Витька Мураш - победитель всех - Томин Юрий Геннадьевич (книги .txt) 📗
— А чего тут тянуть? Поздравляй, Витек, Людмилу Васильевну…
Людка вскочила и прошлась по комнате, виляя задом, словно артистка. А сама вся сияет. Подошла ко мне и говорит:
— Можешь меня поцеловать, я разрешаю.
Я стою, голова у меня словно котел, а в этом котле будто каша ворочается — ничего не соображаю. Вижу только, что на ногах у Людки новые сапожки.
— Совсем задурили парня, — сказала мать. — Ничего в простоте объяснить не могут. Назначение она получила, будет работать в нашей столовой. А могли бы к черту на рога услать.
— Не то говоришь, мать, не то, — сказал отец. — Дело в том, что человек на ноги стал. Это как второе рождение. Понял, Витек, какой день сегодня у нас?
А я стою и чувствую, что сейчас разревусь. Не ревел ведь никогда, разве в детстве только, да и то не помню. Но тут стало мне так обидно, что пришлось всю свою силу воли истратить, чтобы не зареветь. Не из-за них, из-за себя, из-за того, что я такой дурак и вообразил, будто все только обо мне и думают. Но они не поняли, что у меня сейчас в голове. Ждут, что я скажу. А мне говорить нечего.
— А ты почему такой невеселый сегодня? — спрашивает отец.
Нет, все-таки сила воли у меня есть. Я себя сдержал и говорю совершенно спокойно:
— А чего мне радоваться? Кончила она курсы, а теперь поступила на работу — все нормально.
Отец будто даже обиделся:
— Никак не пойму, что вы за народ! И что это за слово такое — «нормально»? У вас всегда все нормально! Заболел — нормально; выздоровел — нормально; помер — тоже нормально. Поступи хоть раз ненормально — поздравь сестру.
— Поздравляю, — сказал я.
— Ну и ладно… — Отец вздохнул. — Ты, наверное, есть хочешь?
— Не хочу.
— Жаль, жаль. — Лицо у отца стало жутко хитрое. Он мне подмигнул. — А мы тут было собрались… В Приморск поедем, в ресторане будем обедать.
Мать тоже вздохнула, но лицо у нее было довольное.
— Выдумал тоже с этим рестораном… Давайте я вам пирог спеку, не хуже будет, чем в ресторане. Чего там хорошего?
— А ты была в нем когда?
— А хоть бы и не была.
— Вот и пойдем. Не все молодежи по ресторанам ходить. Мы с тобой тоже еще не старые.
— К шести мы как раз успеем, — сказала Людка. — Там в шесть часов музыка начинается.
— А ты откуда знаешь? — спросила мать.
— Они все знают, — сказал отец. — Ну, как, Витек, теперь аппетит есть?
— Я не пойду.
— В ресторан?! — изумился отец.
— В ресторан.
— Почему?
— У нас сегодня собрание.
— Какое собрание?
— Такое. У нас сегодня учебный год закончился.
— Вот елки-моталки, — огорчился отец. — А мы на радостях совсем про тебя забыли.
И тут мне снова захотелось реветь, потому что отец сказал как раз то, о чем я в эту минуту думал. Но и на этот раз я сдержался. Я сунул руку в карман и ущипнул себя за ногу. Мне стало больно, и это помогло.
— Какие отметки-то? — спросила мать.
— Нормальные.
— Тройки есть?
— Нет.
— Витек у нас молодец, — сказал отец. — Обещал — сделал. Ну-ка выйдем, Витек, во двор.
Вышли мы из дома. Отец сел на ступеньку крыльца, закурил. Вид у него был виноватый.
— Ты вот что… — сказал отец. — Ты не очень… Людмила — она постарше тебя… Гляди, скоро замуж выйдет. Знаешь ведь, как теперь молодежь женится: раз, два — и в дамках. И наплюй ты на эти сапожки. Они ей сейчас вот как нужны! У других есть, а она их не хуже. А мы с тобой два мужика и сами знаем, что нам нужно. Обещания своего я не забыл. Тем более что ты свое слово сдержал, а я нет. Но ты, Витек, пойми: мать я в принципе уговорил, но ведь не можем мы пополам разорваться. Ты, конечно, можешь сказать: денег, мол, нет, а сами в ресторан наметились. Так вот, если хочешь знать, то вина я больше не пью. Разве что сегодня, в последний раз. Пускай будет у нас общий праздник. Мать тоже не грех немного побаловать, не все ей у плиты париться. Понял ты меня?
