке? Геолог Бурнаев? Так я ж его знаю!
Теперь уже Вера Аркадьевна бросилась за ними вдогонку. Бородатый и толстяк подошли к стоявшему в переулке за углом высокому, похожему на фургон грузовику и захлопали друг друга по плечам. Вера Аркадьевна подбежала тоже. В фургоне были прорезаны два окна. В одном из них стояла девочка. Она старательно наматывала себе на палец прядку стриженых волос и упрямо говорила кому-то внутри фургона:
