Господин Белло и волшебный элексир - Маар Пауль (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Белло помчался навстречу красавице колли. Но не успели они понюхать друг друга, как раздалась грубая команда:
— Адриенна, ко мне! Немедленно!
Собака неохотно побрела к хозяину. Тот поспешно пристегнул поводок к ошейнику и закричал на Белло:
— Прочь отсюда! Проваливай, беспородная тварь! Оставь Адриенну в покое!
Поскольку Белло послушался не сразу, старик нагнулся, набрал горсть камней и начал кидаться в Белло.
— Прочь отсюда! — кричал он.
Я вскочил.
— Отстаньте от моего пса! — крикнул я. — Перестаньте бросать в него камни!
— Так это твой? Тогда, будь любезен, возьми его на поводок! — потребовал старик.
— Ему не нужен поводок. Белло слушается и без него, — ответил я. — Белло, ко мне!
И Белло подошёл, хотя и не сразу.
— Я не знал, что это твоя собака, — сказал старик. — Я думал, что он из бродяжек, и не хотел, чтобы он приставал к Адриенне.
— Адриенна? — переспросил я. — Странное имя.
— У породистых собак всегда особенные имена. Её полное имя Адриенна фон Эшенхайм. Первый помёт, как ты понимаешь.
— Первый помёт? — не понял я.
— Ты, по-видимому, мало смыслишь в собаководстве, — снисходительно заметил хозяин колли. — Когда сучка щенится в первый раз, её первый помёт — помёт «А», все щенки получают имена, начинающиеся на «А»: Аста, Астор или, как у моей собаки, — Адриенна. Второму помёту присваивается буква «Б». Но твой Белло наверняка не из такого помета. Он, скорее всего, был назван Нелло или Зелло. Ну конечно, он ничуть не похож на чистокровного пса, скорее всего, помесь.
— А мне безразлично, — отрезал я. — Это самый лучший пёс, какого я могу себе представить. Пойдём, Белло, нам пора домой.
Белло последовал за мной, но постоянно оборачивался и смотрел на колли. А та рвалась с поводка, и было заметно, что больше всего ей хотелось поиграть с Белло.
И тут меня осенило.
— Белло, когда ты был человеком, то рассказал мне о своей большой любви. Уж не об Адриенне ли шла речь?
Белло грустно поглядел на меня, и я почувствовал, как ему плохо, оттого что он не может говорить. Да я и сам затосковал.
— Если это Адриенна, то у неё тупейший хозяин, — произнёс я вслух. — Не думаю, что ей хорошо живётся.
У аптеки мы встретили фрау Лихтблау, которая направлялась домой.
— Привет, фрау Лихтблау! — крикнул я.
— Ах, Макс, — сказала она тихо и, не взглянув на Белло, вошла в подъезд и поднялась на свой этаж.
— Если бы придумали конкурс на самое печальное лицо в мире, то папе и фрау Лихтблау пришлось бы поделить между собой первое место, — сказал я. — Ты, Белло, получишь второе! А если будешь и впредь ходить повесив голову, то я стану претендентом на третье место. Это вещь заразная, должен тебе сообщить.
Я надеялся, что папино настроение улучшится. Но на следующее утро стало ещё хуже. За завтраком папа сидел молча, подперев голову руками и уставившись в одну точку, он не съел ни кусочка и не прочитал утреннюю газету.
— Я начинаю всерьёз злиться на фрау Лихтблау! — нарушил я молчание.
— Почему же? — спросил папа.
— Потому что из-за неё ты такой грустный, — заявил я. — Что случилось? Расскажи!
Сначала папа долго смотрел на меня. Я подумал, что он не хочет об этом говорить, но он вдруг произнёс:
— Я рассказал ей, что господин Белло раньше был собакой и опять стал ею.
— Ты ей об этом рассказал?! — воскликнул я. — А мне запретил, говорил, что тогда тебе придётся распрощаться с профессией аптекаря!
— Я не забыл, — ответил папа. — Но мне пришлось всё рассказать, иначе ничего не склеивалось.
— И что же? — не выдержал я.
— Она не поверила ни одному моему слову. И вышла из себя от возмущения. Она думает, что я смеюсь над ней, и перестала со мной общаться, — грустно заключил папа. — Вот что меня угнетает. Теперь ты всё знаешь.
Он встал и спустился в аптеку.
«Нельзя допустить, чтобы так продолжалось и дальше, нужно что-то предпринять», — решил я.
Ближе к вечеру, когда фрау Лихтблау вернулась с работы, я поднялся на третий этаж и позвонил. Она открыла дверь и удивилась, увидев меня:
— Макс? Ты ко мне?
Странный вопрос: ведь я позвонил именно в её дверь. Мне так и хотелось ответить: «К кому же ещё?» Но так как я собирался серьёзно поговорить с ней, то решил не дерзить. Она стояла в дверях, не приглашая меня войти.
— Это из-за папы, — начал я.
— Тебя прислал папа? — Она сильно разволновалась. — Он прислал тебя, потому что хочет извиниться? Как мило! И весьма меня радует. Скажи ему…
Я перебил её:
— Ему не за что извиняться. Он вас не обманывал. Вы не верите, что господин Белло раньше был собакой! Но это правда! Вы же сами видели, он опять стал собакой!
— Твой папа послал тебя, чтобы сообщить мне это? — спросила она. — Можешь ему передать: он меня разочаровал. Причём очень сильно.
Она вынула из кармана платок и сделала вид, что хочет высморкаться. Но я заметил, что она плачет и хочет скрыть это от меня.
— Фрау Лихтблау! Вы должны нам верить! — вырвалось у меня.
Она спрятала платок в карман и сказала:
— И то, что ты участвуешь в дурацкой игре, тоже меня огорчает. Тебе лучше уйти!
С этими словами она закрыла дверь перед моим носом.
Репетиция хора
В субботу вечером Штернхайм пришёл на репетицию пораньше. Он надеялся, что фрау Лихтблау тоже придёт, потому что хотел помириться с ней и убедить, что вовсе не собирался её обидеть. Он уже точно решил, что ей скажет.
Фрау Лихтблау в самом деле появилась вскоре после него. Он робко улыбнулся ей, но она отвернулась и присоединилась к группе сопрано, не обратив на него внимания. Штернхайм склонился над нотами. Он не хотел, чтобы все видели, как он огорчён и как сильно задела его холодность фрау Лихтблау.
Господин Эдгар, который всегда первым приходил на репетиции, на этот раз чуть не опоздал. Под мышкой он принёс большую корзину с крышкой. Когда он поставил её на пол и открыл, изумлённые хористы увидели, что там сидят три курицы.
Господин Эдгар наклонился над корзиной и сказал:
— Вы можете выйти и послушать. Сядьте на тот стул и ведите себя тихо, пожалуйста!
Куры вылезли из корзины и, захлопав крыльями, вскочили на стул, который им указал господин Эдгар. Там они и сидели, уютно прижавшись друг к другу.
Господин Эдгар спиной почувствовал удивлённые взгляды, обернулся и сказал:
— Вы, конечно, не будете возражать, если я позволю участвовать в репетиции трём своим курицам. — Он немного смутился и быстро добавил: — Естественно, лишь пассивно, то есть они, конечно, не будут петь. Дело в том, что они удивительно музыкальны, поэтому я решил не лишать их удовольствия послушать ваше пение. Представьте себе, все трое могут даже отличить Бетховена от Моцарта!
— Как вы смогли это выяснить? — спросил кто-то.
— Когда я играю Бетховена, они кивают в такт головами, — объяснил господин Эдгар.
— А когда играете Моцарта?
— Тогда они хлопают крыльями. Я повторил эксперимент несколько раз, и они ни разу не перепутали композиторов. Даже раннего Бетховена, который иногда весьма схож с Моцартом, они отличили. Все трое чётко кивали головами! — гордо заявил он. — Но хватит об этом. Мы начнём с песенки на верхнем нотном листе — «Форель» Франца Шуберта.
Хор запел, господин Эдгар дирижировал, а три курицы, сидевшие на стуле, в такт скребли лапками.
После репетиции господин Эдгар посадил кур в корзинку.
Штернхайм дождался, пока хористы разойдутся, и обратился к приятелю с вопросом:
— Господин Эдгар, не пойдёшь ли ты со мной выпить кружечку пива? Я, во всяком случае, готов!
— К сожалению, сегодня не могу, — бросил тот на ходу. — Мои куры обычно ложатся спать с петухами, как говорится.