Я его понял. Я видел, что он переживает из-за того, что не сдержал своего слова. А вот меня отец вовсе не понял. Наплевать мне было тогда на мопед. Я обиделся, что они про меня забыли, даже не вспомнили, что у меня сегодня последний день занятий. А от того, что отец начал оправдываться, мне стало обидно и за него тоже. Он так меня уговаривал, будто боялся, что я помру, если мне не купят мопеда.
— А хочешь — не пойдем в ресторан, посидим дома. Дома тоже неплохо.
Но я видел, что ему жутко хочется отвести нас всех в ресторан. Такое было у него настроение — хотелось ему, чтобы всем кругом было хорошо.
— Я не могу, а вы идите, — сказал я.
— Хочешь, я поговорю с Иваном Сергеевичем? Отпустит он тебя.
— Не надо. Очень важное собрание, — сказал я и в третий раз чуть не заревел, потому что собрание я придумал.
Когда они уехали в Приморск, я долго ходил по пустому дому.
Я думал, почему у всех все получается просто, а у меня все время какие-то неприятности.
У Батона, например, отметки в сто раз хуже моих; отец его, дядя Костя, перед Батоном не извиняется — он его просто лупит. А неприятностей у Батона нет. Отряхнется от дяди Костиной трепки и снова ходит веселый.
А Колька, например, говорит в десять раз меньше меня, но слушают его в десять раз лучше. Со мной все время спорят или обижаются.
Дома было тихо и скучно. Мне хотелось, чтобы зашел кто-нибудь — Колька или хоть Батон. Но никто не приходил. Тогда я снова обиделся и решил: даже если придут, никого не пущу.
Я запер дверь на ключ и стал ждать, когда постучат. Так прошло еще часа два. Никто не стучал.
Тогда я лег на кровать и заревел.
НЕТ, ЭТО НЕ РЫБАЛКА!
Колька зашел за мной рано утром, когда у нас все еще спали. Он постучал в окно. Я вылез.
— Мураш, — сказал Колька, — я вчера никак не мог. Мы с отцом квартиру обклеивали. Идем быстрее, ребята уже на берегу. В руках у Кольки были весла, удочка и банка с червями.
— Ты вчера не мог, а я сегодня не могу.
— Не пускают?
— Буду я их спрашивать… — сказал я.
— Тогда непонятно.
— Тебе много чего непонятно!
— Не хочешь, что ли?
— Может, и так.
— Почему?
Я промолчал. Поехать мне, конечно, хотелось, но я все еще злился на всех и на себя тоже.
— Из-за ребят? — спросил Колька.
— Плевать мне на них!
Колька положил на землю весла, удочку и сел на камень.
— Подожду, — сказал он.
— Нечего и ждать, — ответил я. — Без меня обойдетесь. Даже еще лучше будет.
— Мураш, — сказал Колька, — чего ты все время психуешь? Все тебе не нравится. А я ничего не понимаю. Может, я виноват?
— Ты никогда не виноват, — сказал я, а про себя решил, что если Колька еще раз меня позовет, то я пойду.
Колька встал. Он посмотрел на меня, и я впервые увидел у него злое лицо.
— Тогда — на!.. — Колька с размаху пнул ногой банку. Она покатилась, земля вывалилась из нее вместе с червями.
Этого я не ждал. Я даже растерялся. Я стоял и смотрел, как уходит от меня Колька. Шел он не к берегу, а к дому.
— Ты-то чего психуешь? — крикнул я.
Колька не обернулся. И мне показалось, что если я сейчас не сделаю что-нибудь, то останусь один во всем мире.
Я быстро собрал червей, поднял весла и удочку и догнал Кольку.
— Ребята ведь не виноваты… — сказал я.
Колька повернулся ко мне.
— Тебе же на всех наплевать!
— Это еще не известно, — сказал я.
Наташку я увидел издали. Она сидела в лодке на берегу и болтала в воде ногами.
— А ну, слезь с борта, я за тобой нырять не собираюсь!
Я орал справедливо. Мы собирались в море. Это не мальков спасать по лужам. В море все другое — и волны и ветер. А в лодке должен быть один капитан, а не сто.
Наташка, хоть она и вредная, все-таки выросла здесь, у моря, и это хорошо понимала. Она сразу послушалась, села на скамью и затихла.
— Батон, обвяжи два камня, — сказал я.
